Виктор Цой - Александр Житинский

Сам фестиваль имел в качестве девиза какую-то патриотическую фразу, причем всем группам предложили спеть по одной песне, связанной с этим девизом. Что-то там про борьбу за мир, кажется. Цой взял и написал „Безъядерную зону“. И тут одумавшееся жюри решило открыть фестиваль этой песней в сольном исполнении Цоя, а само выступление группы поставили последним на фестивале.

Три дня фестиваль утопал в табачном дыму. И, конечно, на последнем концерте все уже хотят спать или хотят домой. Довольно сложно заставить их встряхнуться и развесить уши. К тому же „Кино“ больше года не выходило на сцену. Цой играл акустику несколько раз на квартирах или в малюсеньких залах, сидя на стуле. И все же он заставил себя слушать! По общему мнению, финал фестиваля благодаря „Кино“ получился классным. По-видимому, мучительный период неудач сыграл положительную роль. Наконец все, как говорится, срослось, и Цой показал, на что он способен».

Александр Титов (из интервью автору, 1991):

«…Группа не складывалась. Я пытался это все как-то связать, надо было быстро все связывать, на ходу. Некогда было придумывать какие-то нюансы, новые аранжировки. Надо было просто вживую все слепить вокруг материала. Другого выхода не было. Мы слепили все как есть, чтобы нас можно было прослушать. Нас прослушивал худсовет – отборочное прослушивание перед фестивалем. Прослушав, они нам отказали. Причем в вежливой форме: ни да, ни нет, посмотрим, мол… Очень уклончиво. В худсовете тогда Файнштейн был, Коля Михайлов, Джордж, еще какая-то тетка. Однако в конце концов к фестивалю допустили. Мы узнали об этом чуть позже и стали лихорадочно готовиться. Мы сознавали, что нас может спасти только чудо, которое надо было сотворить. Мы готовились обрушить этот шквал на людей. И нам это удалось, потому что концерт был очень мощный, кайфный.

Наше ощущение передалось в зал, с людей весь мох слетел. Все обалдели. Не помню, кстати, выступления „Аквариума“ на том фестивале. Помню только, что все мы были раскрашенные, накладывали различный макияж…

О Витьке той поры сложно говорить персонально. Мы все были завязаны в одной большой компании. Что касается меня, то я знал, что в этом есть большая доля моего участия. Эта группа была отчасти моим детищем. До меня электрического „Кино“ не было, оно появилось вместе со мной. Эту группу я воспринимал как свою родную, настоящую, в которой я буду играть долго. Витька ревновал, конечно, к „Аквариуму“, что я в нем тоже играю, но мне он никогда ни одного слова не сказал. Но потом стало невозможно совмещать – ребятам приходилось снимать концерты из-за того, что я был занят в „Аквариуме“. Или, наоборот, я не мог прийти на запись к „Аквариуму“ из-за того, что были концерты с „Кино“. Я думаю, что каждому приходится выбирать и с годами сужать рамки своего творчества, чтобы добиться более полного самовыражения. Рано или поздно приходится задумываться – что нужно отсечь».

Анатолий Гуницкий (из статьи «Расклад-84», «Рокси», № 8):

«Уместно будет к открытиям фестиваля отнести также и „Кино“. Они уже больше года не выступали, да и раньше-то не слишком баловали ленинградских рок-фанов концертами, а совершали время от времени победоносные набеги на Москву. Их теперешний триумф подготовлен долгой работой, ходящими по рукам студийными записями и фактом существования Цоя, от которого нельзя было рано или поздно не ожидать чего-нибудь в этом роде. Состав „Кино“ изменился. Присутствие Тита придало команде оттенок звездно-профессиональной крутизны. Его мощный бас роскошно вписывается в очаровательный примитивизм „Кино“. Если раньше стиль Цоя мог казаться пробой сил, то теперь ясна сознательная ориентация на это направление. „Кино“ несколько напоминает зрелый T. Rex – и ритмическим однообразием, и лаконизмом инструментальных партий, и запоминающейся, навязчивой мелодикой. Музыка Цоя обладает завораживающим магнетизмом, она втягивает в себя, забирает. В каком-то смысле, по эмоциональному воздействию, что ли, ее можно назвать роком старого типа.

Далеко не все фаны старого закала реагируют на „Кино“ всерьез; они, ворчливо сетуя на испорченность нравов, считают „Троллейбус, который идет на восток“, „Транквилизатор“, „Безъядерную зону“ и др. несерьезными заморочками зеленой молодежи. Что ж, пусть себе ворчат, мне их даже немного жаль, ведь время не за них… Прически коллег Цоя, песня „Прогулка романтика“ и многое другое позволяют уловить несомненную близость „Кино“ к новейшим школам; весь же фокус заключается в том, что старые и новые школы гармонично сливаются. Выступление „Кино“ приятно шокировало настоящей рок-заводкой, свежестью и непосредственностью. Те, кто упрекает „Кино“ в примитивности, глубоко неправы, потому что находятся в плену или возрастного снобизма, или лжепредставлений о неоднозначном ныне понятии „профессионализм“ и не могут отличить примитивизм как стиль от примитива. Вперед, „Кино“, ждем следующей серии!»

Этот фестиваль был важен и для меня – тем, что я был впервые приглашен в жюри. По этому поводу надо объясниться и рассказать заодно, как все было там устроено.

Поскольку формально рок-клуб входил в структуру Ленинградского дома самодеятельного творчества (ЛДСТ) (да, это была «художественная самодеятельность» – а вы как думали?), он был в ведении Управления культуры Ленгорисполкома. А коли в нем собралась молодежь, то и обком комсомола должен был им заниматься. А так как музыканты писали музыку и тексты, то хорошо бы в жюри ввести профессиональных литераторов и композиторов, хотя бы по штуке.

Так, должно быть, рассуждали власти.

Поэтому в жюри фестивалей традиционно входили: работник ЛДСТ, курирующий клуб (Наталья Веселова), представитель Совета рок-клуба (Анатолий «Джордж» Гуницкий), член Союза композиторов (обычно Абрам Юсфин или Александр Колкер), представители обкома комсомола и Управления культуры (их фамилий не помню) и ваш покорный слуга как член Союза писателей.

С Союзом писателей было просто. Там не было ни единого человека, кроме меня, который слышал бы об отечественном роке, не то что им интересовался. Так что выбора не было.

С Союзом композиторов было, правда, еще хуже. Там вообще таких «интересующихся» не было. Их представители менялись.

Горком комсомола и Управление культуры занимали крайнюю правую позицию. Типа: воспитывать, не пускать на сцену пропаганду наркотиков, секса, водки, вина и – самое главное – фашизма! Никто не знал, что такое фашизм, но его «шили», прежде всего, «Алисе» (в следующем году) и – как ни странно – «Кино». Им не нравилось, как Витя весь в черном стоит на сцене, дерзко выпятив вперед подбородок.