Полное собрание сочинений в одной книге - Михаил Зощенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Андрюша от страха стал кричать.
А в этот момент по реке плыла другая лодка. И в ней сидели рыбаки.
Эти рыбаки спасли Саню Палочкина. И кроме того, они догнали Андрюшину лодку, взяли ее на буксир и доставили к берегу.
Андрюша пошел домой и дома, утирая слезы, сказал своей маме:
— Мама, я сегодня был храбрый — я хотел спасти мальчика. Я сегодня был умный, потому что не бросился в воду, а поплыл в лодке. Я сегодня был сильный, потому что оттолкнул тяжелую лодку от берега и тяжелыми веслами колотил по воде. Но снова ничего хорошего у меня не получилось.
Мама сказала:
— Глупый мальчик. Я забыла сказать тебе самое главное. Недостаточно быть храбрым, умным и сильным. Это слишком мало. Надо еще иметь знания. Надо уметь грести, уметь плавать, ездить верхом на лошади, летать на самолете. Надо многое знать. Надо знать арифметику и алгебру, химию и геометрию. А для того, чтобы это все знать, надо учиться. Кто учится, тот бывает умный. А кто умный, тот должен быть храбрым. А храбрых и умных все любят, потому что они побеждают врагов, тушат пожары, спасают людей и летают на самолетах.
Андрюша сказал:
— С этих пор я буду всему учиться.
И мама сказала:
— Вот и хорошо.
Любимое занятие
Одна учительница сказала ученикам:
— Дети, расскажите мне, какое у вас любимое занятие дома.
И все ученики по очереди стали рассказывать. Одни говорили, что их любимое занятие — фотография. Другие говорили о марках. Третьи — о шахматах и шашках. А когда очередь дошла до Павлика Н., он замялся и ничего не ответил. А потом пробормотал:
— Мне неудобно ответить на ваш вопрос. В классе будут смеяться.
Учительница сказала:
— Тогда подойди ко мне и скажи тихо.
Павлик подошел к учительнице и тихо сказал:
— Я люблю шить.
Учительница громко сказала:
— Ребята, Павлик любит шить. Это очень хорошо и похвально. И я не думаю, что в классе кто-нибудь засмеется.
Один из учеников, засмеявшись, сказал:
— Но это девчоночье дело — шить.
Учительница сказала:
— Вовсе нет. Вы забыли, что есть портные. И среди них есть знаменитые и прославленные мастера. Это великолепная профессия. И все мужчины должны хотя бы немного уметь шить. В военных походах и путешествиях это может пригодиться.
Тогда встал один ученик и, вздохнув, сказал:
— Я сказал неправду, что мое любимое занятие — шашки. Я их ненавижу. Я тоже шить люблю.
Тут встал еще один ученик, Федя С, и тихо прошептал:
— Я тоже сказал неправду про марки. Я люблю убирать комнату. Люблю подметать и вытирать пыль.
В классе все засмеялись. И кто-то крикнул:
— Он будет дворником!
Учительница сказала:
— Ничего смешного в работе дворника нет. Мы любим и уважаем всякий труд, и труд дворника мы высоко оцениваем. Это исключительно полезный труд. А то, что Федя любит чистоту и порядок, не означает, что он будет дворником. Он аккуратен и любит чистоту, — значит, он любит культуру. И значит, он, скорее всего, будет ученым. А вот кто любит какое-нибудь занятие, но занимается в грязи, тот не добьется хороших результатов.
Кто ваши родители?
Недавно ко мне в гости пришли две маленькие девочки. Я спросил одну из них, Катю:
— Кто твой папа?
Катя ответила:
— Мой папа инженер.
Тогда я спросил другую девочку, ее подружку Олю:
— А твой папа кто?
Маленькая Оля, смущенно опустив глазки, ответила:
— Мой папа… мой папа… тоже инженер, нет, он техник…
Маленькая Катя, засмеявшись, сказала:
— Она вам говорит неправду. Ее папа не техник. Ее папа парикмахер. Он стрижет и бреет людей.
Я сказал:
— Это очень полезное и важное дело — стричь людей. Если бы не было парикмахеров, люди ходили бы как дикобразы. Это не менее важная профессия, чем профессия инженера.
Маленькая Катя ответила:
— Да, но парикмахеры стригут инженеров — они их обслуживают.
Я сказал:
— А инженеры обслуживают парикмахеров — они им строят дома, дороги, изобретают машинки для стрижки волос и делают бритвы.
Маленькая Оля сказала Кате:
— Ага! И кроме того, мой папа очень хороший парикмахер. А твой папа — еще неизвестно какой инженер.
Катя сказала:
— Мой папа тоже очень хороший инженер.
Я сказал:
— Вот и хорошо. На этом вы и примиритесь. Плохих профессий не бывает. А бывают плохие и хорошие работники. А раз ваши папы очень хорошие работники, значит, все обстоит прекрасно.
Две подружки попрощались со мной и, обнявшись, ушли.
Смелый, да не очень
Один мой знакомый мальчик, Коля Ф., отличный ученик и прекрасный, смелый физкультурник, однажды ехал в трамвае.
Он сидел недалеко от выхода и не видел меня.
На остановке в вагон вошел седенький старичок с узелком в руках.
Коля сделал движение, чтобы уступить ему место. Он даже немного привстал. Но потом покраснел, оглянулся по сторонам и остался сидеть на своем месте.
Когда я выходил из вагона, я спросил Колю:
— Почему ты покраснел и почему не уступил место, как хотел это сделать?
Коля покраснел еще больше и чуть слышно ответил:
— Мне было неудобно. Я подумал, что кто-нибудь засмеется. И что кто-нибудь скажет: «Какой благовоспитанный мальчик».
Я сказал:
— Значит, у тебя не хватило смелости. Смелые люди не считаются с тем, что смеется какой-нибудь дурак. Значит, ты смелый, да не очень.
Леля и Минька
I. Не надо врать
Я учился очень давно. Тогда еще были гимназии. И учителя тогда ставили в дневнике отметки за каждый спрошенный урок. Они ставили какой-нибудь балл — от пятерки до единицы включительно.
А я был очень маленький, когда поступил в гимназию, в приготовительный класс. Мне было всего семь лет.
И я ничего еще не знал, что бывает в гимназиях. И первые три месяца ходил буквально как в тумане.
И вот однажды учитель велел нам выучить наизусть стихотворение:
Весело сияет месяц над селом,Белый снег сверкает синим огоньком…
А я этого стихотворения не выучил. Я не слышал, что сказал учитель. Я не слышал потому, что мальчики, которые сидели позади, то шлепали меня книгой по затылку, то мазали мне ухо чернилами, то дергали меня за волосы, и когда я от неожиданности вскакивал — подкладывали под меня карандаш или вставочку. И по этой причине я сидел в классе перепуганный и даже обалдевший и все время прислушивался, что еще замыслили против меня сидевшие позади мальчики.
А на другой день учитель, как назло, вызвал меня и велел прочитать наизусть заданное стихотворение.
А я не только не знал его, но даже и не подозревал, что на свете есть такие стихотворения. Но от робости я не посмел сказать учителю, что не знаю этих стихов. И совершенно ошеломленный стоял за своей партой, не произнося ни слова.
Но тут мальчишки стали подсказывать мне эти стихи. И благодаря этому я стал лепетать то, что они мне шептали.
А в то время у меня был хронический насморк, и я плохо слышал одним ухом и поэтому с трудом разбирал то, что они мне подсказывали.
Еще первые строчки я кое-как произнес. Но когда дело дошло до фразы: «Крест под облаками как свеча горит», я сказал: «Треск под сапогами как свеча болит».
Тут раздался хохот среди учеников. И учитель тоже засмеялся. Он сказал:
— А ну-ка, дай сюда свой дневник! Я тебе туда единицу поставлю.
И я заплакал, потому что это была моя первая единица и я еще не знал, что за это бывает.
После уроков моя сестренка Леля зашла за мной, чтобы вместе идти домой.
По дороге я достал из ранца дневник, развернул его на той странице, где была поставлена единица, и сказал Леле:
— Леля, погляди, что это такое? Это мне учитель поста вил за стихотворение «Весело сияет месяц над селом».
Леля поглядела и засмеялась. Она сказала:
— Минька, это плохо! Это тебе учитель влепил единицу по русскому языку. Это до того плохо, что я сомневаюсь, что папа тебе подарит фотографический аппаратик к твоим именинам, которые будут через две недели.
Я сказал:
— А что же делать?
Леля сказала:
— Одна наша ученица взяла и заклеила две страницы в своем дневнике, там, где у нее была единица. Ее папа послюнил пальцы, но отклеить не мог и так и не увидел, что там было.
Я сказал:
— Леля, это нехорошо — обманывать родителей!
Леля засмеялась и пошла домой. А я в грустном настроении зашел в городской сад, сел там на скамейку и, развернув дневник, с ужасом глядел на единицу.
Я долго сидел в саду. Потом пошел домой. Но когда подходил к дому, вдруг вспомнил, что оставил свой дневник на скамейке в саду. Я побежал назад. Но в саду на скамейке уже не было моего дневника. Я сначала испугался, а потом обрадовался, что теперь нет со мной дневника с этой ужасной единицей.