Маг 10 (СИ) - Белов Иннокентий

Камни оказались где-то недалеко, а пациентом тот самый писарь с язвой желудка. То то он что-то совсем печально на жизнь смотрит. Поработай в таких условиях, когда за любой неправильный взгляд или жест можно быстро в казематы попасть на суровое правилово, там во всем признаться и отправиться в лагерь в лучшем случае. Хотя, нет, его точно расстреляют, много он чего лишнего знает. Жену тоже в лагеря, детей в детдом, как ЧСИР, на постоянную травлю и издевательства. От таких перспектив любой загрустит и гнить изнутри начнет.

Мы вышли с ним с приемную к Поскребышеву, где я, держа артефакт в руке, подержал его пару минут над больным местом лежащего на кушетке писаря. Пустил пару процентов маны, чтобы с гарантией. Здорово внешне напрягался при этом, делая вид, что выдавливаю из себя какую-то внутреннюю энергию до последней капли.

Сам рассказал про такое простое лечение за счет внутренней силы и как-то настроенного усилителя, чтобы воздействовать на больные органы. Да и нет у меня возможностей в больнице лечение проводить, результат требуется товарищу Сталину сразу и на месте.

Зато нужно было видеть лицо писаря, когда он встал и растерянно ощупывает грудь.

— Ну что? Что чувствуешь? — спрашивает его Поскрыбышев и получив ответ, что постоянная боль пропала, возвращается доложить в кабинет.

Сам Вождь при процессе излечения не присутствует, меня увозят обратно в квартиру, откуда я иду гулять по городу.

Однако, на следующее утро меня снова везут, уже в Лечебно-санаторное управление Кремля. Там присутствует уже с раннего утра этот самый стенограф, которого уже крутят и вертят по-разному, гоняют на громоздкий рентген и обратно.

Ну, уж язву двумя процентами маны я может полностью и не вылечу, однако, здорово уменьшу в любом случае.

Поэтому и творится что-то сильно странное в рентгенкабинете и около него, возбужденные светила показывают друг другу рентгеновские снимки. А как меня увидели, сразу потащили туда же на просвет сфотографировать себе на память.

И науки ради.

Так ведь не увидят ничего, ману ни рентген, ни томография с УЗИ не определят ни в каком случае. Это я уже давно проверил, еще в Питере, а потом в Батуми специально знакомого хозяина медцентра просил себя просветить насчет чего-то необычного в моем организме.

Другой совсем уровень энергии, ведь мана тоже энергия по большому счету, однако, пока невидимая в земных приборах.

Однако, я врачам деваться не стал, сослался на полное отсутствие энергии для лечения.

— Значит, ничего вы во мне не разглядите, как ни старайтесь!

— Что вам, батенька требуется для накопления этой самой энергии? — сурово спросил меня один профессор, морща белые густые брови.

Вот, наконец-то правильный вопрос мне задан, на него я смогу развернуто ответить:

— Требуется много чего, но, все это обычные человеческие радости, товарищи.

— Первое и самое главное — баня и парилка. Часа два-три-четыре провести в свое удовольствие перед сеансом излечения.

Профессора активно внимают моему уверенному голосу.

— Второе, правильный распорядок дня. Это прогулки, занятия спортом, красивая женщина рядом в постели, отличная еда в красивом месте и возможность радоваться жизни без ограничений. Все это вместе стоит на третьем уровне для накопления жизненной энергии.

— Возможность приносить пользу родной стране и коммунистической партии — это второе по значению после бани с парилкой.

В таком причудливом построении я обозначил свои желания профессуре.

Пришлось снять головную боль у самого пожилого профессора, чтобы продемонстрировать свое умение.

Делаю вид, что это из самых-самых последних сил творю. Лечебный камень для этого дела мне выдает присутствующий здесь сотрудник из охраны Кремля. И тут же его забирает обратно, как ему приказано.

Ну, посмотрим, куда меня теперь приведет открытая способность?

Честно говоря, откровенное нежелание Вождя слушать неприятные известия начинает меня уже доставать конкретно.

И своя жизнь в качестве бесправного заключенного тоже.

Поэтому я начинаю обдумывать и другие варианты для изменения прошлого.

Глава 22

Не знаю, профессура подействовала на Вождя или правильный доклад присутствовавшего при наших прениях Хранителя камней в нквдшном мундире, однако, все сверсталось быстро.

Меня к вечеру отвели в лучшие из ближних к центру Москвы сейчас Центральные бани. Бывшие Хлудовские, они рассчитаны, образно говоря, на генералов, тогда как майоры попроще парятся в более древних Сандунах.

Мне зашло на отлично, пусть и паслись рядом со мной постоянно два голых сотрудника в простынках. Зато третий в это время по форме неотступно охраняет их гимнастерки и оружие в шкафчиках.

Ничего, я парился четыре часа, за это время все успели оттянуться всласть. Зарядил свои батареи не полностью, всего потратил процентов двадцать за этот тоскливо-нервотрепный месяц, но, еще пара таких заходов и окажусь полным маной.

На самом деле даже удивлен своей сильно негативной реакцией на всякие бюрократические препятствия и задержки. Как-то отвык я от таких процедур за последнее время. В прошлом средневековом мире я все сам решал и всех нагибал. В том же Батуми просто жил в свое удовольствие, не терпя никакого принуждения ни в чем.

Хоть и понимаю умом, что мне еще повезло довольно быстро добраться до кабинета Вождя в Кремле, только дни, проведенные в томительном ожидании не лучшим образом действуют на мою психику.

Наверно, в этом и проявляется негативное воздействие переходов через Храмы. Я просто с трудом заставляю себя играть по чужим правилам, чувство, ранее мне совершенно незнакомое от таких довольно основательных, однако, здорово уже раздражающих причин.

И просто бесит явно нежелание товарища Сталина выслушивать мои откровения с открытым ртом и потрясенным видом. Очень уж он привык к тому, что все происходит совсем наоборот. Все только бьют поклоны и клянутся в верности лично ему и потом делу коммунизма на века.

Судя по довольным лицам сопровождающих, они готовы так охранять меня постоянно, ведь после бани мы отправились в ресторан при Центральном Доме Литератора.

Правда, пока он называется Дом советского писателя официально, сам расположенный на бывшей Поварской улице, сейчас носящей славное имя советского дипломата Воровского. Убитого швейцарским белогвардейцем еще в двадцать третьем году в Лозанне.

Здесь лучший, или один из лучших ресторанов Москвы и всего Советского Союза.

Мы вчетвером, конечно, совсем не литераторы или писатели, однако, пугающая всех форма и указание сверху не оставили возможности кому-то протестовать против нашего присутствия в узко специальном месте.

Писательская братия косится на нашу компанию весьма недовольно, однако, что-то сказать все опасаются. Еще я заметил немало красивых женщин в спутницах писателей соцреализма и революционных поэтов. Да и одет народ явно получше меня, это я тоже взял себе на заметку. А холеные жены и дочери советских писателей подталкивают на всякие игривые мысли не только меня, но и моих охранников. Мы переглядываемся и весело комментируем красоток.

Кормят просто отлично, тем более, в заказе я не ограничен, в отличии от своих спутников, которым все довольно сильно урезано.

Ничего, я заказываю на себя побольше и раскидываю на всех, единственно, только водки суровые нквдшники выпили по одной рюмке.

— На посту находитесь. Нечего тянуться к графину, — негромко скомандовал старший, кажется, если соотносить с современными, майор по званию.

Впрочем, когда мы все, а особенно я, уже объелись и осоловели, служивые люди на ход ноги выпили и по второй рюмке все-таки. Я вообще пол литра убрал на радостях, что моя сильно тоскливая в последний месяц жизнь изменилась кардинально.

Да, здоровье и его возвращение волнует всех без исключения, это мой реально козырный вариант для хорошей жизни.

Спалось мне хорошо, зато утром ко мне пропустили молодую девку, совсем простого вида. Явно, что не москвичка, откуда-то с окраины она. Или из села областного.