Полное собрание стихотворений. Том 2 - Николай Некрасов

"Покушай! горячий, сейчас из золы!"

Хорош был картофель печеный,

Но грудь и теперь занывает с тоски,

Когда я о нем вспоминаю…

Примите мой низкий поклон, бедняки!

Спасибо вам всем посылаю!

Спасибо!.. Считали свой труд ни во что

Для нас эти люди простые,

Но горечи в чашу не подлил никто,

Никто – из народа, родные!..

Рыданьям моим часовой уступил,

Как бога его я просила!

Светильник (род факела) он засветил,

В какой-то подвал я вступила

И долго спускались всё ниже; потом

Пошла я глухим коридором,

Уступами шел он; темно было в нем

И душно; где плесень узором

Лежала; где тихо струилась вода

И лужами книзу стекала.

Я слышала шорох; земля иногда

Комками со стен упадала;

Я видела страшные ямы в стенах;

Казалось, такие ж дороги

От них начинались. Забыла я страх,

Проворно несли меня ноги!

И вдруг я услышала крики: "Куда,

Куда вы? Убиться хотите?

Ходить не позволено дамам туда!

Вернитесь скорей! Погодите!"

Беда моя! видно, дежурный пришел

(Его часовой так боялся)

Кричал он так грозно, так голос был зол,

Шум скорых шагов приближался…

Что делать? Я факел задула. Вперед

Впотьмах наугад побежала…

Господь, коли хочет, везде проведет!

Не знаю, как я не упала,

Как голову я не оставила там!

Судьба берегла меня. Мимо

Ужасных расселин, провалов и ям

Бог вывел меня невредимо:

Я скоро увидела свет впереди,

Там звездочка словно светилась…

И вылетел радостный крик из груди:

"Огонь!" Я крестом осенилась…

Я сбросила шубу… Бегу на огонь,

Как бог уберег во мне душу!

Попавший в трясину испуганный конь

Так рвется, завидевши сушу…

И стало, родные, светлей и светлей!

Увидела я возвышенье:

Какая-то площадь… и тени на ней…

Чу… молот! работа, движенье…

Там люди! Увидят ли только они?

Фигуры отчетливей стали…

Всё ближе, сильней замелькали огни.

Должно быть, меня увидали…

И кто-то стоявший на самом краю

Воскликнул: "Не ангел ли божий?

Смотрите, смотрите!" – "Ведь мы не в раю:

Проклятая шахта похожей

На ад!" – говорили другие, смеясь.

И быстро на край выбегали,

И я приближалась поспешно. Дивясь,

Недвижно они ожидали.

"Волконская!" – вдруг закричал Трубецкой

(Узнала я голос). Спустили

Мне лестницу; я поднялася стрелой!

Всё люди знакомые были:

Сергей Трубецкой, Артамон Муравьев,

Борисовы, князь Оболенский…

Потоком сердечных, восторженных слов,

Похвал моей дерзости женской

Была я осыпана; слезы текли

По лицам их, полным участья…

Но где же Сергей мой? "За ним уж пошли,

Не умер бы только от счастья!

Кончает урок: по три пуда руды

Мы в день достаем для России,

Как видите, нас не убили труды!"

Веселые были такие,

Шутили, но я под веселостью их

Печальную повесть читала

(Мне новостью были оковы на них

Что их закуют – я не знала)…

Известьем о Кате, о милой жене,

Утешила я Трубецкого;

Все письма, по счастию, были при мне,

С приветом из края родного

Спешила я их передать. Между тем,

Внизу офицер горячился:

"Кто лестницу принял? Куда и зачем

Смотритель работ отлучился?

Сударыня! Вспомните слово мое,

Убьетесь!.. Эй, лестницу, черти!

Живей!.." (Но никто не подставил ее…)

"Убьетесь, убьетесь до смерти!

Извольте спуститься! да что ж вы?.." Но мы

Всё в глубь уходили… Отвсюду

Бежали к нам мрачные дети тюрьмы,

Дивясь небывалому чуду.

Они пролагали мне путь впереди,

Носилки свои предлагали…

Орудья подземных работ на пути,

Провалы, бугры мы встречали.

Работа кипела под звуки оков,

Под песни,- работа над бездной!

Стучались в упругую грудь рудников

И заступ и молот железный.

Там с ношею узник шагал по бревну,

Невольно кричала я: "Тише!"

Там новую мину вели в глубину,

Там люди карабкались выше

По шатким подпоркам… Какие труды!

Какая отвага!… Сверкали

Местами добытые глыбы руды

И щедрую дань обещали…

Вдруг кто-то воскликнул: "Идет он! идет!"

Окинув пространство глазами,

Я чуть не упала, рванувшись вперед,-

Канава была перед нами.

"Потише, потише! Ужели затем

Вы тысячи верст пролетели,-

Сказал Трубецкой, – чтоб на горе нам всем

В канаве погибнуть – у цели?"

И за руку крепко меня он держал:

"Что б было, когда б вы упали?"

Сергей торопился, но тихо шагал.

Оковы уныло звучали.

Да, цепи! Палач не забыл никого

(О, мстительный трус и мучитель!), -

Но кроток он был, как избравший его

Орудьем своим искупитель.

Пред ним расступались, молчанье храня,

Рабочие люди и стража…

И вот он увидел, увидел меня!

И руки простер ко мне: "Маша!"

И стал, обессиленный словно, вдали…

Два ссыльных его поддержали.

По бледным щекам его слезы текли,

Простертые руки дрожали…

Душе моей милого голоса звук

Мгновенно послал обновленье,

Отраду, надежду, забвение мук,

Отцовской угрозы забвенье!

И с криком "иду!" я бежала бегом,

Рванув неожиданно руку,

По узкой доске над зияющим рвом

Навстречу призывному звуку…

"Иду!.." Посылало мне ласку свою

Улыбкой лицо испитое…

И я побежала… И душу мою

Наполнило чувство святое.

Я только теперь, в руднике роковом,

Услышав ужасные звуки,

Увидев оковы на муже моем,

Вполне поняла его муки,

И силу его… и готовность страдать!

Невольно пред ним я склонила

Колени, – и прежде чем мужа обнять,

Оковы к губам приложила!..

И тихого ангела бог ниспослал

В подземные копи, – в мгновенье

И говор, и грохот работ замолчал,

И замерло словно движенье,

Чужие, свои – со слезами в глазах,

Взволнованны, бледны, суровы,

Стояли кругом. На недвижных ногах

Не издали звука оковы,

И в воздухе поднятый молот застыл…

Всё тихо – ни песни, ни речи…

Казалось, что каждый здесь с нами делил

И горечь, и счастие встречи!

Святая, святая была тишина!

Какой-то высокой печали,

Какой-то торжественной думы полна.

"Да где же вы все запропали?" -

Вдруг снизу донесся неистовый крик.

Смотритель работ появился.

"Уйдите! – сказал со слезами старик. -

Нарочно я, барыня, скрылся,

Теперь уходите. Пора! Забранят!

Начальники люди крутые…"

И словно из рая спустилась я в ад…

И только… и только, родные!

По-русски меня офицер обругал

Внизу, ожидавший в тревоге,

А сверху мне муж по-французски сказал:

"Увидимся, Маша, – в остроге!.."

Лето 1872

93. УТРО

Ты грустна, ты страдаешь душою:

Верю – здесь не страдать мудрено.

С окружающей нас нищетою

Здесь природа сама заодно.

Бесконечно унылы и жалки

Эти пастбища, нивы, луга,

Эти мокрые, сонные галки,

Что сидят на вершине стога;

Эта кляча с крестьянином пьяным,

Через силу бегущая вскачь

В даль, сокрытую синим туманом,

Это мутное небо… Хоть плачь!

Но не краше и город богатый:

Те же тучи по небу бегут;

Жутко нервам – железной лопатой

Там теперь мостовую скребут.

Начинается всюду работа;

Возвестили пожар с каланчи;

На позорную площадь кого-то

Повезли – там уж ждут палачи.

Проститутка домой на рассвете

Поспешает, покинув постель;

Офицеры в наемной карете

Скачут за город: будет дуэль.

Торгаши просыпаются дружно

И спешат за прилавки засесть:

Целый день им обмеривать нужно,

Чтобы вечером сытно поесть.

Чу! из крепости грянули пушки!

Наводненье столице грозит…

Кто-то умер: на красной подушке

Первой степени Анна лежит.

Дворник вора колотит – попался!

Гонят стадо гусей на убой;

Где-то в верхнем этаже раздался

Выстрел – кто-то покончил собой…

( 1872 или 1873 )

94. ДЕТСТВО

В первые годы младенчества

Помню я церковь убогую,

Стены ее деревянные,

Крышу неровную, серую,

Мохом зеленым поросшую.

Помню я горе отцовское:

Толки его с прихожанами,

Что угрожает обрушиться

Старое, ветхое здание.