История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10 - Джованни Казанова

— Канальи, уважайте этого благородного человека.

Они отошли, и я подошел помочь ему подняться, взяв его правой рукой подмышку, в то время, как генерал помог с другой стороны. Мы отвели его в гостиницу, находящуюся в ста шагах от сада. Сеньор шел согнувшись и внимательно рассматривая свой бок, так как не мог понять, откуда может идти кровь, которую он видел заливающей мои штаны и белые чулки.

Едва войдя в гостиницу, Подстольничий бросился на большую скамью, вытянулся на ней, его расстегнули, подняли рубашку до желудка, и он увидел сам смертельное ранение. Моя пуля вошла ему в живот под седьмым ребром справа и вышла под последним ребром слева. Два отверстия находились одно от другого на расстоянии в десять дюймов. Зрелище было тревожное: если кишечник пробит — человек мертв. Подстольник смотрит на меня и говорит:

— Вы меня убили, спасайтесь, потому что потеряете голову на эшафоте: вы находитесь на территории Старостии, я высокий офицер короны, и вот лента ордена Белого Орла. Спасайтесь немедленно, и если у вас нет денег, возьмите мой кошелек. Вот он.

Подает большой кошелек, я возвращаю его ему в карман, поблагодарив и сказав, что если я повинен в смерти, я немедленно положу свою голову к ступеням трона. Я говорю ему, что надеюсь, что его рана не смертельна, и я в отчаянии, что он вынудил меня это сделать. Я целую его в лоб, выхожу из гостиницы и не вижу ни коляски, ни лошадей, ни слуг. Они все разъехались, чтобы найти лекаря, хирурга, священников, родственников, друзей. Я вижу себя одного в поле, покрытом снегом, раненного и не знающего дороги, чтобы вернуться в Варшаву. Я вижу вдали сани, запряженные парой лошадей, громко кричу, крестьянин останавливается, я показываю ему дукат и говорю: — Варшава.

Он слышит меня, он поднимает циновку, я ложусь внутрь, и, чтобы защитить от брызг, он покрывает меня той же циновкой. Он пускает лошадей в галоп. Через десять минут я встречаю Бисинского, преданного друга Браницкого, верхом, который несется галопом с обнаженной саблей в руке. Если бы он обратил внимание на сани, он заметил бы мою голову и наверняка отсек бы ее как тростинку. Я прибываю в Варшаву, велю отвезти себя в отель князя Адама, чтобы просить у него убежища, и никого не нахожу. Я решаюсь идти спасаться в монастырь реформистов, который находится в ста шагах оттуда. Я отпускаю мои сани. Я захожу в двери монастыря, звоню, портье, суровый монах, открывает дверь, видит меня всего в крови, решает, что я явился, чтобы спастись от правосудия, пытается закрыть дверь, но я не даю ему этого сделать. Удар ногой в живот отбрасывает его в сторону, навзничь, и я вхожу. Он зовет на помощь, прибегают монахи, я говорю им, что хочу убежища и угрожаю, если они мне откажут. Один из них говорит, и меня ведут в конуру, которая выглядит как темница. Я склоняюсь, уверенный, что они изменят решение через четверть часа. Я прошу человека, который заходит, позвать моих слуг, которые сразу приходят, я посылаю искать хирурга и Кампиони. Но прежде, чем приходят эти, является палатин Подляхии, который ни разу со мной не разговаривал, но который имел дуэль в своей юности, он пользуется случаем рассказать мне обстоятельства этой своей дуэли, прежде, чем узнает прекрасные обстоятельства моей. Мгновение спустя я вижу появление палатина Калиша, князя Яблоновского, князя Сангушко, палатина Вильны Огинского, которые начинают с того, что рассказывают всякие ужасы монахам, которые поместили меня как галерника. Те извиняются, говоря, что я вошел, побив портье, что заставляет смеяться этих принцев, но не меня, так как я страдаю от раны. Те сразу отводят мне две прекрасные комнаты.

Пуля Браницкого вошла в мою руку через пясть под указательным пальцем и, перебив первую фалангу, осталась там; ее сила была ослаблена металлической застежкой моей куртки и моим животом, который она слегка ранила у пупка. Следовало извлечь из моей руки эту пулю, которая мне весьма досаждала. Добровольный хирург по имени Жандрон, который был первым, кого нашли, стал ее доставать, проделав против нее отверстие, что удлинило вдвое мою рану. Пока он делал мне эту мучительную операцию, я рассказывал всю историю этим принцам, перенося без особых усилий боль, которую причинял мне злосчастный хирург, вводя щипцы, чтобы ухватить пулю. Таково воздействие тщеславия на ум человека.

После ухода хирурга Жандрона пришел такой же от принца палатина, который завладел мной, взявшись изгонять первого, которого он называл самозванцем. В то же время пришел князь Любомирский, муж дочери князя Палатина России, который нас всех удивил, рассказав все, что произошло сразу после моей дуэли. Биссинский, прибыв в Волу, видит ужасную рану своего друга и, не видя меня, уносится, как одержимый, клянясь убить меня всюду, где найдет. Он идет к Томатису, который был в компании своей любовницы, князя Любомирского и графа Моссинского. Он спрашивает у Томатиса, где я, и когда слышит, что тот ничего не знает, он разряжает ему в голову пистолет. На это убийство Моссинский хватает его, чтобы выкинуть в окно, но Биссинский освобождается, нанеся три удара саблей; в результате одного Моссинский получает шрам на лице, и у него выбиты три зуба.

— После этого, — продолжает князь Любомирский, — он хватает меня за колет, направляя пистолет мне в горло и угрожая смертью, если я не выведу его во двор к лошади, чтобы уехать, не опасаясь слуг Томатиса, что я и делаю мгновенно. Моссинский ушел к себе и должен будет долгое время оставаться в руках хирурга, я же тоже вернулся к себе, чтобы свидетельствовать о великой конфузии, в которую погрузился город из-за вашей дуэли. Говорят, что Браницкий мертв, и его уланы верхами ищут вас, рыская повсюду, чтобы вас найти и растерзать за своего полковника. Вам повезло, что вы здесь. Великий маршал велел окружить монастырь двумя сотнями драгун под предлогом обеспечить безопасность вашей персоны, но на самом деле, чтобы помешать безумцам взять штурмом монастырь и растерзать вас здесь. Браницкий в большой опасности, говорят хирурги, если пуля пробила кишечник, но отвечают за его жизнь, если он не затронут. Они узнают это завтра. Он помещается у князя Великого камергера, не смея направиться в свои апартаменты при дворе. Король между тем пошел его проведать. Генерал, который присутствовал при дуэли, говорит, что вам спасло жизнь то, что вы грозили выстрелить Браницкому в голову. Стараясь защитить голову, он встал в неудобную позицию и промахнулся по вам. Если бы не это, он прострелил бы вам сердце, потому что он стреляет так, что попадает в острие ножа и вгоняет пулю в пулю. Еще вам повезло то, что вас не заметил Биссинский, который не мог себе представить, что вы находитесь под циновкой в санях.