Обреченные на гибель (Преображение России - 1) - Сергей Сергеев-Ценский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг зевнул очень глубоко, с необыкновенным увлечением и добавил:
- Начал кутить вчера с одним оправданником, и вот до шести утра... Тоже запутанное очень дело было, и состав присяжных аховый попался... но все-таки удалось!
И снял очки и жестоко протер глаза кулаком... Потом налил содовой воды и выпил... Потом вбежала в кабинет маленькая, лет семи, девочка в коротком белом платьице и, остановясь шагах в трех от Калмыкова, сказала нерешительно:
- Папа! - и покосилась на Макухина, пухлая, точь-в-точь так же хитро, как это делал ее отец.
Отец же, обернувшись, вскочил с большой легкостью, подхватил ее на руки, закружился с нею по комнате, вынес ее на руках за дверь, там пошептался с нею, потом притворил дверь, подошел к Макухину вплотную, положил ему руки на плечи и сказал вдохновенно:
- Взяться за это дело могу, конечно, и возьму не больше, чем Прик возьмет, или Варгафтик, или чем Швачка, который ваше дело вел в прошлом году!..
- Какое дело вел?.. - удивился Макухин.
- Ну-ну-ну-ну!.. Будто я не знаю!
И сделал хитрейшее лицо толстогубый, и даже один глаз совсем закрыл за ненадобностью пускать его в работу.
- И дела не было, и Швачки никакого не знавал даже и отроду, ответил Макухин очень спокойно, думая в то же время о Наталье Львовне: "Хорошо, что я один, а не с нею: осерчала бы и ушла, а человек очень подходящий и занятный..."
- Ка-ак так не знавали? - очень изумился Калмыков, и посмотрел на него, сидящего перед ним, поверх очков. - Штука капитана Кука!.. Ведь вы же строили дом Кумурджи, греку?.. Ведь вы же сказали, что Мухин?
- Ма-ку-хин, а не Мухин!
- Ма-ку-хин!.. Гм... Макухин... Так бы и говорили сразу. - И Калмыков налил уже из третьей бутылки (две он выпил) стакан воды. - А я думал: архитектор, подрядчик, - словом, свои ребята, - теплая компания!.. А вы, пожалуй, даже скажете, что никогда и не судились!..
- Не приходилось.
- Гм... значит, вы - будущий мой клиент!.. Люди делятся на три категории: на клиентов настоящих, прошедших и будущих... Вы сегодня в театре будете?
- В театре? - удивился Макухин.
- Да... Советую!.. Там сегодня Пустынина играет... Та-ка-я мамочка, прелесть!.. Там бы, кстати, поговорили... а?
- Нет, в театр мне сегодня не придется... А если вам сейчас некогда, я могу в другой раз зайти...
И встал было, но тут же его усадил Калмыков.
- Вот - на!.. Вы еще к Прику пойдете!.. Противно адвокатской этике упускать клиента из рук... Однако сказать вам должен: дело трудное, дело скверное, дело ясное, как тарелка... для прокурора, а не для нас, грешных... Из ревности, - ясно, заранее обдуманное намерение, - ясно: иначе зачем бы револьвер при себе имел?.. - и в общественном месте, на вокзале, - мог бы еще двух-трех ранить... Называется это - отягчающие вину обстоятельства, - отягчающие все налицо, а где же облегчающие?.. Облегчающие где, я вас спрашиваю?
- Облегчающие?.. Да вот, - ненормальность, например...
- Эка нашел!.. Тоже нашел чем удивить суд!.. Все преступники ненормальны!.. Предлагает заведомо безнадежное дело и думает, что пряник с медом.
Макухин думал не это, он думал: "Бракует!.. Торгуется, точно лошадь покупает, и бракует..."
А Калмыков продолжал, страшно выворачивая губы:
- Вы не родственник, и вы не близкий, вы горем не убиты и вы не женщина, - с вами можно говорить просто: дело - табак!.. Но уж ежели за него взяться, надо его вести, не так ли?.. Будь вы - дама, я бы вас и не принял сейчас... Одна дама, моя знакомая, жила как-то на даче в Парголове, - это под Питером... И все, бывало, трещит: "У нас в Парголове... У нас в Парголове..." - "Неужели, - я ей так сокрушенно, - у вас, мамочка, пар в голове?.." Обиделась!.. А теперь у меня самого... если и не пар в голове, то вроде дыму... Дело - табак, это я, впрочем, и без пара скажу, - однако кто-нибудь вести его должен же?.. Так уж лучше я, чем Прик!.. Уж лучше же я, чем Варгафтик!.. Что они понимают в русской душе?.. Русская душа, всегда за шеломянем еси!.. Никаких не признает она границ... Поэтому и возня с ней такая адвокатам, прокурорам, присяжным... Уголовная душа!.. Начинает мечтать, - все ясно, как ананас, начинает делать, - все чисто, как каша с маслом; кончает, наконец, - черт ее знает, - уголовщина! Я вашего Дивеева не знаю и не видал, но, однако же, вот додумался же человек, - из револьвера да еще на вокзале!.. Осуществил свое личное право, - и все... Надо бы с ним поговорить... Очень любопытно всегда бывает с преступниками говорить!.. Талантливый это народ!.. А как раненый!.. Да, вы не видали... Пар у меня в голове, пар в голове!.. У какого следователя это дело?.. Вот что надо прежде всего знать.
Как раз этого Макухин не знал.
- Гм... как же вы так! - и вывернул недовольно свои спрутовы присоски Калмыков. - Ну, я узнаю по телефону... Так вот, - на бумажные расходы, и на информацию, на то, на се - оставьте пока рублишек пятьдесят, а там видно будет...
И небрежно налил еще стакан из четвертой уже бутылки, еще раз потер докрасна уши и еще раз бормотнул: "Пар в голове".
Две двадцатипятирублевки нашлись у Макухина, и, не задумываясь, положил он их на стол, усмотрев на нем сухое местечко, не залитое содовой водой.
Но, должно быть, слушали за дверью, но, должно быть, смотрели в щель... Тут же, как только положил на стол свои бумажки Макухин, не вошла, а как-то впорхнула в кабинет гибкая молодая дама, брюнетка, кивнула привставшему Макухину, подошла прямо к столу с бутылками, положила одну руку на бумажки, а другую протянула к шнурку оконной шторы и сказала певуче:
- Надо спустить немного, а то очень светло, и глазам моего мужа вредно...
Немного спустила штору и тут же ушла, - упорхнула в дверь, но своих бумажек на столе уж не заметил Макухин, - и, выдвинув губы сокрушенно, сказал ему тихо Калмыков:
- Как коровка язычком слизнула!.. Но не думайте что-нибудь... Все будет сделано... Соображу и взвешу... Позвоню по телефону... Или, еще лучше, съезжу сам... Русскую душу может понять только русская душа, а не Прик... Это имейте в виду!..
И сам проводил его до входной двери.
От Калмыкова поехал Макухин по своим делам: в банк, получить деньги по чеку, и в городскую управу, тоже с бесспорным счетом. И, возвращаясь обратно в "Бристоль" богаче, чем выходил оттуда сегодня, на тысячу с чем-то рублей, он прикидывал в уме, на сколько он стал сильнее не там, в своих каменоломнях, а тут, как жених Натальи Львовны.
Он привык смотреть на вещи просто, по-деловому, и теперь, думая об Илье, он присчитывал к расходам на адвокатов, на свадьбу, еще и расход на отступное Илье, если он поправится от раны.
В номере Натальи Львовны ждал уже его чай. Сама она с отдохнувшим лицом встретила его оживленно, как своего, и он это радостно отметил. Весело рассказал он о веселом адвокате, а жену его решительно одобрил.
- У такого денег не отбирать, - семейство с голоду пропасть может...
А когда Наталья Львовна горестно покачала головой:
- Ах, Алексей Иваныч, Алексей Иваныч!.. Ну, можно ли было о нем это думать!..
Макухин сказал вдруг горячо и убежденно:
- Мало ли что может с человеком случиться?.. Разве человек так уж всегда в себе волен?.. Алексей Иваныч по-глупому рассудил... Чем он виноват был, хотя бы и Илья этот?
- Как? Не виноват?
- По-моему, ничем ровно...
- Вот как?.. Ну да... Скорее виновата она, покойница...
- А она-то чем?.. Никто, я так думаю, в этих вещах не виноват!.. И даже я так скажу: не было бы вещей подобных, скучная была бы жизнь!
- Вот как?.. Так что если я опять уйду к нему, к Илье, - тихо сказала Наталья Львовна, - это будет как, весело или скучно?
- Для кого как, - так же тихо ответил Макухин. - Для меня, например, скучно!
- Скучно?.. А что же во мне веселого?.. Во мне ведь нет ничего веселого... Я ведь тоже вся раненая, как Илья теперь...
- Бывает... Может быть и веселый человек, а с ним до такой степени скучно, хоть в бутылку лезь!.. А бывает со скучным весело... То есть я не про веселость говорю, а про другое... вообще.
- Хорошо, я поняла... Так вот... Я все-таки не хочу недомолвок... Я должна вам сказать... Илья был моим...
- Мужем, - подсказал Макухин, видя, что она запнулась.
- ...Так торжественно не говорят артисты... Но я любила его и сейчас люблю... Люблю! - закончила она быстро.
- Я ведь это вижу... Зачем же разговор лишний?
Голос у Макухина стал глухой, но он улыбался. Улыбка сделала его и проще, и наивнее, и моложе: так спокойны были ровные белые нижние зубы и такие совсем беззлобные загорелись искорки в серых глазах.
- Но вы меня все-таки не бросайте, хорошо?.. Не бросайте!.. Ведь я не знала, что его встречу... и таким встречу... Хорошо?.. Не бросите?..
Она поднялась с места и взяла его за руку, добрая, как девочка.
- Ну вот... Зачем же бросать? - просто ответил он и, дотянувшись неловко, краем губ прикоснулся к ее руке, а она, как третьего дня у себя на даче, поцеловала его в прочный, угловатый, обрезанный по прямой линии лоб.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
БРАК ЗАКОННЫЙ
После отъезда Алексея Иваныча, а следом за ним совсем неожиданно, точно в погоню, и Натальи Львовны с Макухиным Павлик чувствовал себя покинуто, совсем сиротливо. Точно все уехали от него, все уехало, и он обречен Увару, от которого вечный "зюк", то есть стук, и его двум ребятам, очень крикливым.