Наследница Ингамарны - Светлана Зорина

— Но я раньше начала! Или я меньше всех знаю и умею?

— Ты знаешь и умеешь больше всех, — серьёзно ответил дед. — И все это видят. Ты раньше начала, потому что тебя опасно было оставлять без присмотра. Ты быстрее всех учишься, но… Гинта, растёшь ты не быстрее других. Я пока не хочу, чтобы ты одна жила в лесу. Ну подожди ещё с год…

— А потом ты скажешь…

— Нет, обещаю, что через год я возражать не буду. Я знаю, на первой ступени тебе давно уже нечего делать. Но ведь ты с самого начала пользуешься свободой, о которой другие и не мечтают. Тебя с первого года обучения чаще видят среди мангартов, чем среди ольмов. В моей школе всегда был строгий порядок. Для тебя постоянно делаются исключения — из-за твоей юности и твоего раннего развития. И вот теперь, когда из-за твоей юности мне приходится кое-что тебе запретить, ты должна с этим смириться. Через год я переведу в абинты Суану. Всё-таки будешь не одна среди мальчишек.

Гинта презрительно поморщилась. Среди мальчишек она чувствовала себя превосходно. Гораздо лучше, чем среди иных девчонок.

— Жить в лесу — не то, что в замке, — заметил дед. — Иногда захочется, чтобы рядом оказалась какая-нибудь подружка.

Учениц у старого Аххана было немного. Никто не запрещал женщинам изучать таннум, но нумадами они становились реже, чем мужчины. Гинта однажды спросила, почему. Дед ответил:

— Женщина, как правило, очень много отдаёт детям, а силы человека ограниченны. Ты ведь знаешь, у нумадов редко бывают дети. И обычно не больше одного. Человек должен делать то, что он может делать лучше других. Женщине больше подходит растить детей, а не деревья и диуриновые камни. Со вторым прекрасно справятся и мужчины, а вот то, что мать может дать ребёнку… Этого ему больше никто не даст.

— Значит, мне чего-то не додали? — спросила Гинта. — Ведь я с самого рождения расту без матери.

— Зато другого тебе дано больше, чем всем остальным. Сирот много, но не каждому из них что-то даётся взамен.

— А если я умею растить камни, цветы и деревья, я не смогу вырастить ребёнка?

— Ну почему… Думаю, как раз тебя вполне может хватить и на то, и на другое. Если ты будешь правильно распределять свои силы.

— Дедушка, а правда, что нумадами становятся всё больше некрасивые женщины?

— С чего ты взяла?

— Да просто… говорят…

— Глупости! Нумада Хамана, жена минаттана Сингира, славилась не только своим искусством, но и красотой. А среди моих учениц не было и нет ни одной дурнушки.

«Кроме меня», — подумала Гинта. Однако вслух ничего не сказала. Она знала, что деда сердят такие разговоры.

Суана была старше Гинты всего на полтора года, но выглядела гораздо взрослее её. На Суану уже посматривали юноши, и она воспринимала это как должное. Ещё бы! Она была хорошенькая, и у неё уже вовсю росла грудь.

«Может, через год-полтора и у меня что-нибудь заметно будет», — с надеждой думала Гинта.

Суана была дочерью одного из местных аттанов, и хотя в школе нумадов происхождение не имело никакого значения, не скрывала, что гордится своим знатным и очень древним родом. Она появилась в школе в середине первого весеннего года и с самого начала упорно пыталась подружиться с внучкой Аххана. Гинта ничего против неё не имела, но ей было гораздо интереснее в обществе мангартов. Да и они смотрели на маленькую аттану почти как на равную. Гинта старалась быть любезной с Суаной и даже познакомила её с Миной. И вскоре заметила, что Мине и Суане вдвоём гораздо лучше, чем с ней, Гинтой, хоть обе девочки и старались этого не показывать. Гинта не обиделась. Чем старше она становилась, тем больше любила одиночество. И тем лучше понимала Сагарана, уединённо жившего в своём маленьком святилище.

Глава 2. Святилище Саггана

— У меня часто спрашивают, не страшно ли мне здесь одному, — сказал как-то Сагаран. — А разве я один? Мой бог всегда со мной.

Оранжевые язычки пламени плясали в диуриновых зеркалах, бросая отсветы на статую Саггана. Бог беззвучно смеялся, глядя прямо перед собой своими жуткими непроницаемо-чёрными глазами. Гинта посмотрела на него и поняла, что он действительно здесь. Всегда. Страстный огненный бог, который не терпит соперников.

— Может, ему не нравится, что я так часто здесь бываю? — спросила девочка.

— Нет, что ты, — улыбнулся Сагаран. — Против тебя он ничего не имеет.

Гинту это успокоило. Главное, чтобы бог не ревновал к ней Сагарана, который ей всегда рад и с которым ей так хорошо. Мысленно они сколько угодно могли общаться. Иногда во время таких разговоров Гинта просила Сагарана послать ей его суннао и позволяла ему вызывать своё. Она мечтала поскорей научиться выходить в наому — иногда очень хочется видеть того, с кем разговариваешь. Впрочем, это всё равно не заменит настоящей встречи, когда встречаются не только нафао, но и плотные тела. Дед правильно говорил: «Выход в наому всё же не позволит тебе ощутить тепло дружеской руки».

Дед не тревожился, когда Гинта ездила в Улламарну одна. Дорога туда была достаточно безопасна. Да и будущая нумада — это не то, что обычная десятилетняя девочка. Умение концентрировать анх и специальная физическая подготовка позволяли Гинте при необходимости развивать в себе такую силу, что с ней справился бы далеко не каждый мужчина. А с тех пор, как Гинта овладела высоким анхакаром, она вообще ничего не боялась. Только няня продолжала смотреть на Гинту как на малое дитя и недовольно ворчала, когда та отправлялась «в такую даль». Чтобы успокоить Таому, девочка брала с собой огромного белого вунха по кличке Улли, которого ей три года назад подарил дядя Сахим. Улли обожал эти длинные прогулки в Улламарну. Дорога сперва петляла между селениями и полями холы, потом углублялась в маленький саддуговый лесок, огибала диуриновые пещеры, сверкающие на солнце радужными переливами, ещё ненадолго ныряла в лундовую рощу и наконец выводила на поляну со статуями божественных близнецов, которые служили как бы пограничными столбами между Ингамарной и Улламарной. Гинта каждый раз останавливала Тамира возле статуй и произносила короткую молитву близнецам. Двое одинаковых смуглых юношей пристально смотрели на неё один синими, другой чёрными глазами. В чёрных Гинте чудилась насмешка, в синих упрёк. Гинта выбирала в Улламарне самые безлюдные дороги. В глазах прохожих она тоже читала немой упрёк. Её здесь знали все. Как и деда Аххана.

«Нумады не всемогущи, — думала Гинта. — Но кто же тогда поможет этим людям? Кто спасёт Улламарну? И если бесплодие поглотит Улламарну, оно на этом не остановится. Бесплодие ненасытно. Оно ничего не рождает, но стремится всё пожрать…»