Станешь моей победой - Викки Марино

— Нет! Что ты… Там же твои родители. Мир, давай просто погуляем!

— Мы поедем в мою квартиру.

— Нет! Нет! Нет! — тут же прилетает категоричный отказ. — Я не поеду к тебе! — упрямится Колючка, сотрясаясь.

— Ань, ну не можешь же ты вечно закрываться от меня… — кладу ладонь на острое колено и сжимаю его. — Мы просто проведем время вместе. Ничего не будет, честно. Ну… То есть… Не будет, если ты не захочешь. Так что не рефлексуй и выдохни, наконец. Я люблю тебя… — посреди трассы бью по тормозам и смотрю в ее глаза, не отрываясь. Стараюсь успокоить мою суетливую, но при этом не пытаюсь юлить и прикрываться наигранным благородством.

Когда оказываемая в квартире, сразу занимаем место на кухне. Чтобы хоть как-то отвлечь тараканов Тихони, которые устраивают в ее головушке всемирный переполох, предлагаю приготовить ужин. Сославшись на то, что не успел нормально поесть, достаю из холодильника все продукты, которые только были, и думаю, что же из этого может получиться.

Яйца, зелень, шампиньоны, какая-то непонятная колбаса и томаты… Бутылку пива решил не трогать.

М-да, не густо… Вот что значит появляться на хате только после кутежа в клубе. Типичное холостяцкое убежище.

— Мирон, когда ты в последний раз ходил за продуктами? — несмело спрашивает Аня, разглядывая на упаковке с колбасой срок годности. — Могу порадовать тебя только яичницей, — и смеется. Скромно как обычно. Но блин… Ей так идет улыбка.

— Я не привередлив. Но если ты будешь ходить со мной в магазин… А лучше… Переезжай ко мне, Ань, — прижимая Тихоню к столу, лезу с поцелуями. На хуй мне этот ужин, когда она рядом?

— Мирон… Кхм… Ты сумасшедший! Переезд? Так быстро? Я… Я не могу… — шепчет Аня, легонько отталкивая меня. — Неужели ничего не понимаешь? Нам же нельзя быть вместе! — и, повернувшись ко мне спиной, приступает к готовке.

— Слушай, я уже понял, что родители у тебя… Строгие. Назовем это так. Но рано или поздно им придется рассказать о нас. Как долго мы будем тайком встречаться? — выхватив у Тихой нож, убираю его в сторону и разворачиваю Аню к себе лицом.

— У меня нет ответа на этот вопрос. Так что давай пока закроем эту тему, хорошо? И… Ты, помнится мне, голоден.

— Очень, — поддевая кончик ее носа своим, пробираюсь руками под толстовку и все еще недоумеваю, как я смог так быстро привязаться к человеку, что готов видеть ее все двадцать четыре на семь. Как?

— Кхм… Тогда, может, продолжим готовить ужин? — хриплым голосом говорит Аня. Но в силу ее чрезмерной скромности, щечки тут же розовеют, а в глазах плещется похоть. Моя порочная принцесса.

— Я хочу только сладкий десерт, — толкаю на распев и цепляю нижнюю губу недотроги.

Подхватив Аню под попу, уношу ее в спальню. По пути выключаю основной свет и зажигаю светильник. Делаю, конечно же, все второпях, потому что не терпится снова прикоснуться к Ане.

Мы лежим на кровати. Я глажу ее волосы, а она смотрит на меня своими невинными глазами. Обнимая Тихоню, как ненормальный твержу беспрестанно только одно: «Я люблю тебя». И каждый раз, когда это произношу, чувствую, что становлюсь сильнее. Она моя с той самой секунды, как появилась в нашем университете. Только моя.

— Люблю тебя… Люблю… — повторяю раз за разом и оставляю на ее коже миллиарды поцелуев.

— Мне так хорошо с тобой, Мирон. Очень-очень! — отражает Аня. Сама тянется ко мне, ластится, словно кошечка. — Ты, главное, не исчезай… — и душу мне, сука, этой фразой вспарывает.

— Не исчезну! Да куда же я от тебя денусь? — изменив положение, нависаю над Тихой, заглядывая в ее глаза. — Рядом буду, малышка. Всегда. Только с тобой. До конца.

Совершаем энергетический обмен. Считываем все по взгляду. Понимаем по дыханию.

И как только мы замолкаем, ставя точку в разговорах, иду в наступление. Протискиваюсь между ножек Ани и накрываю ладонью ее киску. Сжимаю через ткань, сминаю, ласкаю. И ловлю первый за эту ночь стон губами.

— Раздевайся, кисунь, у нас мало времени, — выдаю на пониженных, игнорируя то, с какой силой сжимается сердце.

— Я… Я не могу… — пыхтит Колючка, оттягивая край толстовки вниз.

— Можешь, малышка… Хватит стесняться. Я выучил твое тело наизусть.

— Мир…

— Я люблю тебя! — надеюсь, что произнесенные слова подействуют на Аню успокаивающе. — Выдыхай…

Помогаю Тихоне избавиться от одежды, срываю все, вплоть до браслета и трусов и, сука, слюной захлебываюсь. Любуясь ее наготой, жадно скольжу ладонями по обнаженному телу, наблюдая, как от этой грубой ласки на нежной коже выступают мурашки.

Прижимаюсь губами к ее шее, провожу языком по пульсирующей жилке. Влажную дорожку прокладываю к животу, спускаясь к бедрам. Аня сильнее извивается, закрывает глаза, губы кусает. От каждого прикосновения к груди, промежности, от каждого поцелуя у меня по всему телу проходит волна наслаждения.

— Ты охуенная. Ебать… Как же я хочу тебя… Когда сдашься, а? — на эмоциях толкаю и понимаю, что перешел ту черту, за которую никогда не решался шагнуть. И это, ожидаемо, привело к необратимым последствиям — сердце теперь пашет только когда она рядом.

Отрываюсь от Ани лишь на секунду, чтобы стянуть шмот. Остаюсь лишь в одних боксерах. Не думаю, что сейчас Тихая готова видеть меня «во всей красе».

Мы слипается телами, сливаемся. Соединяемся. Впиваемся друг в друга губами, языками, зубами. Но делаем это так нежно, медленно, словно боимся причинить боль друг другу. И становимся единым целым. Я ощущаю все изгибы ее тела, все впадинки и выпуклости. Наслаждаюсь, как шелковая кожа скользит по моей, искрю и тут же плавлюсь. Все мое существо ликует, оно трепещет от счастья.

Дурею. Пьянею. От прикосновений друг друга, от жара разгоряченного тела, которое прижимается ко мне. От желания, которое я вижу в глазах Ани. От страсти, которая вспыхивает в ней. От удовольствия, которое она испытывает, и которое ощущаю я. Все это настолько сильно, что я теряю голову.

Ласкаю киску, вырисовываю круги на клиторе, пальцами растягиваю. Языком развожу половые губы и ее смазку вбираю. Протиснуться бы членом, подстроить под себя. Но, сука… В ущерб себе и во имя ее доверия без зеленого не стартану.

Аня уже вся мокрая от возбуждения. Изнемогая, сжимает простыни и наращивает громкость. Мышцы сильнее сокращает. Я же не останавливаюсь, вылизываю ее, вхожу то языком, то пальцами. Трахаю, пока Тихоня бурно не кончает.

И тогда мы просто обмякшими телами лежим на кровати. Но не разлетаемся в разные стороны, как это обычно бывает после бурного секса, а крепко прижимаемся друг к