Ярость суккуба - Райчел Мид

— Дай ей поспать, Хью.

— Нет, мне надо поговорить с ней, чтобы убедиться, что у нее нет сотрясения мозга. Ну давай же, Джорджина, ради меня. Открой глазки.

С трудом продравшись через темную завесу тумана, я осознала смысл слов. Я попыталась открыть глаза, но веки словно склеились. Думать было очень тяжело, говорить невозможно, но голос продолжал подбадривать меня:

— Молодец, милая. Попробуй еще раз, у тебя почти получилось.

С огромным усилием мне наконец-то удалось открыть глаза. Это оказалось мучительно, веки будто налились свинцом. Первое, что я увидела, — яркий свет. Я вздрогнула от боли, мне безумно захотелось вновь погрузиться в забвение, из которого меня пытались вытащить. Теперь, когда сознание начало возвращаться ко мне, я с новой силой ощутила боль, пульсирующую в голове, обжигающую спину. Внезапно я поняла, откуда взялось выражение «переломать все кости». Но я, похоже, переломала даже те кости, которых у меня и в помине не было. Смешно, конечно, но мало кому доводилось испытывать такую боль.

— О боже, — попыталась прошептать я, но смогла издать лишь нечленораздельный стон.

— Тихо, тихо. Не надо разговаривать.

Я снова открыла глаза, пытаясь разглядеть того, кто говорит со мной. Я так хорошо знала этот голос, что видеть лицо было совершенно необязательно, тем более что оно все равно расплывалось.

— Хью, — прохрипела я.

— Эй, спроси, что с ней…

— Заткнись, — оборвал говорившего Хью.

Я увидела, что его голова резко дернулась — видимо, тот, с кем он говорил, стоял у него за спиной.

Он наклонился ко мне, и черты лица стали более четкими. Я никогда не видела его таким бледным, встревоженным и испуганным, я даже не думала, что Хью способен на такие чувства. Он был взволнован куда больше, чем в тот день, когда рассказал нам, что Джерома призвали. Хью дотронулся до моих век, аккуратно придерживая их, и посветил мне в глаз маленьким фонариком. Свет был такой яркий, что я попыталась отвернуться, но Хью опередил меня, быстро проделав то же самое со вторым глазом. Потом он стал водить пальцем у меня перед глазами, наблюдая, как я пытаюсь следить за его движениями.

— Как тебя зовут? — спросил он.

За его спиной кто-то пискнул:

— Ты же сам только что позвал ее по имени.

Хью со вздохом обернулся и показал ему кулак, спросив у меня:

— Как его зовут?

— Коди, — ответила я.

Мне стало немного легче говорить, но чем больше я приходила в себя, тем больнее мне становилось. Я легко узнала голос Коди, Питер наверняка тоже был здесь.

Хью задал мне несколько простых вопросов: какой сейчас год, где мы находимся, не тошнит ли меня.

— У меня все болит, — заплетающимся языком ответила я на последний вопрос.

Я не могла двигаться, боль затмевала все, я даже не могла понять, тошнит меня или нет.

— Понимаю, но все-таки тебя тошнит или нет?

Я задумалась. Желудок болел, но меня не то что бы тошнило. Как бы так поточнее выразить: «чувство легкого дискомфорта, возникающее, когда тебя только что отпинали каблуками».

— Нет, — ответила я.

Хью откинулся на спинку стула и с облегчением вздохнул.

— У меня все болит, — повторила я. — Сделай что-нибудь, пожалуйста…

Он не спешил отвечать, и тут рядом с ним появился Коди:

— Чего ты ждешь? Дай ей что-нибудь. Посмотри на нее, она же страдает.

— Мягко говоря, — пробормотала я.

— Я не могу допустить, чтобы она уснула, если у нее сотрясение, — возразил Хью.

— Но она же ответила на все твои вопросы.

— Это всего лишь стандартный тест, никаких гарантий.

— Пожалуйста, — попросила я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Ну хоть что-нибудь.

— Мы же знаем, что она не умрет.

Я была права, Питер действительно был в комнате.

После недолгих сомнений Хью попросил Коди принести воды, тот ушел на кухню, и его место сразу же занял Питер. Хью мрачно посмотрел на меня и сказал:

— Милая, мне надо обработать раны на твоей спине. Будет больно.

— Еще больнее, чем сейчас?

— Нет, просто по-другому. Но это необходимо сделать, чтобы не началось воспаление, а потом мне придется осмотреть тебя, чтобы проверить, что у тебя сломано. Обезболивающее подействует, но не сразу, сначала все будет больно.

— Давай.

Я попробовала взять себя в руки. Я даже представить не могла, что может быть еще больнее. К тому же Хью — врач. Все будет хорошо.

Коди принес стакан воды, Хью позволил сделать несколько глотков, чтобы убедиться, что меня не стошнит, а потом дал две таблетки. Я едва не задохнулась, глотая их, — горло распухло и саднило, возможно, из-за того, что я так сильно кричала.

Я хотела спросить, что это за лекарства, но каждое слово стоило мне таких усилий, что я оставила эту идею.

— Должно подействовать через двадцать минут, — пообещал Хью.

Я заметила, что у него в руках что-то есть. Хью встал и наклонился над моей спиной. Я почувствовала, как он прикоснулся к спине чем-то влажным.

— Сукин сын! — простонала я, и это еще было очень мягко сказано, но, я думаю, Хью понял, о чем я.

Кожа горела от острой боли — действительно «по-другому», — где бы он ни касался меня. Пульсирующая, ноющая боль во всем теле сменилась резкими вспышками. Это было настолько невыносимо, что мне даже удалось слегка пошевелиться, но от этого стало еще больнее. Мир снова потерял четкие очертания и пропал.

— Ты себе же делаешь хуже, — предупредил Хью. — Постарайся не двигаться.

Легко говорить, подумала я, закусив губу. Он продолжал обрабатывать антисептиком раны, нанесенные Нанетт. Хью прав: это необходимо, но, господи, как же мне больно!

— Поговорите с ней, — сказал Хью в сторону, — отвлеките ее.

— Что случилось? — спросил Питер. — Кто это сделал?

— Это называется «отвлек», — прокомментировал Хью.

— Нанетт, — ответила я.

Когда я произнесла ее имя вслух, желудок конвульсивно сжался, и мне оставалось только надеяться, что я не разочарую Хью и меня все-таки не стошнит.

— Она была… в ярости.

— Похоже на то, — согласился Питер.

— …из-за того, что я сказала Седрику о своих подозрениях.

— Значит, ты была права, да? — спросил Коди.

Если тот, кого подозреваешь в преступлении, избивает тебя до полусмерти, то в принципе это серьезное доказательство его вины, ну или я уже совсем ничего не понимаю в этой жизни. Но если за исчезновением Джерома и правда стояла Нанетт, почему она не убила меня сразу? Зачем оставлять в живых свидетелей?

Мне не хотелось вдаваться в подробности — на это потребовались бы силы, которых у меня не было, поэтому я просто сказала: