Опасная фамилия - Антон Чиж

Дверь неуверенно раскрылась, и на пороге она увидела Митю. Волосы его были всклокочены, и выглядел он слегка нездоровым.

– Я теперь к вам решил заглянуть без всякого приглашения, – сказал он, топчась на месте. – Не прогоните?

– Отчего же, проходите, – Ани опустила ноги с диванчика.

Митя просеменил боком, словно ему было тесно или пиджак жал в подмышках, но сесть не посмел. Он мял в руках шляпу, отчего она потеряла всякую форму.

– Мне поговорить с вами надо, Анна Алексеевна, позволите? – спросил он. И хоть он походил на несчастную собачонку, что из жалости не гонят со двора, но отказать ему было невозможно.

– Только недолго, у меня день нелегкий выдался, – ответила Ани, опираясь на подушку, вовсе не желая выглядеть кокетливо и соблазнительно.

– А у меня редкий день! – заявил он. – Просто один такой на всю жизнь бывает. За что бы ни взялся, кругом удача выходит. Значит, дело мое правое, раз такая удача идет.

– В чем же вы преуспели?

– Наказал одного плохого человека так, что ему теперь туго придется. И еще кое-кого…

– Тоже наказали? – спросила Ани. – Да вы просто вершитель справедливости.

Митя смутился, отчего несчастной шляпе досталось пуще прежнего.

– Нет, это я так, к слову пришлось… Не подумайте, что хвастаюсь… У меня совсем не о том разговор припасен. Вот что… – он будто бы собрался с силами. – Не выходите вы за своего чиновника, не делайте этого, не губите свою жизнь.

– Вы так полагаете? Что же вы можете мне предложить?

– Много чего смогу, – разгорячился Митя. – Я только в самом начале. Скоро таких высот достигну, что мало невозможного будет для того, кого люблю. Тогда уж все к вашим ногам брошу. Все, что пожелаете, иметь будете. Любой ваш каприз исполню… Только потерпите маленько…

– Сколько же вы предлагаете мне ждать?

– Годик, много – два. Это же такой пустяк. А жить пока у нас можно, летом у нас дача в Петергофе имеется, маменька моя, Екатерина Александровна, вам рада будет… Мы теперь с ней одни остались…

Ани вдруг подумала, что все ее приглашают пожить в Петергофе. Прямо медом там намазано. Она представила, как в самом деле весь Петергоф намазали медом, и ей стало так смешно, что она не удержалась и прыснула.

Митя не обиделся, а только вздохнул.

– Вот вы надо мной потешаться изволите, Анна Алексеевна, а ведь я от чистого сердца… Я вам прямо сейчас предложения не делаю только оттого, что это дело ответственное. Нельзя сломя голову…

– Какой вы, Митя, основательный человек, – сказала она мягко. – Лучше мужа просто и не придумать. Только ведь у меня ничего нет, кроме вот этого платья, да и то, наверно, придется отдать.

– Это ничего! Мне приданого от вас не нужно, мне бы только вам счастье доставить. И маменька вас полюбит, вот увидите…

– Вы еще и благородный человек. Прежде чем отказаться от свадьбы с господином Ярцевым и дожидаться вашего предложения, еще один вопрос надо решить, – Ани встала. – Мы, бедные девушки, народ подневольный. Куда скажут, туда и идем. Хотите получить меня в жены, спросите разрешения у моего брата. Уж если он позволит, я не стану возражать…

– Кто ваш брат? – настолько решительно спросил Митя, что можно было не сомневаться: ни перед чем не остановится, будет надо, так и в Швейцарию поедет, и на гору влезет.

– Откровенно говоря, у меня теперь два брата, – сказала Ани, опять чему-то улыбаясь. – Один – граф Вронский, но он не будет возражать, ему не жалко. А вот с другим братцем придется крепко постараться.

– Говорите, кто он! – потребовал Митя.

– Каренин Сергей Алексеевич… Может, знаете?

Ани не могла понять, что такого страшного она сказала, что глаза Мити чуть не полезли из орбит. Он зарычал раненым зверем, бросил шляпу об пол и стал топтать, вбивая ее каблуками в ковер. Ярость его была столь дикой, что Ани испугалась и прижалась к стене. Рванув ворот сорочки, словно задыхался, Митя посмотрел на нее слезящимися глазами.

– Будь что будет! – прокричал он. – Пусть он! Я на все согласен! Даже примириться с ним! Хотите, поцелую его как брата! Все ради вас, несравненная!

– Уходите, немедленно уходите, – потребовала Ани. Ей действительно стало страшно. Неизвестно, что такому придет на ум.

Отчаянно замахнувшись, Митя замер и тут же выскочил вон. Стенания его, быстро затихая, все еще доносились из коридора. Растоптанная шляпа так и осталась на ковре. Ани подцепила ее носком туфли, вытолкала за порог и закрылась на ключ.

Ей захотелось оказаться далеко-далеко от этого страшного города, где живут люди, которых она не понимала и не желала понимать. Ей настолько все опостылело, что она подумала: а не собрать ли чемодан и не сбежать ли первым поездом. Денег хватит на дорогу, а там как придется. Пойдет в горничные, найдет место. Будет зарабатывать на жизнь собственным трудом и никогда больше не вернется сюда.

От соблазна удерживали только слова ее отца. Вронский успел шепнуть на приеме: «Дорогая, ты можешь ни о чем не беспокоиться. У тебя все будет хорошо». Ани понимала, что глупо верить обещаниям того, кого уже нет. Но ничего другого ей не осталось.

60

Сержу казалось, что он лишь коснулся подушки, как сразу и вскочил. В распахнутую дверь светило солнце, зелень играла лепестками, свежий ветер коснулся его лица. Он приехал на дачу поздно вечером, Надежда Васильевна передала через гувернантку, чтобы ее не беспокоили. Не чувствуя никаких желаний, даже голода, Серж присел на диване и, кажется, только пристроил голову поудобней. И вот, ночи как не бывало. Он огляделся, будто пытаясь узнать, где оказался. Из сада раздавался звонкий голосок Сережи, который о чем-то спорил с учителем, в кухне гремели посудой, доносился запах кипяченого молока, в спальне стукнул платяной шкаф, значит, жена уже встала. Дом жил и радовался новому летнему дню. Только до него никому не было дела. Словно он призрак или пустое место.

Из спальни вышла Надежда Васильевна, одетая по-дорожному. Чемоданов при ней не было. Она сказала, что ее вызывают на допрос в охранное отделение, утром пришла телеграмма. И хоть изо всех сил старалась не выдать волнения, Серж видел, чего это ей стоило. Он заявил, что одну ее не отпустит, даже если его прямо там арестуют. Надежда Васильевна пыталась слабо возражать, но Серж и слушать не стал. Только сменил вчерашнюю сорочку и пригладил волосы.

Карета их уж ждала. Каренины приехали на станцию Новый Петергоф и успели как раз на десятичасовой поезд. В дороге Надежда Васильевна смотрела в окно, а Серж не нашел в себе сил, чтобы развлекать ее шутками. Так было привычнее. Чаще всего, когда они оставались вдвоем, они молчали или обменивались короткими фразами о здоровье сына или каких-то домашних мелочах. Других тем для разговора у супругов не находилось. Серж этого не замечал, как не замечают собственных привычек. И только оказавшись запертым с ней в купе, он ясно ощутил, как мало осталось между ними общего, кроме привычек и необходимости воспитывать сына. Почувствовав это так остро, он испугался сделанного открытия, оттолкнул его, не желая верить, и постарался списать все на нервные потрясения, выпавшие на долю их семьи.

Офицер, дежуривший на входе в охранное отделение, отказался впустить Сержа. На него не заказан пропуск, никаких распоряжений о его визите не имелось. Настаивать было бесполезно. Надежда Васильевна попросила не волноваться и даже не ждать ее. Ничего плохого с ней не случится, ответит на вопросы, и только. Она даже вымученно улыбнулась. У Сержа сжалось сердце. Выдав какую-то розовую бумажку, офицер позволил ей пройти. Надежда Васильевна поднялась по темной лестнице, и вскоре ее фигура, такая знакомая и беззащитная, растаяла окончательно. Сержу было указано, что находиться здесь посторонним не дозволяется.

Он вышел на Мойку и ходил взад и вперед по узкой набережной. Ему казалось, что за каждым окном дома, нависавшего пузатой громадой, происходит что-то ужасное, Надежду Васильевну подвергают пыткам, кричат на нее и, может быть, бьют по лицу. От этих мыслей Серж пришел в такое возбуждение, что готов был идти на штурм. Ему казалось, что прошло ужасно много времени и что так долго невозможно допрашивать невиновного человека, если не хотят взвалить на него чужие грехи.

Он проверил часы. Оказалось, что не прошло и четверти часа. Вид его привлекал внимание прохожих. На него оглядывались и долго смотрели, сворачивая шею. Особое любопытство проявляли кухарки, идущие с корзинами на Круглый рынок, располагавшийся поблизости. Им страсть как хотелось узнать, для чего это прилично одетый господин ведет себя как гимназист перед экзаменом: то за перила набережной схватится и начнет их трясти, то побежит от каменной тумбы до ворот охранного, то вдруг кулаком по ладони ударит.

Следующие четверть часа Серж извелся окончательно. Когда дверь открылась и из нее вышла Надежда Васильевна, целая и невредимая, только несколько бледная, он даже не поверил. Серж подбежал и принялся торопливо расспрашивать, что с ней сделали, не позволили ли какой-нибудь грубости. Надежда Васильевна отвечала односложно. Можно было понять, что допрос дался ей нелегко. Серж предложил немедленно куда-нибудь отправиться, чтобы позавтракать, развеяться и забыть обо всех страхах. Он готов весь день кататься и развлекать супругу, даже в контору не пойдет.