Вариант «Бис» (с иллюстрациями) - Сергей Анисимов

– Uber Schwere[93], – сказал он коротко, не отрываясь от оптики.

– Что? – разумеется, переспросил майор.

Штурмбаннфюрер со вздохом подумал, что если после сегодняшнего дня в батальоне появится батальонсфюрер[94], то в этом будут виноваты не русские, а новые союзники Германии, пользы от которых пока как от козы шпика.

Они потратили несколько часов, выбираясь из полей, отграниченных такими же рощицами, уставленных совершенно одинаковыми скирдами. С максимальной осторожностью обходя разбросанные там и сям небольшие хутора, Ганс-Ульрих в конце концов вывел свой «тигр» к позициям родной дивизии – туда, где она находилась с утра. В нормальное наступление дивизия так и не перешла, поскольку делать это ей было нечем. Русские активно прощупывали ее устанавливающуюся оборону, пытались просочиться между отдельными, не связанными пока между собой опорными пунктами, носились по полям вдали на смешного вида двухосных бронемашинах и легких Т-70, которые как будто что-то вынюхивали, но исчезали при малейших попытках их собственной бронированной мелочи навязать им бой в африканском стиле – только на пашнях вместо барханов. К громадному облегчению командира танкового батальона, сведенного из всех танков дивизии, выдержавших переход, в утренней мясорубке сумели уцелеть целых семь «тигров», их экипажи смотрели на Ганса-Ульриха с его ребятами как на выходцев с того света – впрочем, взаимно. С ним танков стало восемь, полтора взвода, все-таки кое-что. Хотя, если подумать, что на дивизию…

Успели немного обсудить утреннее. Оказывается, его приказа развернуться вправо никто не слышал – видимо, антенну срубило еще до того, как они влетели в ту клятую рощу. Он, как выяснилось, своим рывком ушел из прицелов поползших из-за опушки, как крысы, русских танков. Один из старых танкистов, воевавших, как и он, в первую русскую кампанию, подтвердил его мнение о том, что это были не КВ. Все, конечно, знали, что у большевиков появились новые тяжелые танки «Сталин», – но само собой, во Франции их до сих пор никто видел. А тот, кто увидел, наверняка бы запомнил. Батальону все же удалось сжечь штук десять машин, потом обе стороны поскорее разошлись, воспользовавшись густым дымом, в котором почти ничего нельзя было разглядеть, – это он уже застал. Весь кошмар длился минут десять, не больше.

К полудню к их позициям подошли передовые части пехотной дивизии. Пехотинцы и танкисты с интересом посматривали на их замаскированные ветками закопченные танки, покрытые свежими ссадинами снарядных рикошетов. Расположившийся неподалеку штаб танковой части прислал своего офицера, познакомились.

– Ганс-Ульрих Красовски.

– Фридрих фон Витгенштейн.

– Дрались утром?

– Было такое дело…

– С кем?

– Противотанковые пушки с трехсот-четырехсот метров и тяжелые «Сталины» с тысячи-тысячи двухсот. Потеряли почти три четверти безвозвратно, плюс штурмовые орудия.

– Хреново.

– Это уж точно.

Они оба закурили, чувствуя друг к другу спокойное расположение. Невдалеке, у раскинутой над столами и стульями маскировочной сети, британский майор церемонно раскланивался с щеголеватым гвоздем в американской танковой куртке.

– Ваш?

– Мой, – командир батальона сумел улыбнуться. – В моей машине просидел весь бой, героически наводил пушку. Не сомневаюсь, получит Германский Крест в Золоте, если его еще не отменили.

– А вы?

– У меня уже есть, – штурмбаннфюрер махнул рукой, «яичницу Гитлера» из фронтовиков носили только полные дебилы. Такие, впрочем, тоже бывали, даже в СС.

Сзади ревели и подвывали моторы, подходили колонны тяжелых грузовиков, останавливались поротно, оттуда группами выпрыгивали солдаты в полной выкладке, с ранцами, с винтовками, в болтающихся на бедрах сумках, флягах и ножнах. Приятно посмотреть.

– Откуда вас? – ему стало интересно, откуда, действительно, могла взяться такая ухоженная часть, причем явно ветеранская, посреди всеобщего разрушения.

– Голландия, Арнем, до того Италия несколько лет. Пополнились после сентября, с тех пор нас придерживали для чего-то крупного, даже странно.

– Угу. Этот тип знает?

– Разумеется. К нашим «пантерам» относится с полным презрением, явный тыловик. Я таких траками бы давил, не раздумывая.

– Я тоже. Дал бы в руки гранату или мину-липучку, так, для интереса, и посмотрел, как бы он повыпендривался. Этот англичанин хотя бы не трус, и то слава Богу.

Пехота продолжала разгружаться, вытаскивала из кузовов машин длинные пулеметы, коробки с патронами. Всюду кипела настоящая, нужная деятельность, люди были заняты подготовкой к следующей атаке, которая, как сказал Фридрих, должна была начаться в три. Эсэсовские части кое-как определили позиции русских пушек, в основном на собственной шкуре, немного потеснили слишком уж вырвавшихся вперед и к часу отбили охоту «просачиваться» у настырных русских мотоциклистов. Ганса-Ульриха позвали к рации, выставленной на козлы между машинами.

Это был сам бригаденфюрер, его превосходительство, неглупый офицер, но слишком уж уставший от войны. Обласкав командира бывшего сводного батальона и пообещав ему награды и почести, он приказал ему присоединиться к трехчасовой атаке «пантер» в качестве мобильного отряда с некоторой долей независимости. В принципе, штурмбаннфюрер был согласен с тем, что эта атака имела хорошие шансы – при надлежащей артподготовке по разведанным целям, с авиационной поддержкой, с немедленным продвижением пехоты.

Ремонтники дивизии, которых было теперь больше, чем танкистов, уже присобачивали новую антенну на место срезанной осколком, в лючок на корме подавали снаряды, пополняя опустошенный боекомплект. Тем временем экипажи уцелевших машин сошлись вместе, разбирая по судкам горячее варево из котлов полевой кухни армейских танкистов, на вершине которой орудовал черпаком веселый ушастый повар в косо сидящей пилотке. Слышался гомон голосов, у новоприбывших пехотинцев явно было хорошее настроение. Танкисты отошли в сторону, присели на ствол поваленного дерева, начали, не торопясь, обедать. Потом вокруг рвануло.

Это случилось без всякого предупреждения, без визга и рева, по которому опытный солдат может достаточно точно определить калибр падающего снаряда или мины и то, насколько далеко от него она упадет. Просто одновременно взорвалось все вокруг, воздух вспыхнул и тут же почернел, перечеркнутый летящими в самых разных направлениях крутящимися предметами. Офицеров сшибло, опрокинуло назад, залив горячим супом, прямо перед носом Красовски шлепнулась оторванная в локте человеческая рука, с надетыми на запястье часами. Воздух горел, сухой жар ослеплял и не давал дышать, по телу барабанили комья земли, и сама почва под животом и бедрами раскачивалась и подпрыгивала. Лежащий рядом лицом к нему стрелок его танка лихо подмигнул командиру сначала одним глазом, потом другим. Штурмбаннфюрер удивился – это было странно, поскольку каких-либо эмоций под таким огнем он от себя не ожидал. Но потом все стало ясно, потому что танкист подмигнул ему еще несколько раз и начал, подвывая, приподниматься, совершенно определенно намереваясь бежать. Коротким броском Ганс-Ульрих навалился на него, придавив к земле.

– Куда, урод, куда? Лежать, сволочь, застрелю!

По ним все так же барабанило, грохотало все вокруг, над головой проносились куски железа и поднятого с земли деревянного барахла. Потом тряска почти совсем прекратилась, взрывы ушли в отдаление, а вскоре исчезли совсем. Рядом кто-то пронзительно кричал, на одной высокой ноте, периодически всхлипывая, чтобы набрать воздуха. Громко простучали сапоги пробежавшего человека, кто-то тащил в одиночку носилки, царапающие по земле свободной парой ручек.

– Помогите! Да помогите же! – прокричал молодой голос.

Красовски приподнялся, осторожно оглядываясь по сторонам. Земля была покрыта пеплом и щепками, обломки перевернутых столов были разбросаны по всей округе, разбитая вдребезги кухня лежала на боку. Повара нигде не было видно, но мертвые и живые, ползающие, дергающиеся еще тела в защитного цвета шинелях были разбросаны вокруг как тряпки, без всякого порядка. Кто-то рядом стонал, глухо и утробно, как корова. Ганс-Ульрих Красовски осмотрел своих – слава Богу, все целы. И танки целы, ближайший снаряд рванул, наверное, метрах в тридцати, это машины выдержать могли. Горела лишь пара из рассредоточенных «пантер», но в целом бронетехника отделалась сравнительно легко. Его взгляд наткнулся на лежавшего лицом вверх метрах в пятнадцати офицера, светлые волосы были залиты бурой от пыли кровью. Фридрих фон Витгенштейн. Познакомились, называется.

Командир батальона, пошатываясь, встал, рядом поднимались, отряхиваясь, его танкисты – такие же оглушенные, бледные, испачканные пылью. Раненый впереди перестал стонать, неожиданно замолчав, а кричавшего уже потащили на носилках. Танкисты прибывшей части, изумленно глядя вокруг, стояли небольшими группками, некоторые сидели на корточках, копаясь в телах мертвых. Широкоплечий фельдфебель подошел к телу Фридриха, посмотрел почему-то вверх, присел на корточки, перевернул с натугой. Гансу-Ульриху показалось, что он щупает пульс на шее, – нет, просто отломал половину жетона и спрятал в нагрудный карман, поднялся, пошел к следующему. Попытавшись сосредоточиться, штурмбаннфюрер Красовски возмущенно сбросил с плеча трясущую за него руку. Та не унималась, пришлось повернуться.