Евангелие от Ники - Илья Тё

В то же время моему недалекому реципиенту следовало отдать должное. За время драки с Германией, в тяжелейших условиях, он смог (за три года) смог поставить экономику на военные рельсы и добиться сносного обеспечения фронта всем необходимым. Если в первые годы войны нехватка снарядов для артиллерии и обмундирования для новобранцев являлось делом обыденным, то к 1917-му такие картины стали уже невозможны. Кстати, в злополучном 1917-м, была разработана знаменитая форма с «буденовкой» — та самая форма красноармейцев, воспетая впоследствии в киноискусстве победившей революционной власти. Можно сказать, страна только-только начала подниматься с колен, стала воевать по- настоящему, развернулась во всю широту саженных плеч — до победы действительно оставалось полшага. Собственно это и являлось победой — таков был наш план с союзниками: подза. Подтянуть пояса и, дождаться, когда пока Германия рухнет первой.

В отличие от стран Антанты, державы центрального блока, окруженные со всех сторон, давно испытывали изнурительную нужду, г. Гораздо страшнее и больше, чем Россия или атлантические державы. Исход войны в ближайшее время предопределила сама география сражающихся альянсов. Все предыдущие описанные события продемонстрировали перевес Антанты. К концу 1916 года обе стороны потеряли убитыми 6 миллионов человек и, около 10 миллионов было ранено. В декабре 1916 года Германия предложила России мир, но уверенный в победе Николай — вот факт, говорящий сам за себя! — отклонил предложение, требуя только полной и безоговорочной капитуляции.

Меня, впрочем, смущало другое: как бы ни были велики шансы Антанты в 1917 м, Германия могла выстоять как минимум несколько месяцев. Выстоит ли столько Россия? После последних событий я уже не имел в этом полной уверенностибыл в этом уверен, но с. Статистика подтверждала — выстоит. По крайней мере, выстоит дольше, чем замученная Германия. Экономические запасы, финансовая поддержка запада, поставки из Англии, САСШ, Японии, неизмеримо большие, в конце концов, территория и население говорили лишь об одном: Империя Николая должна быть устойчивей, чем Германия и Австрия вместе взятые.

Ирония заключалась в том, что подлинный царь Николай думал, вероятно, точно также как я сейчас — и. И чудовищно заблуждался. Статистика не давала всей полноты картины, и. Ибо в реальной истории Россия рухнула раньше! Устойчивость государств на пике экстремального напряжения измерялось, очевидно, не только количеством солдат, запасов муки, снарядов и квадратных миль территории. Но чем же тогда ещё?

В той прошлой версии Времени, не смотря на все доводы «против», казавшаяся незыблемой Российская Империя рухнула от прикосновения пальца — буквально.

«Колосс на глиняных ногах» — вопили про Русь в Париже и Лондоне, проклиная слабого союзника, оставившего альянс на финишном рубеже. «Десять дней, которые потрясли мир», — написал по этому поводу Джон Рид. Отчасти, все эти крики были правдивы. Крушение столь огромного здания, которым в начале столетия всем представлялась Россия, на самом деле казалось нонсенсом, чем-то невероятным, действительно, «потрясшим весь мир» за жалкие десять дней.

Но в криках крылась ошибка: глиняными у колосса оказались вовсе не ноги. На ногах Империя держалась крепко — точно так, как стояла тысячу лет. Глиняной оказалась ее голова…

Сидя за столом в своем кабинете, я делал вид, что перебираю бумаги, однако на самом деле я рылся в записях виртуальной энциклопедии. Снова и снова перечитывал файлы, посвященные событиям после переворота.

Они убеждали в простейшем, по сути, выводе: микроскопическим событием, повлекшим за собой крушение гигантского государства, тем самым мановением пальца, являлся ничтожный факт — отречение от престола царя Николая. Без Монарха не существует Монархии. Безусловно, деяния, подобные измене генералов в феврале 1917-го года, совершались в России неоднократно — придворной камарильей, ближайшими родственниками, иностранной разведкой, восставшим народом и даже нетрезвой гвардией. Но никогда и нигде перевороты не совершались при таком удивительном стечении обстоятельств, — ибо падшую корону в России было некому подхватить. Как только рука Николая Второго поставила росчерк карандашом на нелепом телеграфном бланке, под словом «отрекаюсь», а барышни-телеграфистки отстучали проклятое слово тонкими пальчиками, разослав тысячами сообщений по всей стране, по одной шестой части света будто промчался титанический спазм. Гигантская конвульсия, словно волна цунами, прошлась по мозгам россиян, вымывая и выхолащивая из них все представления о разумном и человеческом. Людей не трудно было понять — три года войны, затмевавшей все, что человечество видело когда-либо прежде, не оставляли им шансов. Как только цепь традиционного повиновения легитимной, законной, а главное, привычной власти Царя была порвана отречением, уже ничто не могло сдержать измотанные войной и издерганные пропагандой бунтовщиков народные легионы.

Справедливости ради нужно отметить, что ситуация была представлялась напряженной не только в Российской Империи. Во всех воюющих странах (исключая, быть может, САСШ, традиционно отсиживавшихся от немцев за океаном), нить народного терпения также была растянута до невозможности — раскаленной, как нагретый до белого цвета металл.

Каин не зря мне сказал: «Призрак бродит по Европе». Призрак революции! И, действительно, этот призрак поднимал голову во всех воюющих странах без исключения, п. По всей Европе, заметьте, а не по в одной лишь России. Вот только голову сняли именно у русских — словно специально подгадав удачный момент. Убрав одного человека, убрали сразу сто миллионов…

«Стоп», — вдруг сказал себе я, будто нащупав нить, протянувшуюся путанным лабиринтом к нужному мне решению. А ведь это метод!

Ещёе и ещё раз прокрутив эту мысль в голове, я задумчиво хмыкнул — р. Решение лежало на поверхности. Когда Николай отрекся, Россия сорвалась с тормозов. Люди, измотанные войной, жили одним — терпением и привычкой. Выстоять, дожить, дотянуть, — вот единственное, что заставляло их брести, ползти до победы. Солдат — оставаться в окопах, рабочих — стоять у станков. Патриотический порыв умер, заваленный горами трупов и видом раненных инвалидов, сотнями тысяч отправляемых в тыл. Легко представить, что когда Самодержец ушел, нитька, сдерживавшая всех этих людей, итак растянутая до предела, мгновенно лопнула, итак растянутая до предела!

А если …

Выругавшись, я помотал головой.

Во всех странах Европы ситуация с престолонаследием была давно решена. Исчерпывающе и логично — в. В случае гибели государя, а также любого количества официальных наследников, линия престолонаследия не пресекалась. От боковых ветвей, от родственных домов за границей, от местных знатных аристократов, всегда можно было найти очередного законного претендента на трон. Суть дела, однако, заключалась не только в этом. Порядок, пригодный для мирного времени, становился совершенно нежизнеспособным в условиях кошмарной войны и экстремального недовольства народной массы.

Накал политической ненависти большой части населения к зачинщикам империалистической бойни достигал к концу Мировой войны своего пика в фантастических показателях, как уже говорилось, — во всех странах без исключения. В этих условиях, — в условиях мощной политической оппозиции, тотального недовольства, да и что говорить, невероятного внешнего давления со стороны военных противников, полноценным наследником мог стать человек не просто обладающим законным правом на трон в порядке престолонаследия, но и хорошо известный всему населению. А также, что совершенно не маловажно, поддерживаемый военными.

Пример России в указанном смысле являлся более чем показательным. Наследником трона мог стать либо Алексей, то есть цесаревич, известный каждому подданному Империи, либо Великий князь Михаил, также знакомый всему населению родной брат Государя. В качестве третьего, дополнительного варианта, возможно было указать еще Николая Николаевича Романова, не имеющего законных прав на престол, но популярного, благодаря бывшей должности Верховного Главнокомандующего.

Изумительная насмешка судьбы состояла в следующем:

Первые два являлись первыми в очереди наследования, в «предыдущей» истории в их пользу произошли реальные отречения, однако моральных сил ни у малолетнего Алексея, ни у ничтожного Михаила не хватило, чтобы взять власть.

У Великого князя Николая Николаевича напротив сил и воли хватало с избытком, однако в очередности он стоял далеко не первым. Кроме того, заговорщики, зная его сильную хватку, в феврале семнадцатого уже не предлагали ему стать царем, как всего лишь шестью месяцами ранее.