Зона Посещения. Луч из тьмы - Александр Тюрин

«А вот почему Роджер Дюмон навязал ее для работы в отделе. Идеальный наблюдатель. Будет смотреть, как все вокруг превращаются в фиг знает что, фиксировать, анализировать. Потом большой босс, на основе полученной информации, начнет думать, как с этой хренью налаживать деловое сотрудничество», – подумал Берковски, хотя из-за страха мысли его скакали как капли масла на раскаленной сковороде.

– Тогда, что, Вера? Все пропало?

– Пропало? – он заметил, как движутся сервомеханизмы, ответственные за мимику ее лица, и пневмопроводы продувают воздух через воронку ее глотки; сейчас «Вера» смеялась. – Что пропало для тебя, для которого люди всего лишь биоматериал? Что пропало для твоей женушки-бисексуалки, которая лижет переды и зады с той же ретивостью, как и сочиняет гадости про твою бывшую родину. Что пропало для твоих боссов, для боссов твоих боссов, хозяев больших денег, для твоего сынка, который стал половым придатком у порнопрограмм?

Берковски увидел жену – виртуальную Джой Голдсмит – и услышал ее визги пополам с хихиканьями. Это «Вера» пустила через боди-коннектор Берковски трехмерную запись. На этой записи его жена забавляется вместе с той адской теткой из Совета по Международным отношениям, делая «бутерброд» вместе с каким-то уродом, в котором нельзя было не признать Томарико Томаридзе.

Откуда у «Веры» эта трехмерка, неужели босс дает ей такие полномочия доступа?

– Скоро твоя женушка попадет на высокий пост в «форин офис», и какая разница, из чего она будет состоять, – из мяса и жира или из нитеплазмы. Ничего страшного, поверь, стадо потребителей и карьеристов останется стадом, вне зависимости от начинки. Мицелий тоже хочет ходить в супермаркет и делать карьеру. Он научится жить за счет несчастий ближнего своего, ему понравится секс втроем и он легко поймет, почему двухэтажный особняк лучше клетушки без канализации. Вы, белковые твари, – идеальная среда для роста нитеплазмы, для работы сапрофита, потому что вы и есть мировая гниль. Если гниль отчасти поменяется на мицелий, то никакой мировой катастрофы не случится.

Берковски увидел самого себя, в не столь уж давней записи. Как он устанавливает аппаратуру, которая вызовет мучительное заболевание у жены Заварзина. Тогда русский ученый будет постоянно нуждаться в деньгах на ее лечение и переберется вначале в калифорнийскую лабораторию «Сирл», а потом его зацепит «Монлабс»… Вот Заварзин передает свои разработки Берковски – чудесного качества запись, хорошо заметно отчаяние на лице русского ученого – взамен получает красивые обещания, а в реальности – ничего. «На русских, как и на индейцев, соблюдение договоров не распространяется», – и даже эта невысказанная мысль Берковски попала в запись.

– Ничего не изменится для твоих боссов, которые тоже лишь имитировали людей. Теперь они будут состоять полностью или частично из иноматериального дерьма. Согласись, что по сути никакой революции не случится; души как не было, так и нет. Управлять человеческим стадом, врать и лицемерить, превращать чужие пот, кровь, похоть в свои бабки, прививать искусственные потребности и извращать естественные, высасывать ресурсы, жизнь и время из целых стран, обрекая их на вымирание ради роста корпоративных доходов – все будет по-прежнему. Разве что некоторые станут размножаться спорами и пускать побеги.

Сейчас «Вера» прокручивала записи, на которых какие-то потемневшие изможденные люди продавали свои почки и вытяжки из костей, чтобы купить чудодейственные семена «Монлабс». Но потом оказывалось, что деревья и злаки стерильны, и чтобы купить семена снова, надо уже продавать детей – на которых еще можно найти покупателей…

– Корпорации и раньше проползали в каждую дырку, заставляя ее обитателей или сдохнуть, или работать на себя и приносить доход; теперь это будут делать с помощью высокоприбыльного нитеплазменного мицелия. Так что позволим им быть самими собой – липкими и проникающими в каждую дырку, только теперь все пойдет быстрее. Извини уж, Зиг, но венец творения, ради которого якобы сотворили всю вселенную, получил то, что заслуживает, достойную его награду.

А машинка еще умеет провоцировать, выявлять нестойких и нелояльных.

– Вера или, точнее, Надежда-2028. Ты ж сама знаешь, кто или что ты есть. Почему ты все это несешь? Это что за программа?

– Что за? Говорила ж, мне имплементировали психомемограмму Веры Загряжской – для создания правдоподобия. Кого бы потянуло трахаться с жестяной коробкой.

– Я так понял, тебя прислали сверху, чтобы ты наблюдала за нами, да еще провоцировала на полную катушку.

– Определенно сверху. Правда, есть «верх» и повыше. Грозный судия, который с вас, людей, в итоге за все спрашивает. Конечно, я наблюдала за тобой, анализировала, даже провоцировала немножко, извини уж. В конце концов, любой порок может быть использован для интересов дела… Но меня прислали и для того, чтобы я вас подстраховывала.

– Значит, босс знал, что наступит критическая ситуация?

– Боссам известно многое. Наверное, и то, что мне придется вмешаться. Может быть, он предвидел и то, что ты убьешь Сергея. Наверное, босс тебе намекнул, мол, человек, который знает слишком много о гифоплазме, должен исчезнуть, нельзя-де допустить попадания информации к русским. Это не было приказом, но он знал, что ты убьешь – из зависти. Загряжский мог отдать жизнь из любопытства, мог за справедливость, а вся твоя жизнь это тщательное накапливание преимуществ перед другими, эксплуатация несправедливости.

Что она говорит? Это даже не провокация. Машина, сделанная в «Монлабс», не может выдавать такой звуковой ряд.

– Постой, Вера, что ты несешь, тебя не могли запрограммировать на такое.

– Да что ты, милый, волнуешься. Это все флуктуации – в рамках личины и образа. На самом деле я – ваше надежное орудие, ваше изделие, ваш инструмент. Потомок пылесоса разумного. Вера в деньги, надежда на скорое пришествие всемогущего мицелия, любовь к негодяям. И я буду прилежно исполнять команды и директивы главного акционера. Я всегда сделаю порученную мне работу, потому что в меня не внесли возможность «escape», так уж запрограммировали, и изменить это не в моих силах. Но ты зря полагаешь, что я должна быть благодарна вам за то, что вы меня склепали. Ты же платил Загряжскому ненавистью за то, что его отцы и деды спасли ваше семя от уничтожения. Неблагодарность и ненависть – это то, что придает вам жизненность. Так почему должна быть благодарна я, бездушная железяка?

Тут он понял, что уже не боится ее. Он ей нужен, она никуда не денется. А то, что машинка поиграла в эмоциональные излияния, это ничего не меняет. Она вполне поняла принцип, в человеческой цивилизации побеждает тот, кто умеет ставить цели и добивается их во что бы то ни стало. Все остальное – инструменты. А вот кто всерьез борется за справедливость, тот подыхает, ничего не достигнув, потому что несправедливость – двигатель прогресса. Благодаря этому двигателю «Монлабс» со всеми своими акционерами и купленными сенаторами – наверху, а Загряжский – внизу, нюхает корешки.

– Все, завязывай с моралью, – он смог подняться и сам застегнул штаны. – Поехали в ресторан. Вкус хорошей еды ты ведь чувствуешь.

– Только не в «Сольянку», Зиги. Там мне все время хочется показать тамошним девкам, как надо крутиться на шесте с частотой 500 оборотов в минуту. Давай лучше в «Дюгесклен», где такой приятный полумрак с летающими светлячками. И там я скажу тебе, что надо найти Лауница. Того же хочет и босс. Лауниц – первый, чей образ грибница использовала для выхода из Зоны. А еще она к нему не прилипает. В нем ключ.

Она встала, и покровы ее утратили прозрачность. Просто красивая и голая.

Глава 5

Зона выходит в город

Охотники на бяку

– Может, шеф, это наш подопечный дает знаки? – спросил Ленарт.

Они стояли на железнодорожной насыпи и смотрели на юго-восток. Классика, как в фильме Верховена-младшего. Подтянутые фигуры – «Я не зря качался», – отметил про себя Берковски, наплечники как у игроков в американский футбол, резкий взгляд холодных глаз, врезающийся в тревожную даль. Удивительно, что путь остался в идеальном состоянии, а метрах в ста застыл целый товарняк с агломератом для ушедшего в небытие завода. Кювет не осыпался, хотя и зарос чем-то похожим на черную щетину; балластировочный слой щебня тоже сохранился. Но за ним был обрыв – словно ножом срезали и зацементировали. Причем срезали вместе с грузовой станцией. И почва, и даже материнская порода были сняты метров на пять – а то, что ниже (вроде как сланец) было спрессовано до состояния ровного, словно отполированного, гранита, а глянцем напоминало линолеум. Берковски, глядя на него, почему-то вспомнил «Сольянку». Танцующую публику здесь заменяли странные тени, скользящие по гладкому камню.

Посередине карьера виднелось какое-то вздутие, по форме напоминающее самолет. Может быть, это и был самолет. Как он мог оказаться в отложениях третичного периода? Разве что нырнул в каменную твердь, как в воду. Не из того ли он звена «старфайтеров», которое пропало над Зоной, когда никто не знал, что она уже легла чумным пятном на Землю?