Повести и рассказы - Константин Михайлович Симонов

Войдя к Ремизову, Сабуров вручил ему приказ. Ремизов прочел приказ, потом спросил о Филипчуке. Повторился почти тот же разговор, что с Григоровичем.

– А документы принес? – спросил Ремизов.

– Генералу отдал. Приказано дать сигнал, что я добрался. У вас зеленые и красные ракеты есть?

– Должны быть. Посмотри, Шарапов, есть ракеты?

– Ракеты все, товарищ полковник.

– Тогда приказано дать три автоматные очереди трассирующими над Волгой. Три сразу и одну вслед.

– Это можно, – оживился Ремизов и снова крикнул: – Шарапов! Помоги мне встать.

Шарапов помог ему встать, и он, кряхтя и разминаясь, пошел по блиндажу.

– Дай мне автомат и диск с трассирующими. Пойдемте, Сабуров. Я сам, коли так, тоже очередь дам.

Шарапов и еще один автоматчик вышли из блиндажа вслед за Ремизовым и Сабуровым.

– Становись рядом со мной. Стрелять по команде «три», очередью. Будем считать, что это наш прощальный салют Филипчуку. – Ремизов повернулся к автоматчику: – Отдайте свой автомат капитану. Возьмите, Сабуров. Вместе с вами помянем товарища!

Небо уже начинало сереть, когда по команде «три» они выпустили по автоматной очереди. Светящиеся трассы пуль, изгибаясь где-то в конце пути, взлетели высоко в темно-сером воздухе над Волгой. Ремизов дал вдогонку еще одну очередь и посмотрел на Сабурова, как раз в эту минуту хотевшего сказать, что ему пора идти обратно.

– Не пущу вас, уже светает. И вообще не пущу. До трех раз судьбу испытывать можно, больше не надо. Пробьемся завтра ночью – вернетесь.

– У меня там батальон без командира, – сказал Сабуров.

– А у меня тут два батальона без командиров. Идите спать. Шарапов, устрой капитана на комиссарскую койку. Погиб у меня комиссар. Прекрасный был человек. Только месяц назад из райкома партии прислали. Воевать не умел, а бодрость душевную даже в меня, в старого черта, вселял. Очень жалею. Даже удивительно, как жалею. Пойдемте в блиндаж.

XIX

Когда Сабуров проснулся, было уже три часа дня: он проспал почти восемь часов. В углу блиндажа кто-то копошился.

– Кто там? – спросил Сабуров.

– Я.

Перед ним стояла толстая девушка, рукава у нее были засучены, а поверх гимнастерки надет передник.

– А где полковник? – спросил Сабуров.

– На передовой.

– А где у вас передовая?

– А тут, рядом.

Сабуров спустил ноги на пол и только теперь обнаружил, что во время сна кто-то снял с него сапоги и портянки.

– Сидите, – сказала девушка. – Портянки сушатся, сейчас принесу.

– Кто же это с меня сапоги снял? – спросил Сабуров.

– Ясно кто – Шарапов.

Девушка вышла и тут же вернулась, держа в одной руке покоробившиеся просушенные сапоги Сабурова, а в другой – портянки.

– Нате, надевайте.

– Как вас зовут? – спросил Сабуров.

– Паша.

– Что ж вы тут одна за всех?

– Одна, – ответила Паша. – Все на передовую ушли, и телефон там.

– Стало быть, вся охрана штаба на вас возложена? – спросил Сабуров, подвертывая портянки.

Паша промолчала, видимо не одобряя этого праздного вопроса.

– Кушать хотите?

– Хочу.

– Полковник приказал, чтобы вы, как проснетесь и покушаете, к нему шли. Вас автоматчик проводит.

– А чем же ты меня кормить будешь?

Паша огорченно пожала плечами: этот вопрос ей доставил страдание.

– Кицытратом. Грешневым. Кушали?

– Случалось.

– Я в него сала положила. А чего завтра буду готовить, не знаю.

– Все еще не стала Волга? – спросил Сабуров.

– А шут ее знает. То говорят – стала, то – не стала. А продуктов не везут. Вот и мучайся.

Она вышла и вернулась со сковородкой каши.

– Кушайте.

Потом полезла в угол, достала флягу, встряхнула и, не спрашивая Сабурова, налила ему полстакана.

– Где Шарапов? – спросил Сабуров.

– С полковником. Он всегда с полковником, от полковника не отстает.

Она, не дожидаясь приглашения, села на табуретку напротив Сабурова и, подперев рукой подбородок, стала его разглядывать. В полку она, наверное, уже всех разглядела, а он был новенький.

– Ну что ты смотришь? – сказал Сабуров.

– Ничего, так. Теперь у нас будете?

– Нет, не у вас.

– А чего же вы?

– Временно сюда прибыл. Завтра отбуду. Как, можно?

– А почему же нельзя? – не поняв шутки, сказала она. – Может, еще чего хотите покушать, так больше нет ничего. Может, чаю еще хотите, так чай есть.

– Нет, не хочу, – ответил Сабуров.

– А Сергей Васильевич всегда чай пьет. – Кто это Сергей Васильевич?

– Да полковник.

– Ну, а я не хочу.

– Как ваше желание. Может, вам шоколаду дать?

– Нет.

– Сергей Васильевич сказал, чтоб вас всем, что есть, кормить.

– Спасибо, не хочу.

– Ладно, как хотите, а то у него одна плитка осталась, – как показалось Сабурову, с некоторым облегчением сказала девушка.

– Так где же автоматчик? – спросил он, доев концентрат.

– Там, в окопе.

Сабуров поднялся:

– Спасибо.

– Будьте здоровы. Вы чего-то кушаете мало.

Сабуров вышел. В окопе около блиндажа его действительно ждал автоматчик.

– Ну что ж, пойдем до полковника, – сказал Сабуров.

– А что до него идти, товарищ капитан, – сказал автоматчик. – До него рукой подать.

В хозяйстве Ремизова чувствовалась аккуратность. Вперед от блиндажа, через развалины, шли ходы сообщения, прерывавшиеся только там, где можно было безопасно пройти в рост.

Через пять минут Сабуров был на наблюдательном пункте, устроенном довольно остроумно. На самом краю обрывистого оврага, отделявшего здесь позиции Ремизова от немцев, стоял разрушенный дом, по остаткам которого беспрерывно била немецкая артиллерия. Ремизов подкопался под фундамент и внизу под ним сделал довольно просторную землянку с двумя замаскированными глазками в сторону немцев.

Земля за ночь окончательно обледенела. На дне оврага лежал опрокинутый, сорвавшийся с откоса танк и валялось много трупов.

– Как позавтракали? – вместо приветствия спросил у Сабурова Ремизов.

– Отлично, товарищ полковник.

– Значит, Паша не подвела. Она кулачка: все для меня бережет. Никак ее к гостеприимству не приучу.

– Наоборот, – сказал Сабуров, – даже шоколаду мне предлагала.

– Неужели? Ну, это прогресс. Тихо сегодня у меня. Зато, кажется, там на генерала нажимают. Слышите?

Действительно, левее слышалась стрельба.

– По звукам судя, уже два раза до гранатного боя доходило. Я бы на вашем месте после таких пластунских подвигов сутки спал. Приказал не будить. Конечно, в крайнем случае разбудили бы, но пока ничего такого нет. Шевелиться – шевелятся, это да. Вот извольте бинокль.

Сабуров взял из рук Ремизова бинокль и долго просматривал ту сторону оврага. То здесь, то там перебегали люди. В просветах между домами промелькнул один, потом другой танк.

– Бомбили уже? – спросил Сабуров.

– У нас нет. Тот, левый берег бомбили. Все «катюш» ловят. «Катюши», как всегда, арии пели утром. Отдохнули?

– Вполне.

– Сегодняшний день вы у меня