Искатель. 1975. Выпуск №5 - Сергей Высоцкий

— Почему же, капитан, вы приказали сержанту Лепски поехать обратно в Джоллу не с вами, а в машине Смита?

— Я полагал, что преступник не представляет особой опасности, тем более что он был уже в наручниках.

Гм, интересно. Капитан, оказывается, ожидал эти вопросы. Ну-с, посмотрим, как он будет отвечать дальше.

— Почему же вы в таком случае не разрешили вашим полицейским спокойно привезти его в Джоллу?

— Потому что я хотел воспользоваться его состоянием растерянности. Знаете, сразу после ареста преступник часто бывает растерян, он еще не готов отвечать на вопросы, и в эти минуты он может сказать многое. Все следствие может пойти по-другому, если вовремя допросить арестованного.

Браво, капитан, лучший вариант, который можно было придумать на его месте. От этого удара он ушел, попробуем атаковать с другой стороны.

— Капитан, если не ошибаюсь, вы знали из сообщений Вашингтона Смита по радио, что преступник сам сдался им. Так ли это?

— Не помню точно…

— Позвольте тогда вам напомнить. Во-первых, Вашингтон Смит показал именно это. Ваша честь, — обратился я к судье-контролеру, — могу ли я попросить секретаря-контролера воспроизвести нам соответствующее место из вчерашних показаний свидетеля Смита?

— Пожалуйста.

Секретарь-контролер с полминуты гонял назад и вперед пленку, записанные голоса захлебывались детским возбужденным визгом, пока наконец Смит не произнес: «Я надел на него наручники, и мы сообщили в Джоллу, что преступник сдался».

— Благодарю вас, — сказал я. — Вы слышали, мистер Мэннинг? Кроме того, я сам имел честь слышать, как мистер Смит говорил по радио именно эти слова.

— Возможно, — пробормотал капитан.

— Продолжим. Как вы думаете, если преступник сдался сам, без преследования, является ли это сознательным актом?

— Не знаю, это психология.

— Боже, как, однако, полиция Джоллы боится психологии.

— Дело не в психологии. Если преступник по своей воле сдался полиции, сдался сам, без преследования, он не был в состоянии аффекта, и вы не рассчитывали, что он вам признается за те несколько минут езды, что отделяли вас от Джоллы.

— А зачем же, интересно, я посадил вас к себе в машину? — спросил меня капитан.

— Хотя сейчас вопросы задаю я, капитан, а не вы, я вам отвечу. Вы хотели остаться со мной с глазу на глаз, чтобы не было свидетелей и чтобы вы могли убить меня при так называемой попытке к бегству.

— Я протестую! — крикнул Магнусон, стараясь перекрыть шум, поднявшийся в зале.

Судья-контролер поднял свой молоток.

— Если шум не прекратится, я прикажу очистить зал.

Шум утих.

— Я протестую против этого утверждения защиты как чистой воды спекуляции, не подкрепленной никакими фактами.

— Защита как раз и собирается подтвердить эту, как вы изволили выразиться, спекуляцию фактами, — выкрикнул я.

Не надо было, конечно, выходить из себя, но куда девалось спокойствие Магнусона, когда он почувствовал угрозу. Неважно, что за борт лодки цепляется человек, с которым ты знаком столько лет. Коллега. А ну-ка его по пальцам, чтобы не цеплялся, мерзавец, чтобы не тормозил плавного хода лодки.

— Мистер Рондол, — нахмурился судья-контролер, — будьте любезны не забываться, иначе я вынужден буду лишить вас слова…

— Да, ваша честь, — пробормотал я. — Капитан Мэннинг, чем нанес вам удар в лицо обвиняемый?

Снова в зале поднялся шум, и снова Ивама стучал своим молотком, призывая к тишине и угрожая очистить зал.

— Ногой.

— Прекрасно, капитан. — Снова шум и снова молоток. Чего ни смеются? Ах да, наверное, потому, что я сказал «прекрасно». — Арестованный сидел рядом с вами. Это можно считать фактом, поскольку, по крайней мере, три человека, не считая вас и меня, видели, как я сел рядом с вами. Как могло случиться, то арестованный ухитрился ударить ногой в лицо человека, сидевшего на одном сиденье рядом с ним? Это могло случиться, капитан, потому что вы остановили машину и попросили меня выйти, чтобы посмотреть…

— Я протестую, — снова прервал меня Магнусон. — Это не опрос свидетеля, а изложение своих фантастических теорий.

— Протест принят, — сказал судья-контролер, но все заметили, как замигала красная лампочка на панели главной судейской машины. — Защита, можете продолжать.

Немножко он был смущен. Страшного ничего не произошло, но судью не украшает, если машина отменяет его решение.

— Благодарю, ваша честь, у защиты больше вопросов к капитану Мэннингу нет.

— Мистер Магнусон, можете задавать вопросы свидетелю защиты.

— У обвинения вопросов к капитану Мэннингу нет.

По-моему, Магнусон поторопился. На его месте я бы воспользовался возможностью и постарался бы лишний раз показать всю беспочвенность моих утверждений. Потому что пока я ничего основательно не доказал. Бросил кое на что тень, кое-что поставил под сомнение, но не больше. Но большего мне пока и не нужно было. Пусть думают, что это и есть моя единственная защита. Пусть думают, что я пытаюсь задержать их танки ружейной пальбой. Чем больше они в этом уверены, тем больше у меня шансов, что я все-таки выиграю.

— Защита приглашает свидетельницу миссис Калифано из Драйвелла.

Бедная миссис Калифано казалась еще более испуганной, чем я ее помнил. Если бы здесь только была ее сестра со своей тонкой сигарой во рту… Маленькое морщинистое личико с упрямо поднятым подбородком. Бесстрашные, выцветшие старушечьи глаза. Воплощение вызова годам, судьбе и людям. Я почувствовал, как к сердцу поднялась теплая волна. Если б я только мог еще раз увидеть ее.

Подрагивая, как больной, испуганный щенок, миссис Калифано никак не могла сообразить, куда ее просят подойти. Восьмидесятилетний щенок. Бедная Кэролин, как ей, должно быть, неуютно в мире регистрационных автоматов и судейских машин…

— Не волнуйтесь, миссис Калифано, не торопитесь, — как можно мягче сказал я. — Регистрационная машина — это вот эта штука перед вами, с освещенным стеклом.

Кэролин, должно быть, наконец сообразила, что сестры рядом нет, что нужно делать все самой, что я — это тот человек, которого она вывела ночью из Драйвелла, и успокоилась, сразу. Она приложила руку к определителю регистрационной машины, назвала свое имя, сообщила, что она — домашняя хозяйка.

— Миссис Калифано, расскажите, пожалуйста, суду, что произошло в тот вечер, когда ваша сестра стреляла в сержанта…

Шум, взмах судейского молотка. Публика уже разогрета, как на футбольном матче. Неужели они не слышали об этом? Нет, наверное, дело не в этом. Просто людей в зале поразило несоответствие между возрастом и беспомощностью миссис Калифано и тем, что ее сестра стреляла в полицейского. Если бы ОНИ только видели миссис Нильсен в своем кресле, с клетчатым пледом на острых коленях… Миссис Нильсен. Если бы не она, меня давно не было бы в живых. Сержант Лепски учел бы опыт своего начальника. Два раза такие вещи не случаются. Это было бы как раз чудо, в которое мы не верим.