Легион - Дэн Абнетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Примарх позвал тебя, Пето.
— Меня?
— Ты нужен ему. Следуй за мной.
Сонека взглянул на Рахсану.
— Иди, — настояла она.
Пек провел его через люминесцентные залы судна кабалы в зал где ожидали Альфарий, Омегон и Шир.
— Мой лорд? — сказал Сонека.
— Кабала собирается показать Провидение, Пето, — сообщил Альфарий. — Насколько мы знаем, это устройство восприятия, средство временного фокусирования, основанное на принципах эльдарских провидцев.
— Я не понял ничего, что вы мне сказали, лорд.
— Мы о возможности показать нам будущее, — сказал Омегон.
— А зачем вы посылали за мной?
— Ты должен смотреть. Свидетелями должны быть Омегон и я, Шир как перспективный псайкер и ты как не измененный человек. Ты согласен?
— Сэр, я….
— Ты согласен? — потребовал Омегон, — У нас нет времени, чтобы тратить его в пустую.
Сонека кивнул.
— Я сделаю все что смогу, мои лорды. — Ответил он.
— Спасибо тебе, Пето, — сказал Альфарий. — Мы готовы, — произнес он.
Стена, казавшаяся твердой растворилась как дым. Четыре мужчины вошли в помещение, бок о бок. Оно было темным, и сияло пламенным жаром, который, казалось, прибывал отовсюду и ниоткуда. Перед ними была монолитная серебряная плита содрогающаяся светом.
«Я — Гахет».
— Я — Альфарий, Примарх двадцатого легиона Астартес, — ответил Альфарий.
«Добро пожаловать. Давайте узнаем остальных, и вашего другого себя».
— Я — Омегон, Примарх двадцатого легиона Астартес, — сказал Омегон.
«Добро пожаловать. Дэн Дан Кейт Шир, добро пожаловать».
Шир поклонился.
«Пето Сонека, добро пожаловать».
— Привет, — Сказал Сонека. — Вы у меня в голове.
«Да».
— Это не слишком приятно, — сказал Сонека.
— Улавливай суть, гет. — бросил Омегон.
«Вы готовы увидеть Провидение?»
— Да, — сказал Альфарий. — Любые уловки приведут к тому, что наши болтеры разнесут эту часть корабля на куски. Ясно?
«Да. Вы сильны, человек. Вы угрожаете. Насилие придет позже, и станет вашей работой».
— Продолжим, — поторопил Омегон.
«Мы сражались с Первобытным Уничтожением задолго до вашего появления. Хаосу нельзя позволить получить контроль над галактикой».
— Мы это знаем, Гахет. — сказал Альфарий.
«Человеческий род зрел. Он процветал. Люди в своем невежестве особенно восприимчивы к влиянию Хаоса. Первобытное Уничтожение запустило свои пальцы в человечество, надеясь сделать из него оружие».
— Человечество будет сопротивляться. — сказал Альфарий.
«Вы не будете знать, как сопротивляться. Хаос хитер. Он вызовет гражданскую войну в пределах Империума Человека и приведет все созданное к уничтожениею. Смотри…»
Плита серебряного света задрожала и открылась. Они увидели что было внутри. Почувствовали, как они падают с орбиты на горящий мир. Шир заплакал.
«Это наше доказательство. Это будущее, и оно случится. Великая война прорвется сквозь небесный свод и охватит человеческую расу. Звезды погибнут. Уничтожение восстанет».
— Нет! — сказал Омегон с широко открытыми глазами.
«Вы не можете отрицать этого, Омегон. Этот процесс уже начался».
— Ты чертов лжец! — взревел Омегон, отводя взглят от Провидения.
«Я не могу лгать. Я не лгу. Человечество создаст самого большого монстра из всех: Хоруса».
Разум Сонеки оцепенел. Впечатление от золотого корабля померкло перед тем, что он увидел.
— Как… Как нам остановить это? — спросил он дрожащим голосом.
«Вы не можете, но Альфа Легион прекрасно подготовлен, чтобы контролировать и направлять это».
— Объясни! — потребовал Альфарий.
«Гражданская война, направленная против Императора Хорусом Луперкалем закончится одним из двух вариантов. Или Хорус победит, и хаос одержит победу, или силы Императора заставят Хаос отступить».
— Альфа Легион всегда существовал ради Императора. — заявил Альфарий.
Плита серебряного света мерцала.
«Соотнеси это с будущим. Хорус побеждает и Хаос триумфует, ужасная перспектива, но она вполне вероятна. Кабала видит искру чести, остающуюся в Луперкале. Он будет тайно ненавидеть себя за злодеяния, совершенные его именем. Если он победит, то его неистовство ускорится, вместе с его самоненавистью. Он будет жертвовать человечеством два или три поколения. Даже его самые близкие союзники пойдут на него войной в заключительном Армагеддоне. Хаос будет гореть ярче, чем когда либо прежде, а затем погаснет. Его великая победа вспыхнет, а затем погаснет, унесенная в могилу умирающим Империумом.
Расы галактики будут спасены через жертву человеческого рода».
— Хорусу не позволят победить! — парировал Омегон.
«Рассмотри альтернативу, Примарх Омегон. Это что мы видели. Император отдаст жизнь, чтобы достичь победы. Он падет на Терре, убив Хоруса. Смотри…»
Серебряный свет замерцал. Они увидели великолепие Золотого трона и завывающий рот высохшего трупа, запертого в нем.
— О нет! — закричал Сонека.
«Если Император победит, то Империум захватит застой. Он будет стремиться увековечить себя, снова и снова, спустя тысячи лет, но он сгниет, медленно и необратимо. Он сгниет, постепенно позволяя Хаосу просачиваться, возвращаться и пожирать его».
— Победа…. Является поражением? — мягко спросил Альфарий.
«Если Император победит, Альфарий, то Хаос в конечном итоге одержит победу. Десять, двадцать тысяч лет страданий и разложения, пока Первобытное Уничтожение наконец не достигнет господства».
— Это выбор? — холодно усмехнулся Омегон.
«Медленное, непреклонное завоевание Хаоса, или краткий период террора и безумства. Медленные муки или кровавое столетие или два, пока человеческая раса уничтожает сама себя изгоняя Хаос из галактики. Это выбор, который мы предоставляем вам. Человеческий род — оружие. Вы можете спасти галактику, или уничтожить ее».
— Едва ли это вообще выбор, Гахет. — сказал Альфарий.
«Мне жаль тебя, человек. Но это не так, вы прагматичны, это ваше неизменное достоинство. Ты видишь дальше. Ты принимаешь твердые решения. Альфарий, будущее застоя не должно наступить».
— Как мы сделаем это? — спросил Омегон. — Как нам сделать это?
«Это очень просто, Омегон. Альфа Легион должен примкнуть к мятежникам. Вы должны гарантировать победу Хорусу».
— Никогда! — взревел Омегон.
— Это невозможно! — крикнул Альфарий.
«Тогда взгляни на результат. Посмотри на него. Взгляни на него сам».
Серебристый свет снова задрожал. Они вздрогнули. За мнгновение они увидели это. Провидение показало им все.
Омегон и Альфарий крича отскочили назад. Шир неистово бормотал, а затем упал мертвым камнем, его разум был уничтожен. Сонека упал на колени и зарыдал.
Глава одиннадцатая
Гидра 42
Они вернулись в люминесцентные залы, светившие уже не так ярко. Будущее преследовало их. Альфарий и Омегон молчали. Бледный, сломленный Сонека нес на руках труп Шира. Астартес ждали их. Их болтеры все еще были нацелены на перешептывающихся членов Кабалы.
— Мой лорд, — начал Пек. — Как все прошло?
Альфарий поднял руку, призывая к тишине. Он посмотрел на своего близнеца, и они долго смотрели друг другу в глаза. Сонека прислонил тело Шира к палубе. Рахсана обняла его.
— Пето! Твое лицо! — прошептала она, — Как все было? Что ты видел?
Сонека покачал головой. Он не мог говорить.
— Он видел Провидение, — поддержал их Джон Грамматикус. — Это ужасно, не так ли Пето? Чрезвычайно ужасно, и в то же время прекрасно.
— Прекрасно? — вспыхнул Пето, отстраняя Рахрану. — Как ты можешь так называть его?
— Потому что жтот ужас дает шанс, — ответил Джон Грамматикус. — Один простой шанс спасти, защитить.
Сонека посмотрел на него.
— Шанс всего один.
Но он не ответил.
Слау Дха вышел вперед и остановился перед Альфарием. Астартес проводили его оружием, но он проигнорировал угрозу.
— Итак? — спросил он с расстановкой, с сильным акцентом на Низком Готике. — Каков ваш ответ, мон’кеи? Найдете ли вы в себе силы принять решение, или вы так же слабы и корыстны как и остальной ваш паразитический вид?
Альфарий пристально посмотрел на автарха.
— Я поддерживаю Императора, — сказал он ему. — Во всех отношениях я лоялен ему, и я не могу разорвать эту связь. Он обладает величайшими амбициями и самыми благородными намерениями, но в одном я абсолютно уверен: он будет твердо противостоять воцарению Хаоса. Он всегда знал правду о нем. Искоренение Абсолютного Уничтожения — его самое большое желание. Теперь все, что я буду делать, автарх, с этого момента я делаю во имя Императора.
Слау Дха кивнул, повернулся и ушел.