Блеск и нищета шпионажа - Михаил Петрович Любимов

— Виктор, — сказал он трагическим голосом. — Меня отозвали!

— За что?!

— Это интриги моих врагов, не желающих допустить меня до поста резидента. Они раскопали у меня книги Солженицына… — Горский чуть не плакал и во время беседы время от времени выходил в туалет.

— Что за фигня?! Сейчас же не тридцать седьмой год, Сталин давно умер…

— Напрасно вы так думаете, мы идем назад к Сталину!

— Боже, а говорят, что Горбачев — прогрессивный человек…

— Ерунда! Типичный аппаратчик и провинциал! Я говорил с ним в Лондоне. Убожко пытался что-то вытянуть из меня… по-моему, мне подсыпали какую-то гадость… я ужасно себя чувствую…

— Ты совсем спятил! Кто осмелится подсыпать что-то резиденту? Ты же номенклатура! Какие мерзавцы! У меня полный дом и Солженицына, и Замятина… выходит, и за мной могут прийти? Вот суки!

— Я не знаю, что делать… моя карьера закончена. Лидия и девочки вчера прилетели в Москву, обратно пути нет… — Горский пил водку рюмку за рюмкой.

— Да успокойся! И не пей так много… все образуется! Разве на Англии сошелся клином белый свет? Ну не стал ты резидентом, займешься другим делом, станешь доктором наук… — но Розанов напрасно успокаивал, Горского трясло, временами он содрогался от рыданий. Машины слежки уже давно блокировали дом Розанова, а через телефон шло прослушивание их разговора.

— Я не буду отрывать у вас время… я уже в отпуске… я думал, вам что-то известно от бывших друзей… — говорил Горский.

— Все они суки и предатели, эти бывшие друзья, — орал Розанов, хватив водки. — Да они и слышать обо мне не хотят! Карьеристы гребаные!

Горский ушел, машины слежки тут же аккуратно пошли за ним, впрочем, это им только казалось, опытный шпион прекрасно видел в зеркальце своего «Москвича» все маневры слежки.

Розанов тут же схватился за телефонную трубку и набрал номер Трохина.

— Здравствуй, Борис, давненько не говорили…

— Да я все собираюсь тебе позвонить, но времени в обрез… Как твои дела? — суетился Трохин.

— Только что у меня был Горский, он в ужасном состоянии… по-моему, он болен, я таким его никогда не видел…

— Да, вид у него неважный. Мы его направляем в санаторий, пусть подлечится!

— Очень разумно. А то жалко парня! Привет жене и до встречи! — Розанов положил трубку, а Трохин тут же позвонил Убожко.

— Только что мне звонил Розанов, у него был Горский и произвел впечатление больного…

— Да, мне уже дали сводку наружного наблюдения. Он посетил несколько человек и явно наводит нас на свои контакты. Очень активно. Думается, он рассеивает наше внимание. С Розановым случай особый: Горский наверняка считает, что и ты и я до сих пор с ним в дружбе, и рассчитывает получить информацию о своем деле, — говорил Убожко.

— А вы не считаете, что Розанов тоже связан с англичанами? Возможно, очи обменивались записками во время беседы, и прослушивание квартиры Розанова ничего не дало…

— В нашем деле все возможно, доверять нельзя никому. Розанова надо взять в активную разработку! И не спускать глаз с Горского! — и Убожко повесил трубку.

Горский купил набор духов в парфюмерном магазине, беззаботно вышел на улицу и незаметно поставил красным мелом черточку на фонарном столбе.

Питер Данн сидел в своем рабочем кабинете близ вокзала Виктория и внимательно рассматривал только что купленную книгу о птицах, когда в дверях показался Питер Фрей, на лице которого был написан ужас.

— Молния из Москвы. Себастиан дал сигнал опасности.

Оба разведчика молча смотрели друг на друга, наконец Питер Данн подал голос:

— Дайте в Москву указание постоянно контролировать тайник «Зебра», пусть это делает чья-нибудь жена, за которой нет слежки…

Отдых в санатории под Москвой только усилил мучения Горского, тем более что и его сосед по палате, и другие коллеги исправно за ним наблюдали.

— Что-то жены твоей не видно, старик, где она? — спрашивал сосед по палате.

— У родителей вместе с дочками, — отвечал Горский. — Пусть отдыхает.

Иногда на своей машине он выезжал в Москву и тут же фиксировал за собой машины слежки. Отдых в санатории закончился, Горский переехал к себе домой. Мысль о грядущем аресте терзала его, ночами он не спал и в огромных количествах пил успокоительные таблетки. По утрам он делал пробежку в лесном массиве около дома.

— «Грач» опять вышел на пробежку.

— Пусть бежит! — ответил Центр. — Не сопровождайте его! Не надо светиться лишний раз.

Сжимая коробок спичек, Горский бежал по просеке. Свернул в сторону, внимательно просматривая местность, около двух берез, склонившихся друг к другу, уронил коробок в ямку. Часы показывали восемь тридцать. Под пристальными взглядами сотрудников слежки, расположившихся около дома, он подбежал к своему подъезду и на лифте поднялся домой.

— Вернулся домой! — сообщила «наружка» в Центр.

— Ждите его! Никакого перерыва! — ответил Центр.

В девять часов утра дама вполне русского вида с шестилетней дочкой появилась около двух берез и подняла коробок со спичками.

Трохин застал Убожко в состоянии ярости. Шеф курил сигарету за сигаретой, его темные глаза стали еще темнее, а голос охрип, извергая вулканы мата.

— Сколько времени будет продолжаться все это б…ство?! — орал он на Трохина. — Когда вы получите доказательства на этого предателя?! Вы знаете, что председатель КГБ обещал мне снять голову, если мы не добудем доказательств…

— Мы круглые сутки держим его под слежкой. Он пытается вести нормальную жизнь, встречается с людьми, снова выпивал у Розанова. Пока ясно одно: он напряжен, как струна, и выглядит как смертник. Это он не в силах скрыть, это написано у него на лице, — Трохин старался говорить спокойно.

— Но мы же не можем считать это доказательством его шпионажа в пользу Англии! — закричал Убожко и в сердцах сломал пальцами сигарету. — Ты не разведчик, а жопа сраная! Попомни мои слова: если не будет доказательств, закончишь свою карьеру, разгребая дерьмо в Сибири!

— Прошу не кричать на меня, я — не мальчик, — сказал Трохин. — Если хотите доказательств, то его надо немедленно арестовать и применить все средства для получения показаний. — И не миндальничать.

— Это мы всегда успеем! — орал Убожко. — Не убежит же он через наши границы, они же у нас на замке! Ты напряги свой чурбан и думай, как получить доказательства, не вырывая у него ногти! А то, что ты — жопа сраная, то кто же ты еще?!

Трохин повернулся и вышел из кабинета — мужчина. он был с характером и не выносил оскорблений.

Фрей вбежал на теннисную площадку Хэрлингэм-клуба как раз в тот момент, когда Питер Данн завершил победную