Феллах - Абд ар-Рахман аш-Шаркави

Ризк попытался прервать Абдель-Максуда, но тот только отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и продолжал говорить с прежним пылом.

Речь Абдель-Максуда произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Все заговорили сразу. На стул вскочил шейх Талба и, простирая руки, будто собирался произносить проповедь, закричал, перекрывая на время рев толпы:

— Люди!.. Все беды обрушились на нас из-за этого негодяя и богохульника Исмаила… Клянусь аллахом, Ризк здесь ни при чем! Мы должны почитать его хотя бы из уважения к памяти его достойного родителя, досточтимого бея…

Шейх говорил что-то еще, по голос его потонул в буре общего негодования и протеста.

Ризк изо всех сил надрывался, стараясь успокоить расшумевшихся феллахов. Но его старания ни к чему не привели. Унять разбушевавшиеся страсти было не так-то легко. Тогда Ризк, выйдя из-за стола, сделал еще одну попытку овладеть положением.

— К чему весь этот шум? — воскликнул он. — Зачем нам устраивать базар? Все решается очень просто. Оставим все как было! Я это предлагал раньше. И сейчас настаиваю на том же… Выборы только посеют рознь менаду нами… Чего нам попусту тратить время?

Но тут не выдержал Абдель-Азим:

— Ты за кого нас принимаешь? Думаешь, мы ослы, которых можно оседлать? Или стадо баранов, которых можно гнать куда угодно? Нет, ошибаешься! Мы свободные феллахи! Хозяева кооператива! Запомни это! Революция дала нам землю! Поэтому социализм для нас не пустой звук. Это наше кровное дело!

Голос Абдель-Азима звучал, как натянутая тетива, которая, казалось, вот-вот оборвется. Наступая на Ризка, он энергично размахивал руками, будто готов был схватиться с ним врукопашную.

— Слышали уже это!.. Слышали!.. — попятился от него Ризк. — Сколько можно талдычить одно и то же… Конечно, мы, феллахи, хозяева своего кооператива. И мы вправе принимать любое решение. Я повторяю: выборы только перессорят людей. Их проводить ни к чему! — отчеканил Ризк, как бы резюмируя уже решенный вопрос.

— Ну, если, как ты говоришь, выборы только ссорят людей, значит, демократия не нужна! Зачем вообще проводить собрания? — медленно, растягивая слова, с усмешкой произнес кто-то из уездных руководителей, приглашенных на собрание. — Только для того, чтобы поговорить да посмотреть друг на друга?

— Я предлагаю, — продолжал гнуть свою линию Ризк, — во имя пророка прочитать всем вместе «Фатиху», чтобы очиститься от всякой скверны, и с миром разойтись.

Ризк обвел взглядом всех сидящих за председательским столом, потом стал шарить глазами по залу, будто гипнотизируя собрание. Установилась напряженная тишина. Вспотевшие люди сидели и стояли не шевелясь, затаив дыхание в ожидании исхода словесной перепалки, от которого, как они интуитивно чувствовали, зависело очень многое, может быть, все их будущее.

— Что же вы молчите? — закричал Тауфик. — Разве вы не слышали, что сказал бей? Читайте же «Фатиху» во имя пророка! Вы что, воды в рот набрали? Или вы не мусульмане? Отвернулись от аллаха? Сволочи!..

Все, может, и обошлось бы тихо-мирно, если бы не этот истеричный крик Тауфика, вызвавший новую бурную реакцию всех присутствующих.

— Это вы с Ризком отвернулись от аллаха! Сам ты сволочь! — С этими словами Бухейри рванулся к Тауфику и вцепился в него мертвой хваткой. На Тауфике затрещала новая галабея. Салем бросился на помощь Бухейри, но получил от Тауфика удар по голове и упал на пол. Подоспели другие ребята. Завязалась потасовка, которая кончилась так же внезапно, как и началась. Тауфик сдался. Он стоял в разорванной галабее, тяжело дыша и проклиная Бухейри и его друзей.

Бухейри, насупясь, смотрел на него исподлобья, стараясь вырваться из рук феллахов, которые крепко держали его.

Как град по железу, загремели выкрики. Кричали все сразу, заглушая слова Ризка. Он стоял, с трудом сдерживая бессильную ярость, все еще надеясь установить тишину. Умолял успокоиться. Призывал к миру и согласию. Но голос его был криком утопающего в разбушевавшемся море.

И только когда поднялся Абдель-Максуд, гул постепенно сошел на нет.

— Кончайте базар! Мы ведь все-таки пришли на собрание! Кто хочет покричать, пусть идет на улицу и отведет там душу! А здесь давайте говорить по существу. Прежде всего нам нужно избрать новое правление кооператива и новый комитет союза. Именно для этого мы сюда и пришли. Давайте же приступим к делу.

— Прежде чем приступить к любому делу, надо прочитать молитву! — выкрикнул шейх Талба. — Забудем старые обиды и распри и воздадим хвалу аллаху и святому пророку.

Нестройными голосами несколько человек вслед за шейхом начали читать «Фатиху». И тут раздался голос Салема:

— Что же это получается? Нас бьют и призывают не помнить зла! Прощать кровопийцам! Ну нет, никогда! Бороться надо! А мы только болтаем попусту! Овец с волком не помирить. Пустое это дело!

— То, что Ризк волк, для нас не новость! Но мы не овцы! — крикнул Бухейри.

— Ризк-бей, по-твоему, волк? — взвизгнул опять Тауфик. — Смотри, Бухейри, как бы тебе потом не пришлось расплачиваться за свои слова! Не сей в народе смуту! Не мешай читать молитву.

— Молитвой спора не разрешишь! — выкрикнул Абдель-Вахид, старший из учеников уездной школы. — Неужели вы, земляки, не понимаете, что наш спор — это проявление жестокой борьбы, борьбы не на жизнь, а на смерть, которая идет сейчас повсеместно. Это не просто потасовка, это классовая борьба. Ее нельзя разрешить чтением молитвы, хотя бы мы стали читать весь Коран целиком. В этой борьбе враги народа используют все методы, не брезгуют никакими средствами…

Кто-то из феллахов попросил объяснить, что такое классовая борьба. Абдель-Вахид собрался уже было прочитать лекцию на эту тему, как в зале появился Хиляль. Вновь послышались смешки в его адрес. Но Хиляль с важным видом, исполненным достоинства, пробирался сквозь толпу, прямо к председательскому столу. Поднявшись на подмостки, он широким рукавом галабеи вытер потное лицо, на котором уже не осталось и следов косметики, и громогласно объявил:

— Я только что звонил в город по телефону и сообщил начальнику полиции, что у нас в деревне проходят выборы. Так, на всякий случай. Чтобы потом не говорили нам: а кто вам разрешил проводить собрание?

— Правильно сделал! — одобрил Абдель-Азим. — Наше собрание не должно превращаться в пустую говорильню. Раз мы решили провести выборы, так давайте об этом и говорить. А то тут уже раздаются голоса, чтобы мы помирились и полюбовно разошлись! Но с кем нас хотят помирить? С нашими врагами? Неужели вам недостаточно нашего горького опыта? Неужели каждому обязательно надо попасть в тюрьму, чтобы поумнеть? Так давайте же не будем топтаться на месте! Социализм — это наше кровное дело. Именно нам предстоит воплотить его в жизнь. А раз так, мы сами должны расчистить путь для его победы! Слушайте меня внимательно, уважаемые односельчане!.. Перейдем от слов к делу: приступим к голосованию. Если большинство будет согласно, сразу же примем и решение. Кто за то, чтобы Ризк остался председателем кооператива и секретарем комитета, прошу поднять вверх палец!

В зале воцарилась тишина. Осмотревшись по сторонам, Тауфик первым поднял палец. Шейх Талба тоже было поднял палец, но потом, покачав головой, опустил. Да еще в заднем ряду, где сидели «чужаки», приезжавшие в деревню только по выходным дням, кто-то несмело поднял палец, но под грозными взглядами своих товарищей вынужден был его опустить.

— Это что же — бунт? — в бессильном бешенстве прорычал Ризк. — Председатель собрания я. Никто другой из имеет права ставить вопрос на голосование. Так выборы не проводят. Вы что, забыли, кто я такой? И кооператив, и комитет, и вообще вся деревня у меня вот здесь, в кулаке… Понятно вам? А вы вздумали надо мной смеяться? Бунтовать против власти? Против революции? Это анархия! Насилие! Я не позволю никому командовать. Объявляю собрание закрытым!

Ризк, как раненый зверь, напролом бросился к выходу. Толпа раскололась. Феллахи, провожая его косыми взглядами, молча расступались перед ним. Кто-то нечаянно задел висевший на стене лозунг, и тот упал. Ризк, споткнувшись, в бешенстве стал топтать его ногами. Он уже не мог сдерживать себя. Он шел, никого и ничего не видя перед собой, с выпученными, налитыми кровью глазами, с перекошенным от злости лицом, по которому катились крупные капли пота. Вся неуемная злоба и ненависть, которую он питал к феллахам, казалось, отразилась на его лице.

— Что это с ним — как с цепи сорвался! — бросил ему вдогонку Салем.

— Поберегитесь! Еще чего доброго укусит! — крикнул Бухейри.

— Ничего, если бросится, скрутим! У нас Хиляль в одиночку задушил волка, а все вместе мы как-нибудь да справимся с этим псом! — засмеялся кто-то из феллахов. — Видели, какой хозяин нашелся! Всю деревню, говорит, держу в кулаке!