Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

В 238 году Карфаген разгромил повстанцев в Северной Африке и мог побороться за Сардинию (для этой цели действительно были подготовлены новые войска под командованием Гамилькара Барки){727}. Рим аннексировал остров, чтобы упредить Карфаген и не дать ему возродиться в качестве великой державы в Центральном Средиземноморье{728}. Нельзя забывать о том, что на аннексии Сардинии настояло Народное собрание, всегда относившееся к Карфагену недоброжелательно{729}. Вначале наемники перебили всех карфагенян, а затем и их изгнали с острова, и это дало римлянам основание для того, чтобы представить захват Сардинии как оккупацию ничейной или нейтральной территории{730}.

Аннексия Сардинии оказала сейсмическое воздействие на дальнейшие события. В экономическом отношении Сардиния составляла важнейшую часть сферы влияния Карфагена. По мере того как сокращалось присутствие карфагенян в западной части Сицилии, возрастала чеканка карфагенских бронзовых монет на Сардинии{731}. Потеря Сардинии нанесла удар не только экономическому благосостоянию карфагенян, но и их национальному достоинству. Захватив остров и потребовав контрибуцию, Рим грубо напомнил Карфагену, что он утратил статус великой державы Центрального Средиземноморья, признававшийся еще несколько лет назад двусторонним договором, подписанным в 241 году.

Гамилькар Барка

Для самоутверждения и оправдания своей беспомощности карфагенской элите понадобился козел отпущения, на которого она могла бы свалить вину за разгул мятежников. Очевидным кандидатом на эту роль был Гамилькар Барка, давший войскам заведомо неосуществимые обещания и не добившийся на Сицилии реальных стратегических успехов{732}. Однако блистательные дерзкие налеты на римлян и разгром повстанцев сделали его необычайно популярным среди граждан. Хотя Барка и командовал войсками на Сицилии и исполнял поручение вести мирные переговоры, он все-таки не имел никакого отношения к неожиданному решению о капитуляции, его приняли высшие правители. Как отметил римский историк Ливии, Гамилькара раздражало то, что «Сицилию сдали слишком быстро, прежде чем ситуация действительно стала безысходной»{733}. Кроме того, Барка, без сомнения, был самым популярным полководцем в карфагенских войсках, что они продемонстрировали, избрав его, а не Ганнона, командующим в сражениях с повстанцами{734}.

Гамилькар Барка к тому же обзавелся полезными связями с богатыми и знатными людьми, влиятельными в гражданском сословии. Его новым зятем, например, стал Гасдрубал{735}. Это незримое подспорье и помогло ему не только избежать судебного разбирательства, но и получить пост военного коменданта всей Ливии, на который его не назначали, а избрали граждане{736}.[251] В заморских кампаниях карфагенские военачальники с давних времен обладали широкими полномочиями, теперь такой же властью Гамилькара наделили в Северной Африке. В самом деле получается, что Гамилькар больше выиграл, а не проиграл в результате потрясений, переживаемых государством. Согласно Полибию, «в этот период решающим был голос народа и для карфагенян имело значение лишь мнение большинства»{737}.

Без сомнения, катастрофическое поражение в войне с Римом, потеря Сицилии, кровопролитный мятеж собственных наемников, чуть ли не погубивший государство, а затем и утрата Сардинии не могли не вызвать политических трансформаций в Карфагене. Зыбкий баланс аристократического, олигархического и демократического правления, восхитивший Аристотеля, держался на недолговечном фундаменте успехов и достижений IV столетия{738}. С развалом империи пошатнулась и стабильность политического статус-кво. Восстание наемников способствовало возвышению роли карфагенских военачальников: они сами избирали главнокомандующего. Одноразовое мероприятие кризисного времени теперь стало ревностно оберегаемой привилегией.

Мало того, в массе простых граждан или s'rnm («мелкоты» или «мелюзги») появились группы тщеславных людей, не желавших больше мириться с политической системой, в которой им отведена столь незначительная роль{739}. Прежде ограниченные возможности для социального продвижения предоставлялись небольшому числу избранных лиц мужского пола, не принадлежащих к сословию граждан; (по всему древнему Средиземноморью женщины не имели избирательных прав, независимо от социального статуса)[252]. К примеру, особенно ценные рабы могли обрести свободу, хотя и продолжали оставаться зависимыми от своего бывшего хозяина в силу ряда формальных обязательств{740}.[253] Как бы то ни было, неизвестны случаи, чтобы кто-либо из s'rnm пробился в высшие круги карфагенской элиты.

Конечно, это вовсе не означает, что такие люди не имели никакого влияния. Торговцы и ремесленники, например, самые активные и предприимчивые представители s'rnm, объединялись в могущественные гильдии и корпорации, обладавшие достаточными ресурсами для участия в реализации крупнейших строительных проектов[254]. Самым главным политическим орудием для простых граждан Карфагена, по крайней мере с конца IV века, служило Народное собрание, хотя первоначально его полномочия были ограничены. Проблемы на нем обсуждались только тогда, когда этого хотели суффеты или Совет старейшин или когда не могли прийти к согласию двое высших должностных лиц. Теперь оно уже могло оказывать определенное влияние на решения Совета старейшин и Трибунала ста четырех и даже влиять на ежегодные выборы двух суффетов. Именно вследствие этих перемен Полибий, всегда неистово ненавидевший демократию, считал, что послевоенный Карфаген выказывал все худшие черты сползания в демагогию{741}. Диодор же так написал о возрастающем влиянии Гамилькара Барки в Карфагене: «После Ливийской войны он создал фракцию из самых низменных людей и, опираясь на них и пользуясь военной добычей, скопил огромное богатство. Думая, что успехи дали ему в руки большую власть, он предался демагогии и домогательствам благосклонности народа»{742}.

Тактика обретения политической власти, использовавшаяся Гамилькаром, была знакома греко-сицилийским историкам (на которых опирается и Диодор), поскольку она ничем не отличалась от приемов, к которым прибегали тираны на Си: цилии. В Сиракузах и Дионисий, и Агафокл, и Гиерон захватили и удерживали политическую власть, опираясь на три института государства: Народное собрание, армию наемников и богатую и влиятельную элиту. Хотя впоследствии Агафокл и Гиерон провозгласили себя царями, первоначально свои посты в качестве strategos autokrator (верховных командующих вооруженными силами) они использовали для управления политическими процессами{743}.

Возрастание политического влияния Баркидов (клана Гамилькара) подтвердилось и тем, что Совет старейшин поручил Гамилькару возглавить экспедицию в Южную Испанию{744}. Южное и юго-восточное побережья Иберийского полуострова не были terra incognita для карфагенян. Начиная с IV века карфагенские купцы поставляли в Испанию пунические товары и керамику из Кампании и Афин обычно через город Эбузус на Ибице. Вторым договором, подписанным с Римом в 348 году, признавалось, что Испания входит в зону влияния Карфагена, хотя и не имеется свидетельств какого-либо прямого вмешательства со стороны карфагенян{745}. В этом регионе Карфаген, как и Тир до него, интересовало серебро, что неудивительно ввиду огромных военных расходов{746}.[255]

Другой сферой интереса к Испании, очевидно, была вербовка наемников. На острове Майорка обнаружены фортификации, построенные карфагенянами, и, по мнению археологов, они служили стоянками для комплектования знаменитых балеарских пращников, наводивших ужас на противников армии Карфагена{747}. Гамилькара Испания привлекала прежде всего богатейшими ресурсами металлов, продовольствия и возможностями неограниченно пополнять армию воинами. Греческий географ Страбон поведал невероятную историю: Баркиды узнали о несметных минеральных богатствах региона, когда увидели, как турдентаны, на земле которых располагались самые богатые рудники, пользуются серебряными кормушками и серебряными винными кувшинами{748}.

Полибий и Ливии, два самых главных знатока этого исторического периода, уверены в том, что в Испании Баркиды хотели нарастить ресурсы для отмщения Риму за недавние унижения. Однако Гамилькаром в равной мере двигала и необходимость восстановить разрушенную экономику Карфагена, а не только ненависть к римлянам. Вдобавок ко всему Карфаген должен был выплатить непомерную контрибуцию Риму. Некачественные монеты, отчеканенные в Карфагене в этот период, свидетельствуют о тяжелом экономическом положении, материальном неблагополучии и лишениях. Вместо серебряных денег выпускались тяжелые бронзовые монеты, и вообще чеканка резко сократилась{749}.