Беременна от нелюбимого (СИ) - Вильде Арина

— Как-то в начале лета гроза сильная была, мама к реке побежала, боялась, что сети унесет, — сдавленно произносит он. — Я помню, мы с Олей не садились без мамы ужинать, все ждали ее. Пирожки уже давно остыли, а ее все не было. Снаружи гром был, молнии, ветер деревья во дворе ломать начал. Но я успокаивал и себя, и сестру, что мама просто к соседке забежала грозу переждать. А утром, когда она так и не появилась, понял, что произошло что-то плохое. Маму… ее нашли через три дня, в километре отсюда, тело вынесло на берег. Хоронили в закрытом гробу.

— Это ужасно. — Я чувствую, как невидимая удавка сдавливает мое горло. Не могу вдохнуть, не могу сглотнуть собравшуюся во рту слюну. Глаза щиплет. Мне хочется плакать.

Я представляю Даню и малышку Олю, которые не дождались смою маму, и мне так жаль их. Оказывается, я ничего не знала о жизни Дани до этого момента. Абсолютно.

— Я не знаю, что говорить в такие моменты, — невесело усмехаюсь я.

— Не нужно ничего говорить, — качает он головой, а потом подносит мою руку к своим губам и ласково целует мои пальчики. — Это было давно, я уже пережил это и пошел дальше. А Оля, наверное, восприняла это все намного проще. Папу она почти не помнит, по маме она очень плакала первое время, но тогда она еще не осознавала в полной мере, что произошло и чем это грозит. Хорошо, что тетя и дядя оформили опеку и забрали нас. Бабушка была совсем слаба, с двумя детьми она бы не справилась.

— Это ты, получается, переехал в город и в нашу школу перевелся?

— Да. Вступительные экзамены в училище я, естественно, провалил, пришлось в десятый класс идти.

— Понятно. А чьи у вас с Олей глаза? Мамы или папы? — спрашиваю, задерживая дыхание. Я хочу узнать о Дане ещё что-нибудь. Какие-то мелочи, истории из детства — что угодно. Пусть только не молчит.

— Мамы. Хотя внешне на папу похожи. Мама у нас блондинкой была.

— А фотографии есть?

— Были. — Даня как-то странно смотрит на меня, прищурившись. — У нас когда-то был пленочный фотоаппарат, фотки, правда, дорого делать было, да и в город нужно было для этого дела ехать. Это сейчас все через интернет заказать можно, а тогда, сама вспомни, в школе черно-белые Нокиа и Сименс считались чем-то нереально крутым.

— О да, — вспоминаю я свои школьные годы, — мне в десятом классе цветную «лягушку» купили, и туда можно было целую одну песню закачать. И звучала она у меня в наушниках на повторе всю дорогу до дома. Эх, ностальгия. Так покажешь мне как-нибудь фотографии? — интересуюсь я и пытливо смотрю на Даню.

— Помнишь, ты как-то утопила в море мой рюкзак? Это было осенью, где-то месяца через два, как я перевелся к вам? — резко переводит он тему, спрашивает едко и смотрит так странно.

— Ну… припоминаю.

Конечно же, я помню это, но сейчас мне стыдно. Особенно учитывая, что на новый рюкзак у Дани, скорее всего, денег не было, а я не задумываясь испортила его.

— Там были фотографии. Я носил их в одной из тетрадок. Они промокли, и спасти их уже не удалось. И пленку в доме не нашел, чтобы снова распечатать. Так что ничего не осталось от моих родителей, Мил. Только мы с Олей. У тетки тоже, к сожалению, фотографий мамы нет.

Его слова словно удар под дых. Вся краска отходит от моего лица, и я с трудом выдерживаю взгляд Дани.

— Мне… Я…

Не могу ничего внятно произнести. Извинений здесь недостаточно. Я была ребенком. Глупым и злым. И не думала о последствиях. Я помню тот день, помню, как мы все смеялись, а Даня стоял, опустив голову, и что-то искал в своём рюкзаке, с которого стекала ручьями вода.

— Прости, я отойду на минутку. В туалет захотелось. — Я быстро поднимаюсь со стула и несусь в сторону сторожки.

Крупные капли слез скатываются по щекам. Так отвратительно я еще себя не чувствовала. Сколько гадких слов в прошлом я говорила Дане. Обзывала его. Смеялась над его одеждой. И никогда, ни разу не задумывалась о том, как тяжело ему, оказывается, живется.

Хочется провалиться сквозь землю. Я не смогу посмотреть ему в глаза. Не после всего этого. И как он терпит меня? Почему он со мной так добр?

Кравцов оказывается намного лучше, чем я. А еще я понимаю, что никогда не знала его по-настоящему. Даже сейчас.

— Все хорошо? — Даня находит меня через какое-то время на качелях, я уже успела прореветься, умыть лицо и привести себя в порядок. Беременность сделала из меня сентиментальную женщину.

— Да. Ты уже все? — кивком указываю на ведро с рыбой.

— Ага, сейчас достану из кладовки казан и зажгу костер. Уха на природе — это нечто невероятное, — бодрым голосом произносит он.

Я наблюдаю за Даней, который недалеко от меня обустроил место для будущего костра. Он привез с собой пряности и зелень. А еще овощи и сок. Через два часа в округе вкусно пахнет, а Даня разливает уху.

Конечно же, я не смею отказаться. Не в этот раз. С удовольствием расхваливаю его умение готовить и даже прошу добавки. Даня расслаблен и, кажется, вполне счастлив. Я понимаю, что нам вместе комфортно. Даже ссориться комфортно. А когда он обнимает меня со спины и целует в висок, у меня ощущение, что более идеального момента в жизни никогда не было.

— Устала? — спрашивает он. — Едем домой?

— А что делать с тем, что осталось? — указываю на казан.

— Ребята съедят, не волнуйся. Я соберу наши вещи, а ты подожди пока в машине.

Даня машет на прощание охраннику, несколько минут уделяет Джеку и Лане, а потом, довольный, запрыгивает в салон внедорожника. День и в самом деле хороший получился.

— Ты когда в столицу? — спрашивает он, выезжая на дорогу.

— Через неделю. Буду там дней двадцать.

— Хорошо, я тоже постараюсь за это время уладить все свои дела, чтобы потом быть более свободным. Когда назначено УЗИ?

— На середину июля, тогда можно будет уже пол узнать. Я вот все жду, когда малыш начнет шевелиться, но ничего не чувствую. Может, завтра запишусь на прием, чтобы перестать волноваться.

— Все хорошо с малышом, — заверяет меня Даня, и я кладу ладонь на живот, прислушиваясь к своим ощущениям. Интересно, а глаза у нашего ребенка будут такими же, как у Дани?

Уже на подъезде к дому я наконец-то вспоминаю, что забыла спросить Даню об одной очень интересующей меня детали.

— Это ведь ты попросил Давидову взять меня к себе?

Я смотрю на него цепким взглядом, стараясь не пропустить ни одного изменения в выражении лица. Даня явно нервничает. Его кадык дергается. Признаваться не спешит.

— Скажем так, я лишь намекнул, что есть модель с нужными ей параметрами, — хитро посматривает на мой животик. — А на само решение я никакого влияния не имел. Если бы ты ей не понравилась, она бы не стала предлагать тебе работу. Кристина слишком щепетильно относится к своему бренду.

— Все равно спасибо. Я бы с ума сошла, сидя без дела. — Расслабленно откидываюсь на спинку сиденья и прикрываю глаза.

— Странно, — хмуро протягивает Кравцов, заезжая во двор. — Машина Сережи рядом с нашими воротами припаркована. Что ему здесь делать, если нас нет дома?

— Оля же есть, — хмыкаю я, но до Дани доходит как жирафа. Хотя, может, я, конечно, и ошибаюсь и между этой парочкой всего лишь родственные чувства.

Даня спешит поскорее войти в дом. Вид у него взволнованный. Стоит нам появиться в гостиной, как по лестнице сбегает Безруков.

— Привет, — улыбается он, явно нервничая.

Я окидываю его внимательным взглядом. Рубашка застегнута не на те пуговицы. Волосы взъерошены. Движения резкие. Так-так-так, Сережа явно не выручать сестрицу из беды приехал. Наверное, мы им помешали, явившись так не вовремя.

— Какими судьбами тебя занесло к нам? — Даня пожимает другу руку, напряженно вглядываясь в его лицо.

— Оля позвонила, у нее голова болит, попросила купить лекарства, — отводит взгляд в сторону Сережа, явно чувствует себя неуютно здесь и не прочь быстрее сбежать.

— У нас же целая аптечка есть, — хмурится Даня.

— Ну, как видишь, от головной боли ничего не нашлось. — Сережа кивком указывает на столик у дивна, на котором стоит раскрытая коробка с лекарствами. Неужели и правда просто лекарства привез?