Мир приключений 1977. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Николай Коротеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так что же теперь? — повторил я. — Все еще будем играть в прятки?
— Ты дикий. И неудобный. Так же, как ты бросил петь, ты можешь перешагнуть через что угодно. Тебя каждый день надо было бы завоевывать снова. Женщинам приносят счастье отношения более простые.
— Ты говоришь от имени всех женщин?
И тут Марина взорвалась. Она выкрикивала мне в лицо слова обидные и, может быть, несправедливые. Она говорила, что я никогда не понимал женщин. Когда от меня ждали услышать простое ласковое слово, я вдруг начинал разводить непонятные, не имеющие никакого отношения к реальной жизни теории, талдычил, что любовь, если она настоящая, обязательно должна быть похожа на отношения Елены и Инсарова, Ромео и Джульетты... А в мире все много проще. У тех, утверждала она, кто находится рядом со мною, всегда такое чувство, будто они стоят перед экзаменатором. От этого быстро устаешь. Многие, в том числе и сама Марина, вздохнули с облегчением, когда я оставил театр и отправился искать птицу счастья в журналистике. Она так и сказала: «птицу счастья». Я расхохотался. Эта «птица счастья» показалась мне до такой степени нелепой, что всерьез и возразить было нечего.
— Мне на девятый троллейбус! — побледнев, повторила Марина слова Флоры. — Я хочу ехать одна...
— Пожалуйста! — сказал я, и не без некоторого облегчения.
Я вздрогнул и откровенно испугался. Откуда могла о моих мыслях узнать Флора? Неужели женщины вправду отличаются сверхъестественной обостренностью чувств, неведомой нам, мужчинам, или они в дружбе с телепатией? Флора улыбалась. Она, видимо, заметила мое смятение и хотела меня успокоить.
— Нет, я не фокусник и не ясновидец, — сказала она. — Просто у вас было точно такое же лицо, как в тот вечер, когда вы диктовали статью о парикмахере. Этот парикмахер говорил, что у нынешней молодежи одинаковые глаза... Осторожно — правый поворот запрещен! Нам нужно музыкальное училище. Оно должно быть где-то на этой улице. Та самая женщина, знакомая моей сестры, у которой тоже изменился голос после визитов к зубному врачу, назначила встречу ровно на одиннадцать... Не забыли?
Нет, я ничего не забыл. И внутренне был готов к встрече с кем угодно, хоть с самим дьяволом, только бы доискаться причин, по которым Марина сначала захотела, чтобы я разгадал секрет «внезапно запевших» (так мы именовали их в последние недели), а затем сама стала упрашивать прекратить розыски. Чтобы понять, за что меня вознамерилась утопить в самом синем на земле море решительная, как хоккеист у ворот соперника, дама по имени Ирина, почему, наконец, не стал со мною говорить откровенно тот же Юра? Что они все скрывали? Чего боялись? Какую тайну берегли? Может быть, этой тайны и вовсе не было? Но я вспомнил «стеклянное» звучание голосов Юры и Ирины — резковатых, без полетности, даже без намека на то удивительное вокальное эхо, которое во многом стало открытием Федора Ивановича Шаляпина. Даже после того как певец заканчивает фермату, голос его еще некоторое время как бы звучит под сводами зала. Это и есть вокальное эхо...
Музыкальное училище находилось в бывшей загородной резиденции графа Эстергази. Ко входу в маленький «карманный» дворец вела через парк дорожка, усыпанная мелким речным песком. Сердце перестало покалывать. Но я с трудом поспевал за Флорой. И даже на второй этаж поднялся не без труда.
В маленьком уютном зале с камином, обложенном сюжетным гуцульским кафелем, сидели трое. Мужчина и две женщины. Лиц двух других я бы сейчас уже и не вспомнил, что же касается ее, той самой, ради которой мы и совершили путешествие, то я вряд ли когда-либо забуду огромные печальные карие глаза и робкую улыбку человека, стесняющегося своего уродства и себя самого. Она была горбата.
— Да, да, меня зовут Валентина Павловна. — И, обратившись к Флоре: Это вы звонили мне по междугородному? Выйдем в коридор.
Женщина повела нас к огромному венецианскому окну. За ним — как открытка — раскинулся карабкающийся на холмы город, утопающие в виноградниках домики с красными черепичными крышами. Рай, да и только! Здесь бы поселиться после выхода на пенсию. В той безумной гонке, какой была моя жизнь в последние годы, я и позабыл о том, что существуют тихие, защищенные горами долины, куда никакому урагану не ворваться, где всегда покойно и так легко дышится. Флора тронула меня за рукав. Действительно, я совсем не вовремя задумался. Горбатая женщина говорила о чем-то горячо, настойчиво, и я, наверное, пропустил что-либо важное.
— Поймите мое положение и мои чувства... Мне всегда чудилось в этом что-то неэтичное, неестественное. Если бы вы знали, сколько пришлось передумать, выстрадать за последние полтора года. Но секрет принадлежит не мне одной. И я не имею права ни о чем конкретно говорить.
У женщины были глаза раненого оленя. Сам не знаю, почему мне пришло на ум это сравнение. Где я видел раненых оленей? Усмехнувшись, подумал, что все мы в большей или меньшей степени в плену литературных шаблонов — и те, кто пишет, и те, кто только читает.
— Чему вы смеетесь? — Женщина неверно истолковала мою улыбку. — Над людьми вообще нельзя смеяться. Никогда! Пусть даже они ошибаются. Сейчас же возвращайтесь назад, в свой город.
— Но я улыбнулся по совершенно другому поводу... Собственным мыслям, если хотите...
— И мы не уедем, пока не поговорим откровенно. Так ведь? — вмешалась Флора. — Конечно же, именно так. И вы это знаете. И мы это знаем. Не проще ли...
— Хорошо, — сказала женщина, глядя на нас снизу вверх. — Оставьте мне адрес. Я напишу вам письмо. Правда, обязательно напишу. А сейчас больше ни о чем говорить не стану. Не имею права. И вот еще что, запишите телефон. Да, да, это там у вас, в вашем городе... Единственный человек, который может объяснить все... Только он... Вы записываете? Двойка, тринадцать, сорок четыре... Он знает, я ему только что звонила... Письмо я все равно вам напишу. До свидания!
Она не ушла. Она убежала. Было бы бесполезно пытаться ее остановить. Я растерянно глядел на Флору.
— Ничего, теперь у нас есть хотя бы телефон. Это уже что-то. Но почему вы сегодня так бледны?
— Видимо, недоспал.
Мы вышли на улицу.
— Назад машину я поведу сама.
— Ничего, обойдется. Но я бы с удовольствием где-нибудь присел, чтобы подумать... Не съесть ли нам мороженое в ресторанчике на берегу реки? Он очень живописный. Террасы, тенты...
Оказалось, что, кроме тентов над рекой, в ресторане есть еще и старинные подвалы, украшенные средневековым оружием. Да и блюда там подавали особенные: не то бифштекс по-рыцарски, не то лангет «Ричард Львиное Сердце».
— Жаль, что официанты не в латах и не при мечах, — заметила Флора.