Русский кайзер. «Иду на вы!» - Василий Панфилов

Рюген поманил сына чуть подальше от толпы, понимая, что разговор становится серьёзным.

— Продолжай, — приказал он, подойдя к окну.

— А если сделать несколько столиц не во время жестокого кризиса, а заранее? Скажем — одна столица будет у Венедии, вторая — у Унии, третья — уже у Империи. Ну и разумеется — все они будут на территории Венедии, чтобы сохранить единство государства.

— Ага… То есть бюрократы в разных столицах будут волей-неволей противодействовать друг-другу, — медленно заговорил император, поняв суть идеи, — и тем самым будут САМИ искать неправильные и неудачные решения у соперников. Без корпоративной солидарности. Интересно…

Мозг работал на полную, перебирая предложение сына и выискивая недостатки. Были, как не быть… но достоинств больше. Действительно, если чиновничьих иерархий будет аж три, да на сравнительно небольшой территории… Соблазнительно звучит: чиновники во все времена борются за власть, за влияние, за ресурсы и если сделать три столицы, да ещё и Двор отдельно — этаким министерством, причём собирать туда самых-самых — честных, неподкупных и заслуженных чиновников со всех трёх столиц… Получится тогда не просто три столицы и Двор, а соперничающие структуры в виде столиц и этакий Имперский Контроль… Хм… надо продумать.

Постучав пальцами по эфесу шпаги, Владимир постоял так, бездумно глядя в окно и повернулся к легату.

— Принято. Ну и раз уж подал такую идею, разработай её более детально.

Ради того, чтобы сильнее «раздёргать» британскую армию, попаданец несколько помог Альбиону в колониях. Звучит похабно, да и… Но что делать… И пусть помогать им не было никакого желания, но Канада и так выскальзывала из рук Франции — революционеров здесь было мало. Правда, далеко не все были сторонниками королевской власти — хватало ссыльных, религиозных эмигрантов и разумеется — их потомков. Однако даже те, кто резко отрицательно относился к Бурбонам, к самой идее Революции относился ещё более негативно.

Как водится, Революционный Угар долетал до провинции в изрядно ослабленном виде, да и масонов здесь было маловато… Маловато были и салонов, либеральных интеллектуалов и прочей мутной публики. Так что канадцы пусть и подчинялись формально Парижу…

Но неформально они полностью его игнорировали и даже налоги стали оставлять себе, в связи с чем там начало резко возрастать количество школ, больниц и прочих общественно важных учреждений. Не то чтобы северяне совсем не воровали… Но значительно меньше, чем парижане.

Сейчас же канадские чиновники работали демонстративно честно — ибо выхода другого не видели. Во первых — суровые сограждане, уже пару раз прибегнувшие к суду Линча, пусть он и назывался по другому. А во вторых — они хотели остаться чистыми перед метрополией — кто бы там в итоге не захватил власть. И без того одна только неотправка налогов в Париж тянет на полноценный бунт…

Подкинув английскому Парламенту идею присоединения Канады, а англоязычным канадцам… Да, были и такие — некоторые сторонники Георга после Американской Революции подались сюда. По разным причинам. И вот эти-то англоязычные канадцы весьма благожелательно встретили идею о том, чтобы сделать французскую колонию — английской. Нашлись сторонники и среди франкоязычных канадцев: не то чтобы они любили англичан, но всем здравомыслящим людям было ясно — самостоятельного «плавания» колония не потянет. Немаловажным был и тот факт, что среди северян хватало нормандцев, бретонцев и представителей других народов, тяготевших скорее к Лондону, чем к Парижу.

В итоге там запахло Гражданской Войной… Не то чтобы очень — не хватало толчка, вот Померанский и решил дать его.

Многие члены Парламента не оправились ещё после потери американских колоний, страдая из-за этого своеобразным комплексом неполноценности. Поэтому идею о новой колонии они восприняли очень оживлённо.

На резонные вопросы «а зачем нам эти бесплодные пустоши?[145]», нормальных ответов не находилось. В итоге Парламент разделился на тех, кто полностью поддерживал идею аннексии и тех, кто призывал её отложить. Говорили, что Канада сможет заменить потерянные колонии в Северной Америке и возможно, поможет их вернуть — в будущем, вот только нужно закончить с Францией и Венедией, а сейчас пока она станет гирей. Другие были настроены более оптимистично и считали, что именно новая колония станет этаким толчком для возврата былых позиций.

Победили оптимисты и в начале марта 1797 года к берегам Канады отправилась английская эскадра с десятью тысячами солдат на бортах. Высадка прошла удачно и англичане сильно воспряли духом. Французы же пришли в ярость от такого унижения и англо-французская война была объявлена Ребелем «священной».

Глава седьмая

Богуслав стал Канцлером Империи. Эту ношу он нёс и раньше, но полуофициально. Император тянул с этим решением, потому как ряд вопросов, которые ему нужно было провести, были достаточно непопулярны. Ну и опыт: пусть Наследник умён, образован и опытен, но метод «спихни его с лодки на середине реки и пусть сам выплывает» Владимир не признавал. Сейчас же Богуслав «созрел», вот и началась передача власти от отца к сыну.

Попаданец никогда не был властолюбив, а точнее — не хотел власть ради власти. Главное — Дело, ну и разумеется, очень желательно, чтобы построенное им государство унаследовали его прямые потомки. Так что на Богуслава ещё с детских лет он начал потихонечку перекладывать кое-какие обязанности и к настоящему моменту Наследник мог перехватить «руль» Государственного Корабля плавно, без резких переходов.

В дальнейшем Рюген планировал сделать сына официальным соправителем — были такие прецеденты, так почему бы и нет? Не исключал он и возможность отдать ему большую часть власти, оставив себе функции советника. Но это чуть попозже, сейчас нельзя — венеды привыкли к «Вольге Руянскому» на троне и пока кризис не разрешится, слезать с трона было нежелательно. А потом… было бы неплохо оставить на сына Венедию, Унию и Империю, взяв на себя только новые территории завоёванной Османской Империи. Море, солнце, жизнь в бывшем султанском дворце и работа — не по шестнадцать-восемнадцать часов в день, а по десять-двенадцать, а иногда…, — тут Владимир мечтательно зажмурился…, — даже по восемь! И выходные! Хотя бы два раза в месяц…

Тряхнув головой и отогнав сладкие мечты, Рюген встал из-за стола и решительным шагом направился в манеж — недавно подписавший контракт фехтмейстера черкес-христианин из Дамаска, показывал настоящие чудеса с саблей. Не лучше его самого, понятно — лучше он пока не встречал и только сыновья демонстрировали более-менее равный уровень…

Ситуация в Северной Америке тем временем накалялась: канадцы начали полноценную войну с английским корпусом и другими канадцами — сторонниками Лондона. На помощь как одним, так и другим, спешили жители бывших Колоний, а ныне — Северо Американские Соединённые Штаты[146].

К середине 1798 года стало ясно, что Канада пусть и даёт Англии кое-какие ресурсы в виде конопли и прочего, но и требует немало — и прежде всего людей. В конечном итоге «выхлоп» от приобретения огромной провинции получился нулевой, хотя да — некоторые члены Парламента сильно выиграли от её приобретения — спекуляции с земельными участками и акциями, поставки для армии и так далее.

Франция продолжала вести «Священную войну» против Англии и потихонечку проигрывала, чему Рюген был откровенно рад.

— Продолжаем оказывать помощь Франции, но адресную, как и прежде — только командирам отрядов, дружественно настроенных к нам.

— Сир, — подал голос замотанный Фёдор фон Бок, занимавшийся непростым делом дипломатических сношений с Парижем, — Ребель начинает делать реверансы в нашу сторону.

— Серьёзные? — Заинтересованно повернулся к Фёдору император.

— Пока не слишком. Он не может отказаться от своих слов о том, что «Всех королей нужно убить», ведь на этом построена вся его риторика при захвате власти. Но если МЫ первыми протянем ему руку, сделав красивый жест, то он непременно ухватится.

Владимир поморщился — Ребель был несимпатичен ни как правитель, ни как личность.

— К чёрту этого еврея-антисемита, мы этих самых «красивых жестов» уже десятки сделали — и это если только значимые считать. То его полки наши корабли эвакуируют, то порохом делимся, то припасами… И снова нужен красивый жест, да с нашей стороны? То есть УЖЕ СДЕЛАННОГО ему недостаточно?

Фон Бок чуточку виновато разводит руками:

— Сир, я с вами согласен, но пока Ребель у власти, более адекватных предложений из Парижа мы вряд ли дождёмся. Он фанатик, уверенный в своей избранности, плюс по какой-то неведомой причине считает, что мы ДОЛЖНЫ помогать Франции — вроде как едва ли не по вассальной обязанности.