Рожденные водой - Виктория Павлова

С веранды снова раздался заливистый заразительный смех, а следом ее голос. С кем она там разговаривает? И какого черта сидит не у воды? Если ее кто-нибудь увидит, как Дэш это объяснит?

У входной двери он приостановился, пытаясь осознать ситуацию и подавить желание произнести заклятие. Это успеется. Ее стремление помочь, забрать его боль обескураживало. Да, но, кроме боли, она забрала сутки его жизни. Что он забыл? Вернее, что она заставила его забыть? Может быть, русалка отобрала его для размножения? В Книге было несколько историй о том, как твари зачаровывали мужчин только для этого, а потом даже иногда оставляли в живых. И что дальше? Она родит от него такую же дикую тварь? Дэша передернуло.

Он вспотел от ужаса и стиснул зубы. Нет, идиотизм. Зачем такие сложности? Почему же она сразу не ушла или не убила лишнего свидетеля?

Она оказалась рядом в сложный момент, вела себя так деликатно, как не всякий человек умеет, словно понимала, что Дэш тяжело переживает гибель собаки. Какая русалка станет так себя вести?

Дьявол, как он посмотрит матери в глаза?

Так ничего окончательно и не решив, он осторожно вышел.

Босоногая Фиби в той же самой синей футболке устроилась прямо на холодных деревянных досках рядом с печатной машинкой и смотрела на лист в руках. Нет, читала!

— Верный способ быть любезным — невозмутимость. — Она провозгласила спорную мудрость испанского иезуита и захихикала, а потом прочла следующую: — Не стремись знать все, чтобы не стать во всем невеждой.

Древнегреческий философ ее тоже не впечатлил — она засмеялась в голос. Ее плечи подрагивали от смеха, а с мокрых волос капала вода.

Считалось, что русалки не социализированы и не умеют читать, но Фиби опровергла и эту истину. Если вдуматься, то о них было известно не так много. В неволе русалки категорически отказывались жить, погибали максимум через неделю и никогда не сотрудничали. Те, кто изучал русалок, предполагали, что они не стайные животные, предпочитают жить уединенно или совсем мелкими группами до десяти особей. Точно было известно только, что они могли есть человеческую пищу, болеть большинством человеческих болезней и имели множество анатомических загадок, которые ставили ученых в тупик. С точки зрения современной науки, такие создания просто не должны были существовать. Об их беседах с учеными в Книге вообще не было ни слова.

Листы, которые Дэш клал под печатную машинку для поддержания легенды о писателе, валялись по всей веранде. Может быть, их разбросала Фиби, а может разнесло ветром. Несколько улетели на лужайку и распластались по траве белыми кляксами. Один налип на колесо машины, а еще один виднелся у сарая. Те, на которых он печатал афоризмы, достались Фиби. Они лежали сверху.

— О, ты проснулся! — Фиби заметила его и расхохоталась еще громче. — Генри сказал, ты писатель, но ты пишешь какую-то ерунду. — Она неудержимо хохотала, потрясая листком в воздухе, и чуть не опрокинулась на спину. — Кто это читает? — совершенно искренне изумилась она, наконец немного успокоившись.

— Не представляешь, кто это только не читает, — пробормотал Дэш, — но в основном зануды и ботаники.

Его слова развеселили ее еще больше. Она откинула за спину листок, который читала, — и он полетел вдоль веранды, ведомый ветерком, пока не пропал из вида, скрывшись за углом, — и схватила другой. Фиби читала, бормоча под нос, и то и дело посмеиваясь. Он приглядывался к ее движениям и позе, вслушивался в голос, пытаясь найти яркое и четкое доказательство инаковости, но если такое и было, то явно не в тех местах, что открывались взору. У Фиби были ямочки на щеках, а мокрые волосы и высокие скулы делали ее похожей на какое-то животное вроде пумы, но при этом необыкновенно человечной. На его крыльце будто сидела обычная девушка.

Она казалась счастливой и беззаботной, словно смерть бродяги, похороны собаки и ранение Дэша никак не омрачили ее жизнь, не напугали. Боль она чувствовать умеет: ее крик «Прекрати! Больно! Больно!» звучал в ушах, а искаженное мучительной гримасой лицо стояло перед глазами. Может, это он ее напугал? Зачем в таком случае она вернулась?

Он сел на пол напротив Фиби.

— Что за Генри?

Ему пришлось тут же встать. Футболка слишком задралась, и, учитывая позу лотоса, в которой она сидела, открывала слишком много и тоже без всяких признаков инаковости. Он прислонился к стене.

— Это аптекарь из города, — с готовностью сообщила Фиби, — и еще он делает кофе. Я попросила его привезти.

— Правда?

Прозвучали две удивительные фразы: во-первых, кофе, который варит тот парнишка из аптеки, невозможно пить, поэтому фраза «делает кофе» тут не подходит, он его, скорее, портит, а во-вторых, что значит попросила привезти? Загипнотизировала или они дружат?

Фиби выпрямилась и посмотрела на дорогу, которая уходила в лес. Через несколько секунд показалась машина.

— Тебе стоит спрятаться… — напрягся Дэш.

Она бросила листы и вскочила:

— А вот и Генри.

Дэш замер, наблюдая, как от нетерпения Фиби скачет по веранде, сверкая голыми пятками. Как ей не холодно? Из дома выскользнул рысенок и веселым галопом побежал к лесу. Фиби сначала бросилась за ним и пробежала метров сорок, а потом словно опомнилась и ринулась обратно. Дэш наблюдал за этим, пытаясь сообразить, что делать и как принимать ситуацию. Машина припарковалась у дома метрах в пяти от крыльца, и из нее действительно вышел Генри. С пассажирского сиденья он достал сумки и пакеты и зашагал к Дэшу.

Фиби подбежала и начала виться вокруг паренька, а тот и ухом не повел. Поднялся по ступеням, поставил пакеты на пол и застыл. Фиби зашуршала, доставая маленькие стаканчики и упаковки, запахло выпечкой и кофе, у Дэша аж слюни потекли. Генри стоял на веранде, слепо глядя перед собой, — он не проявил никакого интереса к происходящему и не отреагировал на попытки с ним поздороваться и узнать о самочувствии.

— Ух ты, кексы! — восхитилась Фиби, вгрызаясь в ароматную выпечку. Она покопалась в пакете и вытащила баночку джема. — Ой, Генри такой милый, смотри, что он принес. Генри, правда ты милый?

— Да, — ответил он, смотря в стену.

— Держи кофе. — Фиби поставила на пол стакан. — И кекс. И вот еще пицца.

Дэш смотрел, с каким изяществом она раскладывает пакеты и коробки, как аккуратно их расставляет, и удивлялся все больше: она вела себя почти как его мать, когда та накрывала стол, хотя, конечно, сравнивать сервировку Гертруды с перекусом на деревянных досках веранды было нелепо, но не