В чужом небе (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Откуда вы знаете, как я покинул родину? - вспылил ещё не до конца остывший агент.
- Да это же очевидно. Не представляю я вас пробирающимся через границу в обход постов стражи и конных разъездов. А значит, вы могли только улететь на пресловутом философском лайнере.
- Всё-то вы, господин неизвестно чей шпион, знаете про меня. А вот скажите-ка, почему вы не пошли с генералом Вешняковым на столицу?
- Ошибаетесь, я дрался в том походе в составе ударного батальона.
И ведь я ни разу напрямую не солгал Зонту. Я, действительно, дрался, и действительно в составе ударного батальона. Только батальон был матросский, и сражались мы против офицерских полков генерала Вешнякова, которого чаще и свои, и чужие называли просто Вешняк.
Зонт от моих слов как-то весь сник. Он опёрся локтями на стол, подпёр руками голову, будто боялся, что если отпустит, то стукнется лбом об столешницу.
- Заболтались мы с вами, Зонт, - сказал я. - Покажите мне место, где можно улечься. Обещаю освободить его завтра к девяти утра.
- Постарайтесь встать пораньше, - попросил меня Зонт. - Я в девять уже ухожу давать уроки. До столицы ведь пешком путь неблизкий.
- Вот мы его вместе и скоротаем.
Эту ночь я провёл на топчане, закутавшись в немного пахнущее хлоркой одеяло. Его явно доставали довольно часто, и, наверное, стирали после того, как уходил очередной агент той или иной разведки.
Утром я проснулся от того, что Зонт гремел на кухне посудой. Когда я, наскоро умывшись, вышел к нему, агент нескольких разведок и нейстрийской полиции в придачу уже выставлял на стол тарелки с оставшейся со вчерашнего дня снедью. Он встал, скорее всего, немного раньше моего и успел даже разогреть еду на газовой плите. Привыкший больше к примусам и керогазам, я был сильно удивлён, увидев её на кухне в таком вроде бы не слишком роскошном домике.
- А тут почти у всех такие есть, - проследив мой взгляд, усмехнулся Зонт. - В районах почище, даже электрические. Такие вот дела.
В Народном государстве газовые, а уж тем более электрические плитки можно было найти только в домах самых обеспеченных граждан. Да и то, наверное, в одной столице. Про остальные города я и вовсе молчу.
- Хорошо они тут устроились, - буркнул я, садясь за стол. - На угле экономят.
- Топят тут тоже газом, - заметил Зонт. - Про печки все забыли давно. - И снова прибавил. - Такие вот дела.
Мы поели не торопясь и вместе вышли из дома. При этом Зонт оделся как-то очень уж тепло для этого времени года. Хотя на родине, конечно, и стоило бы надеть пальто, а под него толстый свитер, но в Нейстрии-то климат намного мягче, чем в Урде.
- Вот только не надо на меня так коситься, - бросил мне Зонт, пока я ждал его в небольшой прихожей дома. - Я терпеть не могу мёрзнуть, а пар, как известно, костей не ломит.
Я в ответ только плечами пожал.
На улице оказалось удивительно тепло. Даже солнце иногда проглядывало через разрывы в бегущих по небу облаках. Зонт же предпочёл не расставаться с висевшим на левой руке зонтом. Теперь стал понятен смысл его оперативного псевдонима. Он остановился перед дверями дома, проверил, хорошо ли их замер, а после принялся прикуривать. Делал он это на удивление неумело. Дважды спичка у него гасла, и на третий раз мне захотелось отобрать у него коробок и прикурить самому. Но я сдержался. В конце концов, это просто неприлично - вот так лезть к другому человеку.
Наконец, Зонт прикурил с грехом пополам, пару раз затянулся, и мы медленно зашагали по улице. Пригород в утреннюю пору был тих и спокоен, только кое-где из-за заборов гавкали собаки. Да и те как-то сонно, будто просто несли службу, оповещая проходящих о своём присутствии. Не суйтесь, мол, хуже будет. Разговаривать не хотелось ин мне, ни Зонту, и весь путь до остановки трамвая мы проделали в молчании.
Вчера я шёл сюда уже поздно и трамваи просто не ходили. Да и теперь пришлось постоять нам с Зонтом, прежде чем звенящий вагон, подкатил к остановке, мерно покачиваясь на рельсах. Бугель[1] его постоянно искрил. Вагон приехал почти пустой. Мы с Зонтом уселись на деревянные сидения, оплатив девушке-кондуктору проезд. Она мило улыбнулась нам, принимая деньги и отрывая билеты.
Теперь за окнами пробегал пригород столицы. Такой сонный, что просто не верилось, что не так уж далеко отсюда идёт война. Лишь попадающиеся на глаза солдаты, машины с кругами нейстрийской военной символики да посты противовоздушной обороны напоминали о ней.
- Блицкриг совсем близко, а тут словно и нет войны, - высказал я свою мысль. Молчать сил больше не было. - Какие-то тут все слишком беззаботные.
- Они будут точно также жить и при Блицкриге, - ответил Зонт. - Ведь те зверств не творят, просто назначают свою администрацию. Им ведь не нужно яростное сопротивление всего народа. А к смене правительства большинство отнесётся равнодушно. Тем более, я уверен, что генерал-кайзер вовсе оставит на троне нынешнего короля, просто при нём будет майордом - марионетка Блицкрига. Для народа, в общем-то, ничего и не изменится.
- Вы как будто уже смирились с поражением Нейстрии.
- А с ним тут почти все смирились. Вы не видели как через столицу и пригороды спешным маршем шли колонны котсуолдцев. Бежали к морю - это очень метко подмечено. Они именно бежали. Катились танки и броневики. В небе было темно от аэропланов. И вся эта армада движется прочь от фронта. Бежит от Блицкрига. После такого кто угодно смирится с поражением. Если бы не имперцы, Блицкриг, наверное, уже взял бы столицу Нейстрии. Но и те долго фронт не удержат - это понятно всем. Каждый день по радио в сводках с фронта говорят о том, что их теснят к границам.
- Если ещё Урд, там Блицкригу приходится не сладко в Прияворье и Полесье. Я слышал, бои там идут жаркие.
- А Бадкубе потеряли. Без нефти в наше время никуда, а урдская нефть - вся в Бадкубе.
С этим было не поспорить. Но Котсуолд сбежал и оттуда, хотя и не без вмешательства неизвестных сил. Об этом, конечно, я говорить Зонту ничего не стал. Да и вообще, наш разговор сошёл на нет. А после пары остановок Зонт попрощался со мной и вышел из трамвая. Я проводил взглядом его сутулую фигурку. Весьма, если задуматься, обыкновенный субъект. Можно сказать, типичный представитель урдской эмиграции. Даёт уроки и докладывает всем, кому может, лишь бы не умереть с голода. Хотя стоит заметить, в Народном государстве, его вполне возможно ждала бы именно голодная смерть. Многие подобные ему интеллигенты сгинули в лихие годы Гражданской войны как раз по этой причине. Они оказались попросту не нужны, выброшены на обочину истории. Те, у кого остались хоть какие-то сбережение, купили себе места на философских лайнерах, и всё для того, чтобы давать уроки, а если повезёт, то работать на какую-нибудь разведку. Или сразу несколько - уж больно скудно те платят.
То, что мне устроят проверку на вшивость по дороге к кабачку, я понимал отчётливо. Знал, и что убивать не собираются, а если попробуют, ничего у них не выйдет. И это было большим козырем у меня в рукаве, правда, как выяснилось позднее, козырь этот оказался чрезвычайно опасным. Для меня самого в первую очередь.
Соскочив с подножки трамвая, я, как ни в чём не бывало, зашагал к кабачку. Обе руки сунул в карманы, чтобы нельзя было понять, в каком именно у меня спрятан револьвер. Трюк простенький и незамысловатый, однако, чего ещё ждать от летуна. Я ведь не профессиональный шпион.
Я даже примерно понимал, где меня будут брать в оборот. У поворота к кабачку курили двое грузчиков в кепках и мешковатых робах. Делали вид, что ждут кого-то. Улица в этом месте была особенно узкой, и пройти мимо них на хоть сколько-нибудь приличном расстоянии у меня просто не было шансов. Увидев меня, грузчики посторонились, так чтобы у меня осталась только одна возможность миновать их - пройти между ними. При этом один выбросил окурок папиросы и принялся тщательно растирать его каблуком о мостовую.
Брали, в общем, классически. Только слепой не заметил бы простейшей уловки и поданного сигнала. Значит, сейчас меня и возьмут. Стоило мне пройти пару шагов, оказавшись между грузчиками, как они, не сговариваясь, подхватили меня под обе руки, плотно прижав их к бокам. Я не мог и пальцем шевельнуть.