Жаворонок - Андрей Столяров

Разумеется, самого Кармазанова подобное поручение вовсе не радует. Меньше всего он хотел бы сейчас встретиться с Жанной лицом к лицу. И не столько, наверное, потому что боится попасть под ее влияние, сколько – просто не может общаться с той, что пренебрегла его руководством. К сожалению, так уж устроен этот удивительный человек. Он все помнит, и он никогда ничего не прощает. Самолюбие затмевает для него все остальное. Но и отказаться от данного поручения Кармазанов тоже не в состоянии. Иоанна, Дева – действительно его креатура. Кроме Жанны у него нет крупных карт в изматывающем поединке с судьбой. Если он сейчас выкажет слабость, тем более непослушание, политическая карьера его будет закончена навсегда. Это Кармазанов понимает совершенно отчетливо.

Вот почему когда поздним вечером 15 сентября он довольно-таки неуклюже выпрыгивает из вертолета, севшего на окраине лагеря, мысли его смятенны, а сердце раздирают самые противоречивые чувства. С одной стороны, он хотел бы как можно точнее выполнить поручение президента: вернуть Жанну в Москву и прекратить хотя бы на время безумие, взбалтывающее жизнь двух республик, в идеале, быть может, восстановить прежние отношения учителя и ученика; правда, краем сознания он догадывается, что это уже нереально, а с другой – он страстно жаждет совершенно противоположного: чтобы самоуверенная, наглая, зазнавшаяся девчонка, с такой легкостью разрушившая его мечты, бросилась бы в отверзающийся провал и там свернула бы себе шею. Потому что Кармазанов и в самом деле ничего не прощает. Чем хуже, тем лучше – вот лозунг его теперешнего настроения. Если не удастся так, как надо ему, пусть не удастся никак. Разрушение – это то, от чего он испытывает какое-то острое удовольствие.

Правда, на пару мгновений его охватывает смятение. Вертолет приземляется на пригорке, откуда идет пологий спуск в пойму реки. Собственно лагерь располагается вдоль ее стекловидного уплотнения. Фантастическая картина вдруг распахивается перед Кармазановым. Он видит сотни, может быть, тысячи желтых костров, заполнивших берег. Где-то играет магнитофон, а где-то слышна гитара, выплескивающая переборы. В центре лагеря пляшут – вскрикивая и мерно ударяя в ладони, а у меньших костров – сидят, зачерпывая из котелков дымящуюся похлебку. Звуки разлетаются до краев южной ночи: легкая музыка, голоса, стук топориков, взрывы безмятежного смеха… Это – целый мир, вызванный к жизни волей одного человека. Вероятно, так же кочевали когда-то древние степные народы. Кармазанов прямо-таки потрясен масштабами происходящего. Одно дело – читать об этом в газетах, видеть по телевизору, и совсем другое – узреть великое смешение языков собственными глазами. Костры – будто угли, из которых займется стихия пожара. Размах огненного простора будоражит воображение. Кажется, что этот грандиозный поток сметет все преграды. Тем более, что пока они в сопровождении одного из братьев Степано, держащего руку подмышкой, с оружием, как сразу же догадывается Кармазанов, спускаются по травяному откосу к штабной палатке, Зайчик, с ироничным почтением встретивший «господина советника», успевает прочесть ему целую лекцию о «Русской армии». И то, что в ее составе – представители многих национальностей, потому название «русская» мы практически не используем; и то, что дисциплина в ней добровольная, а значит и речи не может быть ни о каком принуждении, и то, как восторженно, будто освободителей, встречает их население, и какое снабжение, и сколько аккредитовано русских и иностранных корреспондентов. Вчера даже прилетела бригада из «Си-эн-эн», сообщает он с гордостью.

Его искреннее вдохновение тоже – захватывает. Тепла звездная ночь, гулко пространство, раскинувшееся степными огнями. Кармазанов испытывает нечто вроде волнения. А вдруг в самом деле осуществится здесь долгожданное чудо? Вдруг волшебная сила предназначения преодолеет мощь двух государств? Вдруг народная «армия» Жанны действительно войдет в Киев, и ликующие звоны колоколов возвестят о новой эпохе? Вероятно, он некоторое время колеблется. Перспективы заманчивы; звонко, радостно, нетерпеливо стучит у него сердце. Глаза начинают светиться фиолетово-темным расплавом. Но тут дважды дурным низким голосом взрыкивает сирена на другом берегу реки, мегафонное эхо, как ветер, проходит по ивам, вспыхивают туманные прожектора и безжалостными руками обшаривают небо и землю. Это украинский спецназ демонстрирует боевую готовность. Сказочные дремы развеиваются, сон не выдерживает столкновения с грубой реальностью. Д. Н. Кармазанов снова сух и спокоен. Он опять твердо знает, что ему следует делать. Молча следует он в поставленную шатром штабную палатку и бесстрастным взором окидывает набившихся туда командиров. И хотя ему, разумеется, не слишком приятно общаться с бывшими своими сотрудниками, уговаривать тех, кому недавно было вполне достаточно приказать, он с присущей ему энергией очерчивает создавшееся положение. Коротко, внятно и безапелляционно разъясняет он, что объединить два независимых государства им никто не позволит. Какие бы ни были даны сейчас обещания, выполнены они не будут. С какими бы декларациями ни выступили Россия и Украина, все останется на бумаге. Какие бы решения не принимались, они никогда не будут претворены в жизнь. Наивно было бы думать, что может произойти нечто иное. Вы хоть представляете, на что идете? – высокомерно интересуется он. Там, на другой стороне, не просто спецназ, там – ярые националисты. У них – оружие, техника, они будут стрелять не задумываясь. Положение их беспроигрышное: они защищают свою страну. Их не осудит ни одна международная организация… Он постукивает по импровизированному столу костяшками пальцев. Он поочередно склоняется к командирам то справа, то слева. Он намеренно заостряет некоторые из своих аргументов. Он рассчитывает на дискуссию, потому что умеет думать быстрее и лучше других, и надеется, подавив доводами оппонентов, сбить их с толку и перетянуть на свою сторону. Главное, сейчас выиграть время, не дать «армии» превратиться в лавину, рушащуюся с горы.

Подчеркнуто будничным голосом излагает он предложение, выработанное в Москве: Жанна и двое ее соратников завтра же вылетают в столицу; разумеется, под надежной охраной, режим полета уже согласован; далее им предоставят возможность изложить свою точку зрения парламенту Украины. Можете вы убедить парламент в необходимости объединения? «Армия» останется здесь и будет ждать исхода переговоров. Неприкосновенность бойцов «Освободительного похода» оба правительства гарантируют.

Будничность тона подчеркивает, что другого выхода у них нет. И то ли присутствующие тоже согласны с подобным видением проблемы, то ли (мысль эта молнией проносится в мозгу Кармазанова) они знают нечто такое, что полностью обесценивает все его доводы. Результаты переговоров, во всяком случае, неожиданны. После выступления Кармазанова на несколько секунд воцаряется необыкновенная тишина, словно оппонирующая сторона ждет: не добавит ли он к сказанному еще что-нибудь, а затем большая часть командиров поднимается и покидает палатку. Никто с Кармазановым не дискутирует, никто не пытается выжать какую-либо дополнительную информацию, никто не пробует торговаться насчет условий временного перемирия. Его как будто вовсе не слышат. А если слышат, то почему-то не обращают внимания. Впечатление от такого общего равнодушия потрясающее. Даже сдержанный дядя Паша, на чью трезвую голову Кармазанов особо рассчитывал, вопреки ожиданиям не произносит в ответ ни слова – тоже молча встает и покидает палатку. Переговоры заканчиваются, фактически не начавшись. Кармазанов настолько ошеломлен, что даже не пытается что-либо предпринять. Чего угодно ждал он от этой встречи, но только не гнетущего безразличия. В самых худших своих предположениях он не мог этого вообразить. Он растерян, рот его беззвучно открывается и закрывается. Он сейчас походит на курицу, вылезшую из лужи: топорщатся жесткие волосы, костюм, будто мокрый, обвисает тяжелыми складками.