Труды по истории Москвы - Михаил Тихомиров

КРЕДИТ И РОСТОВЩИЧЕСТВО

Торговые операции неизбежно были связаны с кредитом, принимавшим в средневековые времена типичные ростовщические формы. Крупные купцы были обычными кредиторами разорявшихся или просто обедневших князей и бояр. Длинный ряд кредиторов перечисляется в грамотах удельных князей, например в завещании рузского князя Ивана Борисовича, в самом начале XVI века. Среди них выдается некий Вепрь, а также Голова Володимеров, известный под другим именем как Ховрин. В завещании Ивана Борисовича перед нами выступают кредиторы запутавшегося в долгах князя.

Иная картина рисуется в завещании симоновского монаха Адриана Ярлыка 1460 года. По своему времени Адриан был богатым человеком, ему принадлежали и деревни, и городские дворы. Тем не менее, он занимался ростовщичеством, раздавая деньги по кабалам. В числе его должников оказались ремесленники: киверник, сытник, гончар. Размеры их долга незначительные (полтина – 50 коп., 20 алтын и полтретья алтына – 62 1 / 2 коп.).[430]

Другая духовная того же, примерно, времени (1472 год) говорит об обратном. Завещатель задолжал Василью «япанечнику» (япанча – верхняя одежда) «полтора рубля да двенадцать алтын росту». Здесь указан размер процентов на долг: на 150 копеек (полтора рубля) приходится 36 копеек (двенадцать алтын), или 24 %. По средневековому времени процент относительно «божеский».[431]

Завещания москвичей середины XV века вводят нас в гущу торговых операций. Ремесленники или торговцы (чаще всего они были и ремесленниками, и торговцами) не могли обходиться без кредита. Если бы кто—либо занялся историей кредита в древней Руси, он, вероятно, столкнулся бы с очень интересными явлениями, в частности с большим распространением различного рода кредитных сделок. Вероятно, можно было бы установить существование в древней Руси крупных денежных воротил и ростовщиков своего времени. Пока эта сторона нашей истории остается в полном забвении, и только работы покойных С. В. Бахрушина и В. Е. Сыроечковского проливают некоторый свет на историю русской торговли XIV–XV веков.

МОСКОВСКОЕ КУПЕЧЕСТВО

Накопление капиталов в руках московских купцов было тесно связано с черноморской торговлей. Поэтому ведущая купеческая группа получила в Москве прозвание гостей—сурожан. Про гостей—сурожан говорили, что они «знаеми всеми, и в Ордах, и в Фрязех». По счастливой случайности нам известны имена 10 гостей—сурожан, ходивших с Дмитрием Донским на Куликово поле. Никоновская летопись, которая частично сохранила одну из ранних редакций сказания о Мамаевом побоище, называет их так: 1) Василий Капица, 2) Сидор Елферьев, 3) Константин, 4) Кузьма Коверя, 5) Семион Онтонов, 6) Михайло Саларев, 7) Тимофей Весяков, 8) Дмитрей Черной, 9) Дементей Саларев, 10) Иван Ших.[432]

В этом описке не все передано точно, из другой редакции сказания узнаем, что безымянного Константина прозывали Волком, а Михаила Саларева звали не Саларевым, а Сараевым. В третьей редакции сказания Константин назван Петуновым, а в четвертой находим новые изменения: Василий, оказывается, звался не Капица, а Палица, Константин имеет прозвище Белца, Тимофей назван не Весяковым, а Васковым.[433] Как далее мы увидим, все эти изменения не вносят чего—либо нового и оставляют в неприкосновенности список Никоновской летописи как наиболее древний и достоверный. С течением времени имена гостей—сурожан, современников Дмитрия Донского, забывались и подправлялись таким образом, что на месте малопонятного Капицы появилось более знакомое прозвище Палица.

В. Е. Сыроечковский в своей монографии о гостях—сурожанах проследил историю Саларевых в XVI веке, но в более раннее время еще большей известностью пользовались Ермолины, Онтоновы и Весяковы. Названный в сказании о Мамаевом побоище Симеон Онтонов считался одним из крупнейших и богатейших купцов. Его наши источники называют человеком «от великих купець и славных господьствующему граду Москве».[434] Имя и отчество Семена Онтонова, кажется, свидетельствуют о его русском происхождении.

Меньше известно о Тимофее Весякове, хотя «Весяков двор» стоял в Китай—городе поблизости от Богоявленского монастыря во второй половине XV века. Вероятно, он чем—нибудь выдавался среди других окружающих его строений. О другой такой постройке, воздвигнутой купцом Тароканом у Фроловских ворот в Кремле, упоминает летописец в 1471 году: «Того же лета Тарокан купець заложил себе полаты кирпичны во граде Москве, у градной стены, у Фроловских ворот; единого лета и сведе».[435] Это была едва ли не первая каменная постройка в Москве жилого типа, отмеченная по своей необычности в летописи. Палата имела сводчатый верх («сведена»), как это мы обычно наблюдаем в старинных русских постройках.

Потомков еще одного гостя—сурожанина, ходившего против татар с Дмитрием Донским, Ивана Шиха, мы найдем во второй половине XV века. Это Андрей Шихов, один из кредиторов князя Юрия Васильевича. Князь получил от него 30 рублей, отдав в заклад постав ипрского сукна.

Завещания князей вводят нас в круг их кредиторов, среди которых найдем и таких людей, как Федор Васильевич Вепрев. Князь был должен ему 300 рублей и отдал ему в заклад свои драгоценные сосуды и дорогие одежды. Этому же Вепрю задолжал и другой князь, главным образом за взятые у него ткани.[436] На этом основании С. В. Бахрушин справедливо увидел в Вепре купца, торгующего тканями. Вероятно, Вепрь и Ших принадлежали к числу гостей—сурожан, поставщиков дорогих тканей.

Мы видим, что денежные капиталы держались в отдельных купеческих родах, иной раз почти на протяжении целого столетия. Это несомненный признак прочности торговых связей и денежных богатств, накопленных московским купечеством. Среди него выделяются отдельные фамилии, которые приобретают земельные имущества и вступают в ряды землевладельцев. Такой путь возвышения отдельных купеческих родов можно проследить на примере Ермолиных и Ховриных, двух знаменитейших московских купеческих родов XV века.

ЕРМОЛИНЫ

Наиболее замечательными представителями Ермолиных были Дмитрий Ермолин и его сын Василий, прославившийся своими архитектурными работами. О начале рода Ермолиных можно судить по тем прозвищам, которые носил Дмитрий Ермолин. Его называли по деду Васкиным («от московских великих купцов, нарицаем Ермолин Васкина»). Известно было, что отец Дмитрия Ермола постригся в Троицком монастыре, «преобидев толикое богатство и таковый лик сынов, паче же благородием сущим и богатем», при игумене Никоне, то есть до 1426 года. Пострижение в монастырь обычно обозначало конец мирской карьеры и совершалось на склоне лет. Следовательно, деятельность Ермолы надо относить к началу XV века, а вернее к еще более раннему времени – концу XIV столетия. В том же Троицком монастыре был пострижен и Герман, брат Ермолы.[437]

Отцом Ермолы, как мы видели, был некий Васка, или Васька, т. е. Василий, родовое имя, сохранившееся у Ермолиных и позже. В списке гостей—сурожан, взятых Дмитрием Донским в поход против Мамая, показан на первом месте «Василий Капица» (или Капца), которого предположительно можно считать родоначальником Ермолиных. Как далее будет видно, можно проследить род Василия Капицы в пяти поколениях, живших в XIV–XVI веках.

Таким образом, перед нами вырисовывается родословная одного из купеческих родов средневековой Москвы. Она начинается гостем—сурожанином Василием Капицей и продолжается Ермолой и Германом, которых еще зовут по отцу Васкиными.

Дмитрий Ермолин, наследовавший в третьем поколении богатства Василия Капицы, принадлежал к числу знатнейших москвичей середины XV века. В сказании о чудесах Сергия Радонежского записан случай с Дмитрием Ермолиным, в иноках Дионисием. Инок ссорился с игуменом Троицкого монастыря Мартиньяном по поводу монастырской пищи. Смысл его речей был таков: «Что я могу сделать, если не в состоянии есть вашего хлеба и варева! Знаешь сам, что я вырос в своих домах, питаясь не такими кушаньями».[438] Одна черта характеризует Дмитрия Ермолина как образованного человека. Он умел «глаголати русски, гречески, половецки»; под последним надо понимать татарский язык. Знакомство с греческим языком объясняется торговыми занятиями Дмитрия Ермолина Васкина. Он такой же гость—сурожанин, как и его предполагаемый дед Василий Капица. Перед нами бывалый человек, торговавший, судя по знанию греческого и татарского языков, с Азовом, Судаком, Кафой и Константинополем.

У Дмитрия были братья Петр и Афанасий, сын Василий, были и другие сродники.

К четвертому колену Ермолиных принадлежал Василий Дмитриевич, бывший видным подрядчиком и архитектором своего времени. Во второй половине XV века он подновлял камнем кремлевскую стену, поставил на Фроловских воротах резные из камня фигуры Георгия Победоносца и Дмитрия Солунского, подновлял собор Вознесения в Кремле, поставил в Троице—Сергиеве монастыре каменную трапезу, собрал развалившийся собор в Юрьеве Польском, знаменитый резными украшениями по камню, обновил каменную церковь и Золотые ворота во Владимире, – одним словом, принимал постоянное и деятельное участие в каменном строительстве начала княжения Ивана III. Василий Ермолин исполнял эти работы как подрядчик и архитектор.[439]