Князь Барятинский 5. Тень врага - Василий Анатольевич Криптонов

— Поешьте, — усталым голосом сказала Мария Петровна нам с Кристиной. — И выпейте вот этот отвар, — она придвинула нам пузатые керамические чашки. — Я представляю, что вы сейчас чувствуете. Вам необходимо восстановиться.

Кристина взяла чашку. Без всякого аппетита на неё посмотрела и перевела взгляд на мать.

— Мама. Ты тоже отдавала цесаревичу энергию?

— Случалось, — кивнула Мария Петровна. — Приступы великого князя всегда неожиданны. И тот, кто оказывается рядом, делает всё, что от него зависит. Сегодня меня рядом не случилось.

В словах женщины мне послышалось смущение — как будто она, убежденный чёрный маг, оправдывалась перед дочерью за добрые поступки, которые время от времени приходилось совершать.

Кристина, кивнув, отпила из чашки, взяла крошечный бутерброд. Её примеру последовала молчаливая Клавдия. Я тоже не заставил себя упрашивать. Голода пока не ощущалось, но я хорошо знал, что уже через полчаса меня скрутит со страшной силой. А раздобыть еду в академической столовой в неурочное время — та ещё затея.

— Безумный, совершенно безумный день, — вздохнула Мария Петровна. — Одну из фрейлин сегодня арестовали. Вы, полагаю, знаете, кого, — она посмотрела на меня.

— Луизу фон Краузе, — сказал я.

— Верно. Девчонка, похоже, повредилась в уме. Иначе я не знаю, как объяснить её сумасшедший поступок. Покушение на убийство князя Барятинского…

Клавдия вздрогнула и посмотрела на Марию Петровну.

— Прошу прощения? — пролепетала она.

— Не волнуйтесь, ваш драгоценный Константин Александрович сидит рядом с вами, — улыбнулась Мария Петровна. — Всё уже закончилось. Хотя, полагаю, вам придётся рассказать о том, что с вами случилось. Вам обоим. — Она перевела взгляд с меня на Кристину.

— Нас выбросило на Изнанку, — сказала Кристина.

— Да. И, боюсь, об этом уже известно всем, — кивнула Мария Петровна. Улыбка её исчезла, голос похолодел. Теперь с Кристиной разговаривала не мать, а статс-дама императорского двора. — Я была бы чрезвычайно признательна, дорогая, если бы ты объяснила, что заставило тебя в этом участвовать?

В наступившей тишине Кристина не на шутку задумалась. А потом вдруг послышался стук.

Мы все одновременно посмотрели на пол.

— Господи всеблагой, это ещё что? — воскликнула Мария Петровна.

— Подарок. — Кристина, быстро наклонившись, подняла невесть откуда вывалившийся револьвер.

— Подарок? От кого? — Мария Петровна на глазах начала закипать. — Неужели твой сумасшедший отец…

— Это я, — сказал я, пока не прозвучало лишнего. — В смысле, не отец Кристины — я, а револьвер подарил — я.

Мария Петровна и Клавдия посмотрели на меня. Клавдия улыбнулась и опустила голову. Мария Петровна закатила глаза.

— О, Боже. Как же я этого опасалась… Значит, слухи о расторгнутой помолвке с Нарышкиной — правда?

— Помолвке? — удивилась Клавдия. — Чьей помолвке?

Эта невинная душа, похоже, была единственным человеком в Петербурге, не интересующимся светскими сплетнями.

— Не было никакой помолвки, — выпалила Кристина. — Всё это с самого начала — лишь слухи, и ничего более!

Я кивнул. И, хотя ситуация и так была предельно неудобной, мне в голову влезла ещё одна неудобная мысль.

Что там насчёт родовой магии Нарышкиных? Этой вот музыки, которая начинает играть, когда рядом оказывается тот самый, избранный? Тот, который — судьба? Я её, честно говоря, давно не слышал.

Мария Петровна хотела было что-то сказать, но тут в дверь, быстро постучавшись, вбежала какая-то девушка. Сделала книксен и сказала:

— Прошу прощения, ваша светлость! Его сиятельство господина Барятинского срочно требуют к себе его величество.

Я встал, Клавдия тоже попыталась подняться.

— Сидите-сидите, Клавдия Тимофеевна, — строго сказала ей Мария Петровна. — Сегодня я вас точно никуда не отпущу. Вы — моя гостья. По крайней мере, до тех пор, пока не придёте в себя. А чуть позже, полагаю, Их величества также вспомнят о вашей самоотверженности. И как минимум пожелают принести вам благодарность лично.

Я попрощался с Клавдией взглядом и направился к двери. Кристина пошла вслед за мной.

— Дочь, — усталым голосом позвала Мария Петровна. — Тебя не звали.

— А я и не напрашиваюсь на аудиенцию. Я собираюсь вернуться в Академию, — спокойно сказала Кристина. — До свидания, мама.

Я приоткрыл для неё дверь и сам вышел следом — провожаемый тяжёлым взглядом статс-дамы.

Глава 28. Вызов

Как я и предполагал, Кристина не ушла, а отправилась за мной.

— Готов спорить, ты специально выронила револьвер, — сказал я вполголоса.

Мы шли по коридору следом за торопящейся девушкой, которая то и дело оглядывалась, чтобы убедиться: мы не отстаём. Это было всё, что её беспокоило, к разговору она не прислушивалась.

— И зачем мне это? — фыркнула Кристина.

— Чтобы был повод похвастаться перед мамой.

— Ты… — Щёки её вспыхнули, в глазах, кажется, блеснули слёзы. Но Кристина взяла себя в руки чрезвычайно быстро. — Ты же видел, какая я на самом деле! Что за нелепые предположения⁈

— Девчонки — всегда девчонки, — пожал я плечами. — Даже в Изнанке.

Подходящих слов Кристина от возмущения не нашла. Мечом, правда, в спину тоже не ударила — и на том спасибо. Она просто сердито запыхтела, а я… Я — задумался.

Несмотря на то, что с возмущением отмёл предположение Витмана, червячок сомнения в голове всё же остался. Если на секунду — хотя бы на крошечную долю секунды — допустить, что «дьяволом» был сам император… Тогда станет понятно, почему мы оказались в одном с ним помещении.

Мы ведь выбрались с Изнанки не тем путём, которым туда попали, та трещина закрылась. И нам с Кристиной пришлось воспользоваться той, сквозь которую на Изнанку проник «дьявол» — он же мсье Локонте, он же неведомый кукловод, за которым я так давно охочусь. Логично предположить, что этот путь привёл нас в помещение, из которого попал на Изнанку кукловод.

В палату цесаревича. А значит, один из тех, кто в это время находился в палате…

Я опять будто разделился надвое. Та моя часть, что была капитаном Чейном, трубила тревогу. Но Костя Барятинский упрямо заявлял: «Не может быть!». Впрочем, у него были и более весомые доводы. Например, такой: вряд ли император, стоя над кроватью умирающего сыны, отлучился бы на Изнанку, чтобы убить меня.

Хотя, что я могу знать о мотивах императора? Быть может, устранить меня — гораздо важнее, чем спасти сына? Это, разумеется, уже скептически морщился капитан Чейн.

— Что ты знаешь об Изнанке? — спросил я Кристину, поставив на всякий случай глушилку.

— Мало, — отозвалась Кристина сквозь зубы. — Изнанка — это Изнанка. Гостей она не любит, исследованиям не подлежит. Но все порталы, например, проходят через неё. Только происходит это мгновенно; когда ты строишь портал, не видишь Изнанки. Поэтому работе с порталами обучают только на старших курсах. И обучают не всех, там очень строгий экзамен. Малейшая ошибка — и ты попадёшь на Изнанку. А выбраться… — Кристина покачала головой. — Трещина, через которую провалишься, может оказаться вообще вне досягаемости. Даже если повезёт — большой вопрос, куда попадёшь. Был случай, когда один маг, вернувшись с Изнанки, оказался в километре над землёй. Просто повис в воздухе.

Я присвистнул. Что ж, если так… Если так, то большую часть подозрений можно пока отодвинуть в сторонку. В палату великого князя нас могло занести просто случайно. Хотя эта случайность и выглядела подозрительно.

Вопреки ожиданиям, нас проводили не в кабинет императора. Девушка-фрейлина провела нас через огромную парадную залу и остановилась возле дверей, ведущих на балкон. Смущённо посмотрела на Кристину.

— Я подожду здесь, — успокоила та, — мешать аудиенции не буду.

И демонстративно двинулась вдоль стены, разглядывая картины в золоченых рамах.

Фрейлина с облегчением заулыбалась. Приоткрыв балконную дверь, сделала приглашающий жест рукой.

Только шагнув на балкон, я сообразил, что наступил вечер. Сумерки сгущались, загорались фонари. Дворец уже весь сиял, бросая вызов наступающей ночи. Расцветился огнями и парк.

Император стоял у перил балкона, сложив руки на груди. На меня он не обернулся, его взгляд блуждал где-то далеко.

— Ваше величество, — сказал я негромко, остановившись на почтительном расстоянии.

Император кивнул и опустил руки. Кисть правой дёрнулась знакомым образом — опять глушилка. Разговор не для жёлтой прессы.

— Сегодня мой сын был близок к смерти, как никогда, — сказал император.

— Я, к сожалению, пока не могу похвастаться успехами, — честно сказал я. — У меня по-прежнему нет ничего, что вело бы к источнику бед. Ну… — я вспомнил Луизу. — Почти ничего.

— Быстрого результата я и не ждал, — обронил император. — Сказать по правде, я вообще уже… ничего не жду.

Отчаяние человека такого