Длинный путь от барабанщицы в цирке до Золушки в кино - Янина Жеймо

– Когда буду свободна – непременно. Мне самой очень интересно посмотреть, как работает с актерами кино театральный режиссер.

Но когда у Дикого начался «застольный период», меня почти каждый день вызывали на озвучание, так что на читках пьесы «Бедность не порок» мне довелось присутствовать всего два-три раза. Правда, это и нельзя было назвать читками: просто Дикий рассказывал актерам о своей работе в театре. А рассказчиком он был отличным, к тому же ему часто приходилось работать с очень известными, талантливыми театральными артистами.

Прошел примерно месяц. И вдруг у меня снова свободный день – никакой работы. Я поехала в театр. Но Дикого не было, вместо него в репетиционной комнате сидел Тетерин. «Не повезло», – подумала я с досадой. Тетерин же, увидев меня, страшно обрадовался и тут же обратился ко мне с просьбой почитать за Розочку Макагонову, которая должна была играть Егорушку в первом составе: ее не было, как и ее дублерш – у кого съемки, у кого озвучка.

– Дикий попросил почитать сегодня первый акт, а читать некому. Мне бы не хотелось самому читать за Егорушку.

Отказаться было неудобно, но все читают уже месяц – а я вот так, с места в карьер… Да, попала как кур в ощип.

Вначале я читала почти шепотом: не умею читать сразу в полный голос. Да и персонаж мне еще не знаком, а когда читаешь сразу в полный голос, можно невольно привыкнуть к случайным неверным интонациям.

Во время моего чтения Тетерин вдруг захихикал, а за ним и все, сидящие за столом. Я окончательно скисла.

После читки я спросила Тетерина:

– Почему все хихикали, когда я читала?

– Да потому, что вы неожиданно подняли кверху палец, потом прервали чтение, о чем-то подумали, подняв голову, увидели свой палец и, удивившись, быстро спрятали руку. Вот это нас и рассмешило. Вчера, – продолжал Тетерин, – Дикий рассказывал нам, что иногда актеры используют такие детали на сцене, а вы, хоть и не слышали его рассказ, наглядно продемонстрировали нам подобную деталь.

Прошло еще несколько недель, и вдруг звонок из театра: меня просят явиться завтра на репетицию к десяти часам утра. Срочная замена. Я в панике. Не умею я быть «скорой помощью». Это особый актерский дар – мне это не дано.

В театре меня встретил Тетерин:

– Янина Болеславовна, завтра вечером генеральная репетиция, а Розочку Макагонову увезли в больницу. Все ее дублерши, как назло, в киноэкспедициях. В театре нет ни одного Егорушки. Выручайте нас! И забудьте, что вам когда-то сказал Дикий.

– А он ничего обидного не сказал – просто хотел предостеречь, чтобы я на сцене не выглядела жалкой и смешной. Никогда не забуду, как в ТЮЗе на каком-то спектакле о подростках ребенок на весь зал спросил: «Мам, а эта тетя в красном галстуке тоже пионерка?» Именно от такого конфуза Дикий и хотел меня уберечь. А теперь вы предлагаете…

– Янина Болеславовна, да вы на сцене до ста лет сможете играть детей!

– Упаси бог! Ну хорошо, раз другого выхода нет, будь по-вашему. Только и краснеть за меня будете тоже вы.

– Краснеть никому не придется. А сейчас нужно подогнать на вас костюм. После этого мы с вами порепетируем.

Как и следовало ожидать, костюм был мне велик. Выглядела я в нем как бравый солдат Швейк. Подумав, я попросила костюмершу дать мне мужскую жилетку. Костюмерша начала было возражать, что, мол, по эскизу жилетка не полагается, но я была непреклонна. Надев жилетку, я почувствовала себя увереннее – а для актера это очень важно. Сапоги были мне так велики, что о танце не могло быть и речи, но потом мы вспомнили, что жизнь заставила людей выдумать портянки. Танцевать, правда, в таких сапожищах все равно трудновато, но выхода у нас не было. Ко второму акту, когда Егорушка пляшет, я попросила дворнический фартук, картуз и метлу. Костюмерша, махнув безнадежно рукой, стала искать в своих закромах нужные мне вещи.

Покончив с внешностью Егорушки, мы с Тетериным забрались в какую-то свободную комнату, чтобы найти «психологическое нутро» нашего героя. Но тут Тетерин вдруг воскликнул:

– Мы же все время говорили, что Егорушка танцует и поет, а ведь вы не знаете, что именно!

На наше счастье, аккомпаниаторша еще не ушла домой, и Тетерин попросил ее быстренько подучить меня песне Егорушки. Частушки оказались несложными, но, когда я запела, аккомпаниаторша неожиданно начала смеяться. В ответ на мой недоуменный взгляд она сказала:

– Вот уж никак не ожидала, что у такой маленькой женщины голос, как у Шаляпина.

– Я могу петь повыше, – смущенно пробормотала я.

– Что вы, что вы! Так даже смешней!

– А что Егорушка пляшет?

Тетерин растерялся:

– Я, право, не знаю…

– Не стоит из-за этого морочить себе голову – я что-нибудь придумаю, – успокоила я его. – Конечно, это будет не то, что поставил балетмейстер, но это не так важно. Главное, роль еще не сделана, так что не будем волноваться из-за пустяков – лучше начнем репетицию.

Надо сказать, я страшная «стеснялка», хотя этому никто не верит, и свою первую сцену прочла очень коряво и тихо. Тетерин спросил:

– Почему вы читаете шепотом? Ведь Егорушка читает книгу вслух и она ему очень нравится. Кроме того, вас так даже в первом ряду никто не услышит.

– Вот когда после нашей репетиции я пойму, какой характер у этого чертенка Егорушки, я смогу говорить так громко и уверенно, что меня услышат не только на галерке, но и на улице. А пока…

Во втором акте Егорушка хохочет.

– Хохотать я не буду, – категорически заявила я.

– Но ведь у Островского написано, что Егорушка называет себя смешливым, – запротестовал Тетерин.

– Что делать – каюсь, грешна: смеяться по-мальчишески я не умею. Зачем же мне позориться? Лучше найду какую-нибудь замену. Покойный Островский меня простит.

Репетиция (если это можно было назвать репетицией) закончилась. Боюсь, со стороны все выглядело так, будто я капризная примадонна. Но самое страшное будет завтра – на утренней репетиции в присутствии Дикого. Хорошо бы он пришел только вечером, на генеральную, – меня бы это очень устроило.

Утреннюю репетицию начал Тетерин, которого я почти перестала стесняться, и работать мне было легко. Но к концу репетиции Дикий все-таки пришел и попросил нас начать с первого акта.

Итак: на авансцене стоит скамейка, а Егорушка, положив на нее книгу и сидя на полу, по складам читает.

Я в костюме, но без парика. В парике я выглядела по-дурацки, и вчера гример при Тетерине пообещал к генеральной его переделать.

– К премьере, –