Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго

– Что ж, мне действительно надо было сразу же сказать тебе об этом, – согласился он, словно это объясняло его поведение и, кроме того, даже извиняло его.

Охваченная печалью и гневом, Элизабет погрузилась в молчание и упрямо игнорировала любую попытку Дункана смягчить ее своими примирительными словами.

Вдали, в ночной тьме, появились огни и обозначили очертания поместья Данмор-Холл. Факелы, которые горели по углам внешней каменной ограды и по обе стороны ворот, образовывали в темноте мерцающую линию.

– Будет лучше, если ты сейчас исчезнешь, – холодно сказала она. – Иначе кому-нибудь может взбрести в голову, что мы имеем какое-то отношение друг к другу.

Он остановился, а она пошла дальше. Вот так просто было все это. И так тяжело.

Конюх, который этой ночью охранял наружные ворота, открыл ей калитку. Элизабет, не говоря ни слова, поспешно прошла мимо него, в то время как он поклонился ей и пожелал доброй ночи. Если даже его и удивило, что молодая леди в темноте куда-то ходила за пределы поместья, то он не подал виду.

Ей повезло: проходя мимо конюшен и помещений для слуг в дом, она не встретила никого из гостей или членов своей семьи. На пути ей попались только две домашние служанки и один слуга. У всех троих был разгоряченный и усталый вид. Девочки несли кружки, наполненные пуншем, а слуга тащил бочонок шерри. Увидев Элизабет, они вежливо поздоровались с ней, а затем торопливо пошли дальше. Веселье все еще было в разгаре. Пьяный смех и пение иногда даже заглушали музыку, и это свидетельствовало о том, что праздник удался. Люди еще долго будут говорить о нем.

Элизабет прошмыгнула вверх по задней лестнице, которой обычно пользовались слуги. Ей хотелось лишь одного – забраться в кровать, натянуть одеяло на голову и заплакать.

17

Деирдре проснулась от какого-то звука. Она прислушалась, вглядываясь в темноту, но услышала только спокойное дыхание Джонатана. Малыш лежал в своей кроватке под противомоскитной сеткой и спал глубоко и крепко. Даже ураган не разбудил бы его, и уж никак не шумное веселье внизу, в праздничном зале. Деирдре тоже сразу же уснула, как только свернулась клубочком на своей соломенной циновке рядом с детской кроваткой.

В другом углу комнаты храпела Миранда – бывшая кормилица малыша, жирная португалка, которая утверждала, что выкормила своим молоком уже восемь детей, не считая своих собственных десяти. Она уже снова жила в своей хижине в Ойстинсе, потому что Джонатана давно отлучили от груди, однако Элизабет время от времени приглашала Миранду сюда, как сейчас, по поводу праздника, чтобы на время всей этой суматохи иметь еще одну няньку для малыша.

Деирдре снова откинулась на свою циновку и закрыла глаза, однако сразу же села и посмотрела на дверь. Кто-то открывал ее.

– Кто там? – прошептала она.

– Деирдре, – тихо позвал кто-то.

Она вздрогнула, потому что через мгновение догадалась, кому принадлежал голос.

– Выйди, я хочу с тобой поговорить, – приказал Роберт Данмор.

Девушке не оставалось ничего другого – он был явно пьян и мог завалиться к ней в каморку, не обращая внимания на то, что она была не одна. Деирдре ни в коем случае не хотела допустить того, чтобы Джонатан проснулся и увидел, что здесь происходит. У нее сразу же возникло подозрение, что Роберт это знал совершенно четко и поэтому делал ставку на то, что она выйдет к нему. Она поспешно встала и вышла из комнаты.

– Пожалуйста, господин, оставьте меня в покое. Ребенок спит, а кормилица…

Однако Роберт Данмор уже схватил ее за руку и вытащил из комнаты в узкую галерею, которая находилась над внешним двором с той стороны, где стояли кареты и повозки гостей. Там, внизу, никого не было, кроме, возможно, пары дремлющих кучеров, которые не могли видеть, что происходит наверху.

– Деирдре, ты такая сладенькая, я хочу просто поцеловать тебя, ничего больше!

Он притянул ее к себе и подавил ее протест поцелуем. От него одуряюще несло ромом и трубочным табаком. Одной рукой он держал ее, а второй стал задирать ее юбку вверх. Она в ужасе заметила, что нижняя часть его тела уже была обнажена. Он явно хотел взять ее тут же, на месте.

Ей уже несколько раз приходилось выдерживать от него подобное, и чаще всего тогда, когда ему было скучно или под рукой не было никакой другой женщины. Но при этом он все же старался, чтобы этого никто не заметил. В этот раз было по-другому: дверь в комнатушку все еще оставалась открытой! Из-за непроглядной темноты ничего не было видно на расстоянии руки, однако музыка была недостаточно громкой, чтобы заглушить шум. Малыш мог проснуться, да и кормилица тоже.

– Ты не имеешь права сопротивляться, – когда-то, в первые дни ее пребывания в Данмор-Холле, предупредила ее Роза, пожилая служанка. – И, прежде всего, ты не имеешь права никому об этом рассказывать. Если это станет известно, тебя убьют.

Деирдре была в шоке и спросила, что это означает. Так она узнала, что уже бесследно исчезли две ирландские девушки: обе они отказали молодому господину. Одна – потому что всего лишь месяц назад потеряла своего мужа и ожидала от него ребенка, а вторая – потому что ей едва исполнилось пятнадцать лет и она была девственницей. Просто отказать Роберту было мало, ибо он продолжал свои приставания до тех пор, пока девушки не пожаловались матери молодого господина. И ровно через день обе исчезли. Говорили, что они сбежали. Однако никто с тех пор больше их не видел.

Его возбужденный мужской стержень уперся в ее тело, однако оказался недостаточно твердым, чтобы проникнуть в нее. Наверное, Роберт слишком много выпил. Он выругался, схватил ее за руку и прижал к себе так, чтобы ее пальцы обхватили его плоть.

– Давай, давай, – выдохнул он, – помоги же мне.

Из детской комнаты послышался тихий плач. Это проснулся Джонатан. Но Роберт, казалось, не замечал этого. Он почти раздавил пальцы Деирдре, пытаясь сильнее возбудить себя. Другой рукой он мял ее груди, снова и снова целуя ее и прижимая своим телом к дверному проему комнаты.

– Лиззи, – бормотал он прерывающимся голосом, чуть не плача. – Пожалуйста, пусти меня! Я всего лишь хочу… Я так люблю тебя!

Она содрогнулась от ужаса, когда он так заговорил. Его молот стал мягче, вместо того чтобы затвердеть, и Роберт громко всхлипнул, но при этом не прекращал своих попыток. Очевидно, старая Роза была права, сказав ей, что его постоянная похоть на самом деле болезнь, с которой он не может справиться. Подобно тому, как алкоголик, который всегда жаждет добраться до следующей кружки рома, четко осознавая, что когда-то от этого погибнет. В какой-то момент она даже пожалела его, но затем услышала сонный голос Джонатана: