Небоскребы магов - Гай Орловский

— Оке… кеан? А что это?

— За морем, — сказал я, — что кажется вам Большой Водой, а на самом деле просто небольшая лужица, лежит океан. Вот там настоящие чудища… Вот тогда рты распахнете во все королевство. И все это вам предстоит увидеть.

Фицрой зябко передернул плечами.

— Что-то мне уже не хочется выходить за пределы этого сумасшествия, которое наш вождь называет лужицей.

Грегор зябко передернул плечами, но подумал и признался:

— А я хочу…

У противоположного борта своя группа по интересам, там двое умельцев состязаются, кто больше наловит этой странной рыбы, что ухитряется жить в горько-соленой воде.

Мне принесли парочку самых удивительных, по их мнению, я вспорол толстые брюха и пощупал внутренности, изумляя экипаж корабля, но пока ничего особенного, рыбы как рыбы, хотя, конечно, в море разнообразия больше, чем в реках.

Вообще-то все виды сформировались в жесточайшей конкурентной борьбе, и мутант должен быть особо мощным, чтобы выжить в таких условиях да еще и оставить потомство. Да, и еще позаботиться о нем, оберегая и защищая, пока оно не сумеет само добывать себе пропитание.

Фицрой не вытерпел, потыкал пальцем в распотрошенную рыбину.

— Ищешь драгоценные камни?

— Это ж не устрицы, — ответил я и, увидев его непонимающий взгляд, пояснил: — Только в устрицах бывают жемчужины. Что, не знаешь, что такое жемчужины?

Он пробормотал:

— Знаю, видел, но не думал, что… У нас нет морей, а торговцы сами не знают, откуда такое чудо, им тоже продали, а тем тоже… А ты откуда услышал?

— Не помню, — ответил я безучастно. — Рыба как рыба… Хорошо, а то Что-то я переел необычности.

Он проследил взглядом за двумя тенями от моих ног, одна на глазах укорачивается, другая удлиняется, да еще и быстро смещается, но ничего необычного не увидел, однако согласился:

— Я тоже. Столько воды…

— Обалдеть, — сказал я с чувством. — О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья век… вообще-то тебе готовит больше. Завидую.

Он проворчал уязвленно:

— Вижу. Впервые встречаю гуся, что повидал больше меня. Если не брешет, что еще вероятнее.

— Зато ты выпил больше, — утешил я.

— И баб, — сказал он твердо.

— И баб, — согласился я великодушно. — Это ж самое главное.

— Ну да, — сказал он еще тверже, — а что не так?

— Все так, — заверил я. — Бабы — наше все. Даже Господь это признавал.

Он посмотрел на меня исподлобья.

— Ты с Севера?

— Почему так?

— Там эта вера, — сказал он. — Единобожие. Но не везде, а так, кустами. Что еще в этой рыбе?

— Я не рыбист, — признался я. — Возможно, каждая пойманная и есть новый вид, но мне надо, чтобы у нее были рога или громко кукарекала, тогда замечу. Пока ничего особенного.

Он вскинул голову, засмотрелся. Я проследил за его шарящим по небу взглядом, ничего необычного, оранжевый купол неба, похожий на раскаленную полусферу из чистого золота, а чуть ниже тучек проплывает еле-еле монг, темный и неопрятный на фоне такого великолепия.

— Давно не видел, — сказал я. — Что, не слишком развито это дело, верно?

Он пожал плечами.

— Не все доверяют ветру. А если переменится и унесет в другую сторону? Такое бывало. У королевских мудрецов есть таблицы, где указано, когда восточный ветер, когда северный и сколько дней это продлится… Вот тогда и стараются пользоваться… А в остальное время риск.

Я внимательно наблюдал за этим примитивным средством передвижения. Здесь, в этом мире, где прогресс двигается благодаря редким вспышкам озарения, прогресс идет медленно и не плавно, как было в моем мире.

Вот кто-то Что-то придумает, а потом снова столетия юзают эту находку, и никто не делает следующий шажок, пока вдруг где-то кому-то не упадет на голову яблоко.

Фицрой, перевозбудившись от такого обилия увиденного впервые, к полудню совсем ошалел, устал, сбросил камзол, жарко, и в одной расстегнутой рубашке сперва сел на палубу, а потом и вовсе лег, в блаженной истоме зевая и потягиваясь.

Команда тоже разбрелась группками по интересам, только Грегор продолжал как суетливо носиться по палубе, так и часто спускаться по ступенькам вниз, где присматривался к переборкам и столбам, от которы› зависит жизнь корабля.

Ваддингтон приблизился ко мне, поклонился.

— Глерд Юджин…

— Глерд Ваддингтон, — ответил я. — Ценю ваш) выдержку. Вот уже полдень, а вы ни разу не подоиип ни с одним вопросом!

Он выпрямился, на лице проступило гордое удовлетворение.

— Вы все распланировали настолько верно, глерд что я только дивлюсь и радуюсь мудрости нашего короля, который дал вам такие большие полномочия Примите мои восторги. Как по поводу создания такогс судна, так и вообще… Мы все не можем прийти в себя от изумления, что вот так ничего не делаем, сидим или лежим, а нас стремительно несет вдоль побережья даже быстрее, чем мы бы передвигались на конях!..

— То ли еще будет, — сказал я таинственно. — Мы еще порадуем его величество! Дронтария воспрянет, дорогой мой глерд Ваддингтон. А мы будем открывать новые острова, материки и новые народы… Я рад, что ваши гвардейцы тоже помогают в простой работе на корабле.

Он ответил без улыбки:

— Вам же остро недостает людей, знакомых с морем? Вот я и велел всем вникать во все. Скажу с удовлетворением, им даже нравится. Возможно, кто-то будет проситься к вам на те корабли, что сейчас строятся.

— Буду рад, — ответил я с чувством. — Ведь мало выстроить невиданные корабли, нужны люди, что от природной дикости не бросятся на эти деревянные чудища с топорами!

Он заверил четко:

— Таких у нас нет, но обещаю, ваши ряды умелых моряков пополнятся этими вышколенными гвардейцами короля!

Глава 6

Ночь выдалась на редкость темной — в самом деле, только одна луна, да и та за плотными тучами. Корабль легко покачивается на черных как смола волнах, Грегор уже дважды спрашивал насчет остановки на ночь.

Я посмотрел на небо, восстановил в памяти карту Дронтарии. Хотя королевство и выходит к морю, сузившись от усилий так, что становится похоже на пирамиду со срезанной вершиной, этой вершиной и упирается в берег моря, однако все равно до Гарна еще почти сутки, так что увидим его только завтра…

— Ничего не случится, — сказал я. — Пусть дозорный смотрит внимательно. Напороться на мель или рифы посреди моря вряд ли получится, как ни старайтесь…

Он плюнул в сторону и сделал жест, отгоняющий нечистую силу.

— Вот только и мечтаю напороться и разбить корабль!

— Хорошо, — сказал я с одобрением. — Юмор — признак присутствия духа. Большая часть неприятностей подстерегает мореходов вблизи берега. Я пошел спать! И вам бы посоветовал.

Он покачал головой.

— Если и засну, то здесь, на палубе.

— Укройтесь, — посоветовал я. — Ночью бывает прохладно.

— Укроюсь, — пообещал он. — А то, говорят, ночью на корабли залезают всякие…

— Русалки?

— Если бы, — ответил он хмуро, — там я как-то разобрался бы, а вот всякие чудища со щупальцами… Хотя и щупальца ладно, пусть щупают, не жалко, а вот когда с клешнями…

Я еще раз бросил взгляд на море, там в самом деле то зазубренный спинной плавник среди волн мелькнет, то огромная башка высунется и смотрит в нашу сторону круглыми глазами, но пока все спокойно.

Проснулся я от внезапного шума наверху. Торопливо поднялся по ступенькам; небо темное, в тучах, корабль тяжело зарывается носом в волны, а они победно катятся по палубе и уходят через шпигаты.

Ветер налетел резкий, словно ударил кулаком из спрессованного воздуха. Корабль тряхнуло, волна с грохотом обрушилась через борт, тяжелая, как ртуть.

Я хватался за канаты и упорно пер к Грегору, что покрикивает на промокших и похожих на тюленей членов команды.

— Ветерок? — спросил я весело.

Он оглянулся, на лице ужас, прокричал, перекрывая шум ветра и грохот волн:

— Это страшная буря!

— То ли еще будет, — успокоил я. — Держите корабль на волну, а то опрокинет.

Он не ответил «сам знаю», не до того, напуган так, что уже и сам не знает, что знает, а я похлопал по его спине в промокшей рубашке, самому вообще-то страшно, но изо всех сил улыбался и скалил зубы.

Такие бури сразу топят лодки и опрокидывают маленькие кораблики, с крупными уже сложнее, а гигантские вообще идут через любой ураган, почти не обращая на него внимания.

Но у нас хоть и не лодка, а корабль маленький, и если опрокинет, то я не Синдбад, которого после каждой катастрофы выносит на берег, как его предшественника Одиссея, а отсюда даже при хорошей погоде до берега вряд ли доплыл бы…

Корабль бросает на волнах так, что люди то и дело падают, скользят на мокрых досках, вместе с потоками воды их носит от борта к борту.