Вера и власть - Шервуд Смит

Одиночка приветственно ухнул, и юный рифтер испытал еще один шок. Он не понял, что сказал этот келли. Голубой огонь весело мигнул, а келли согнул шею в знак извинения и пригласил Иварда следовать за ним. Жесты были знакомы, но Ивард понял, что глупо было полагать, будто все келли говорят на одном языке. Он слышал, например, что многие нижнесторонние не знают уни и пользуются только родным языком. Это у рифтеров каждый владеет хотя бы двумя языками, а как правило и больше.

Может, то, на чем говорю я, — это их уни.

Келли проводил его к ближайшему из больших кораблей и погладил ленту на его запястье, глядя при этом двумя парами своих голубых глаз под ротовым отверстием в глаза Иварду. Потом он оттанцевал в сторону, а люк бесшумно открылся.

Внутренний люк был уже открыт, и Ивард прошел на корабль. Там он вытаращил глаза, пытаясь разобраться в том, что видит. Стены коридора, прямого и широкого, напоминали разноцветный сыр — все в порах и трещинах, значения которых Ивард не понимал. Откуда-то издали слышался слабый ритм келлийской музыки.

Голубой огонь Архона возбужденно вспыхнул; никогда еще Ивард не сознавал так остро, как много загадок он таит и как мало из них доступно человеческому восприятию. Ивард хотел исследовать узор на стене пальцами — ему показалось, что Архон имеет в виду именно это, — но предостерегающий импульс заставил его отдернуть руку. Убрав усилием воли вздувшийся на пальце волдырь, он зашагал дальше.

Впереди возник путеводитель — человеческий прибор, кажущийся здесь неуместным. Следуя за ним, Ивард лихорадочно сортировал накатывающие на него запахи, ставшие еще более сильными и сложными. Перед ним открылся люк, и он вошел в большое помещение, где находилось несколько троиц келли. Ивард знал только Портус-Дартинуса-Атоса, но голубой огонь вспыхнул, завертелся волчком и окружил ореолом одну из троиц. Тройка Портус приветствовала его жестами и уханьем. Он хотел ответить, но губы у него зачесались, в носу защекотало, и глаза заслезились: здешние запахи наконец одолели его.

Он поборол физическую реакцию, но умственная нагрузка была слишком сильна. Он больше не различал запахов; более того, он понял, что в бедной на запахи человеческой биосфере постиг лишь самые азы умения разбираться в них. Он перестал понимать то, что видит. Он хотел позвать на помощь Вийю, но путь к ней преградили высокие гладкие красные и синие колонны, внезапно выросшие из палубы. От них веяло ледяным холодом. Серые ящички, отдающие наждачной бумагой, блокировали резиновыми шипами его ноги. Сеть четко и ясно звучащих нот окутала голову и сквозь глаза проникла в мозг.

Голубой огонь просительно мигнул и исчез в направлении, куда за ним следовать было еще труднее, чем в первый раз, когда Портус-Дартинус-Атос сняли копию с Архонского генома и завершили свое лечение.

Внезапно Иварду вспомнилось, как он однажды принял мозгосос. Его на то подначил Джакарр, за что и был выкинут Грейвинг из койки. Маркхем потом объяснил: «Это называется синестезией. Мы все делаем это, сами того не зная: это основа всякого языка. Мозгосос просто вытягивает эти образы из твоей лимбической системы туда, где они доступны твоему сознанию».

Голубой огонь показался снова, и теперь Ивард увидел, куда надо идти. Он пошел туда и оказался в огромном пространстве, где его органы чувств сплотились в могучее единство, не разделенное стенами, которые ставит между ними сознательный опыт. Ивард понял, что никому не сможет рассказать об этом: язык — слишком редкое сито, и оно бессильно удержать смысл испытанного им.

Некоторое время спустя он вернулся на интеллектуальный уровень своего мозга, но теперь его восприятие стало четким и ярким, смятение ощущений уступило место комплексному многозначному сплаву, который, как убедился Ивард, можно было поддерживать, только производя действие, аналогичное расфокусированию глаз. Приложение логики и рассудка искажало понимание, идущее из тех глубин, которые и делали его человеком.

«Фонтан не может объяснить, что такое вода», — сказала центральная троица, которая, как теперь он знал, была Старейшиной народа келли. Но они не просто говорили — они танцевали, и пели, и испускали тройной запах, и все это было гораздо глубже, чем слова, на которых настаивало сознательное мышление Иварда.

Внезапно Ивард ощутил, каким убогим он, как и всякий другой человек, должен им казаться. Интеллект имеет пределы, в чем все разумные существа убеждаются на самых ранних стадиях познания, но эмоциональная сторона, та мудрость, что проистекает из единства ощущений, лежащего в основе любого языка, их не имеет. А келли в своей эмоциональной эволюции опережают человечество на миллион лет. Они — синестетическая раса, и человеческий язык, по сравнению с их способами общения, все равно что лепет малого ребенка. Теперь Ивард понимал, что язык, на котором он с ними объяснялся, был не уни — этот язык, который он освоил лучше, чем кто-либо из людей, для его инопланетных друзей был младенческим уровнем речи. Им келли пользовались во время своего долгого детства, пока не научились общаться так, как теперь.

От стыда на глаза Иварду навернулись слезы. Но келли бросились к нему, окружили его, трижды по три, и окутали своей любовью. Голубой огонь внутри расширился, и он, следуя длинными тропами триединой генетики, с благоговением увидел зарождение келлийской расы. Теперь он, преображенный тайной Нью-Гластонбери, по-настоящему стал частью их Памяти.

Он не ручной зверек и не уродец. Он — Ивард Рыжий, принадлежащий теперь к братству Старейшины.

Вийя села напротив Локри. Дипластовая перегородка между ними не сдерживала его эмоций — они хлынули на нее, точно слишком громкие звуки плохо настроенной арфы.

Его светло-серые глаза налились кровью. Под глазами залегли синяки.

— Вийя.

Исчезли иронические протяжные интонации, с которыми он разговаривал прежде. Он произнес ее имя резко, как нечто среднее между обвинением и мольбой.

Она не могла сообщить ему ничего нового, несмотря на долгие часы, которые провела за компьютером. Чтобы не огорошить его этим сразу, она спросила:

— Ну как, рассказала тебе Марим толком о нашем путешествии к урианской загадке Омилова или это был просто красочный поток ругательных эпитетов на трех языках?

Он слабо улыбнулся и она ощутила глубину его отчаяния, как внезапную барабанную дробь.

— Вообще-то она была какая-то тихая. У нее неприятности?

— Пока нет, но шулерские замашки ее до добра не доведут. Подозреваю, что в самом худшем случае ею займутся не власти, а жертвы обмана.

Локри ухмыльнулся. Он тоже был известный шулер, но только когда играл не на деньги, а просто так — или на секс.

— Выволочка пойдет ей на пользу, — махнул он рукой. — Хоть на пару дней да уймется. — Он прищурил глаза. — В общем, она дала мне четкую картину. Довольно четкую... — Он медленно перевел дыхание.

Вийя почувствовала проблеск надежды, которую он усиленно старался подавить. От усилий его замутило.

— Ты что-то вспомнил, — догадалась она.

Он взглянул на нее, стиснув губы в тонкую линию, и сказал:

— Да. Разговор в ночь перед тем, как они были убиты. — Он иронически скривил брови. — Я был тогда молод, наивен и рвался поступить во Флотскую Академию на Минерве.

От внимания Вийи не ушли оборонительные интонации: они как-никак рифтеры, а Локри всегда был самым красноречивым, когда речь заходила о коварстве панархистов и честности Флота.

— Как и Маркхем когда-то, — напомнила она. — Тебя тоже выгнали?

— Нет, до этого не дошло. Надо сначала сдать экзамены, чтобы тебя приняли. Но перелет на Минерву стоил дорого; ведь она — антипод Торигана. Обычно это оплачивает семья или патроны, но мои родители считали, что это пустая трата времени. Если я хочу летать, то могу вместе с матерью возить студентов на кучи хлама в позабытых всеми мирах.

— И ты спорил с ними по этому поводу, — сказала Вийя.

— Мягко говоря, — слабо улыбнулся он. — Там такие баталии шли! Короче говоря — для чего я и откопал этот полусгнивший труп, — в ночь перед убийством эта тема снова всплыла. Мать только что вернулась из рейса, а отец напился. В кои-то веки он не злился, а ухмылялся чему-то своему. Внезапно, он поворачивается ко мне и спрашивает: если я, мол, такой крутой пилот, не могу ли я сказать ему, что такое фрактальный спектр и где такой можно найти.

— Ну-ну, дальше.

— Ну, я дал ему школьное определение фрактального спектра и сказал, что это можно наблюдать только в лаборатории, а он и начал: ты, мол, бездельник и семье от тебя никакого проку. — Локри вздернул худое плечо. — Ну ладно. В общем, я совсем забыл об этом, пока Марим не брякнула об этом самом спектре. Но вряд ли это как-то связано с убийством.

— Собственно говоря... — начала Вийя, но тут эйя без предупреждения мысленно соединились с ней.