Вслед за Ремарком - Ирина Степановская

Он попытался отодрать руки Ленца от своего горла, но тот держал его крепко.

– Михалыч, скажи ему! Он меня сейчас задушит! – Изо рта у него слышался только сдавленный хрип. Однако Михалыч ориентировался в происходящем и, как убедилась Нина, держал ситуацию под контролем.

– Ну, хорошо хоть печать молчания спала, – с удовлетворением констатировал он, появившись в комнате с огромным ножом, с лезвия которого на пол капал розовый сок. – Перестаньте вести себя как придурки, даму напугаете, – спокойно сказал он и ушел назад.

Ленц несколько ослабил хватку и с усилием оглядел комнату. Было видно, что он с трудом собирает воедино мысли, чтобы сообразить, какую именно даму Михалыч имел в виду.

– Вот эту! – кивнул в сторону двери Роберт.

Ленц медленно убрал руки с его шеи, развернулся на кровати и, не моргая, все таким же бычьим взглядом стал внимательно рассматривать Нину. А рассмотрев, но не поняв, каким это способом она неожиданно материализовалась в его дачном домике, он вдруг опять повернулся на постели и так же молча полез под одеяло. Роберта он, походя, столкнул на пол. К счастью, тот не успел упасть. Нина сделала шаг от двери, опустила руки и голосом, которым говорят ученицы, когда они входят в класс, опоздав на пол-урока, сказала:

– Здравствуйте!

Ленц, преодолевая страшную головную боль, не мог сообразить, не почудилось ли ему это видение. Потом он еще раз повернулся, посмотрел на Нину и икнул, после чего попытался укрыться с головой одеялом. Но тут к нему подошел Роберт, уже со стаканом, в который был налит чистейший рассол.

– Пей, маньяк! – сказал он и аккуратно, будто больного, стал поднимать Владимира на подушки. Тот, как-то внезапно ослабев, сделал без сопротивления несколько глотков, сморщился, будто это была какая-то гадость, а потом, неожиданно совершенно изменившись, жалобно сказал, глядя на Роберта:

– За что они меня так? За что?

Нина сделала несколько шагов по направлению к его кровати и очень уважительно, будто перед ней был не запойный пьяница, а действительно тяжело больной человек, спросила:

– Можно я присяду?

В ответ с подушки раздалось какое-то клокотание.

– Что он сказал? – не разобрав, спросила Нина у Роберта

– Он приказал, чтобы я немедленно вытер для тебя пыль со скамейки. – Роберт хмыкнул и пошел на кухню разыскивать тряпку.

В течение следующих сорока минут Нина тихо сидела у края стола и наблюдала, как для Володи была разведена какая-то лекарственная смесь, после принятия которой его серо-синюшное лицо приобрело более-менее здоровый цвет. У Ленца даже вновь появились веснушки на носу, а из глаз исчезли кровяные прожилки. Роберт помог другу встать и пойти умыться. Вернулся тот, хотя еще не крепко, но все же самостоятельно держась на ногах, и был облачен в сандалии и черный вязаный джемпер, надетый прямо на голое тело.

– Сейчас придвинем стол к твоей постели и будем есть, – сказал Михалыч.

Нина, по-прежнему безмолвная, как тень, встала и принялась помогать накрывать на стол. Разнокалиберные общепитовские тарелки, алюминиевые вилки создавали бы просто нищенскую картину, если бы не замечательно аппетитные на вид огурчики, помидорчики и квашеная капуста. Как апофеоз всему на столе появились бутылка красного вина, корзинка с черным хлебом и сковорода с золотистыми кусками пахнущего пряностями мяса.

– Купил по дороге. Места здесь знаю, – приглашающе кивнул Нине Михалыч.

Она в ответ только улыбнулась

– Давай рубай. – Роберт наложил ей полную тарелку мяса и овощей, налил вина.

Только сейчас Нина почувствовала, что очень проголодалась. Не испытывая неудобства, как будто давно уже была членом этой компании, она наклонилась над тарелкой и стала есть. Роберт и Михалыч с видимым аппетитом последовали ее примеру. Только Ленц жевал одни огурчики, один за другим, и снова запивал их рассолом.

– Порежь даме мясо! – сказал Роберту Михалыч – У нас здесь только один нож, она к таким размерам, возможно, не привыкла.

Действительно, нож был тот же самый, с которым Михалыч выходил из кухни. Он больше напоминал тесак для расщепления лучины.

– Ничего, я сама. Очень вкусно! – Нина внимательно и спокойно посмотрела на Михалыча, как, бывает, смотрят друг на друга люди, давно занимающиеся одной и той же профессией.

«Если спросит рецепт, будет все как с обычной бабой», – подумал Роберт, но она ничего не спросила. Только искренне поблагодарила, отложив в сторону вилку.

Никаких разговоров не велось за этим деревянным столом. Михалыч и Роберт ели не торопясь, не шутя, украдкой поглядывая на третьего друга. Ленцу тоже налили немного вина, но он, понюхав спиртное, осторожно отдал стакан обратно, из чего Нина заключила, что такие периоды запоя для него, в общем, не характерны. В конце концов Володя съел вареную картофелину с ложкой квашеной капусты и попросил чаю.

– К чаю – деликатес, – объявил Михалыч. Он насадил на шашлычный шампур квадратики нарезанного черного хлеба и, чуть-чуть подержав их в печке, ссыпал на тарелку.

– Бери кусочек хлеба, чай и сахар вприкуску, – посоветовал ей Роберт. Действительно, такого оригинального десерта Нина никогда в жизни не ела.

Чай все пили с кусковым сахаром, из тонких стаканов – единственной, можно сказать, роскоши, которая была в этом доме. А сахар Михалыч достал из специального мешочка с монограммой. Содержимого в нем осталось уже немного, и Роберт заметил Ленцу, что все, подходит к концу его военное наследство.

– Неужели это с афганской войны? – удивилась Нина. Кто-то из учащихся в школе ей рассказал, что Роберт и Михалыч воевали в Афганистане. Самые разные сведения из жизни преподавателей удивительнейшим образом просачиваются среди учащихся.

– Нет, это с Великой Отечественной. У Ленца дедушка воевал, – с какой-то даже гордостью произнес Роберт.

– Дедушка действительно воевал, но сахар этот уже послевоенный. Конца пятидесятых годов, – подал с кровати голос Володя. – Дед не признавал пиленого рафинада. Говорил, что когда ест такой хлеб с сахаром вприкуску, ему кажется, что он чувствует дым Отечества.

– Запах революции, – невозмутимо подал голос Михалыч.

– А ты говорил, сахар с Курской дуги! – Роберт шутливо замахнулся на Ленца. – Сейчас сам тебя придушу за вранье!

– Я краем уха слышал, что под Курском не до чая с сахаром было, но пайки с хлебом и тушенкой, возможно, раздавали, – спокойно опять заметил Михалыч, и Нине показалось удивительным, что он говорил о вещах, о которых Кирилл вообще не говорил никогда. Будто на земле никогда и нигде не было никаких войн, а все существование в целом свете сконцентрировалось на организации работы его косметической фирмы и выпуске кремов, помады и духов.