Запрос в друзья - Маршалл Лора

При виде имени Пита в телефоне моя тревога вновь обостряется. Я слишком напугана, чтобы не ответить на его звонок. А вдруг что-нибудь случилось?

— Алло? — Я и сама слышу страх в собственном голосе.

— Привет. Ты как? — спрашивает он осторожно.

— Нормально. Возвращаюсь от клиента.

— Ты где?

— Прохожу мимо Далич-колледжа.

— О, это недалеко от меня. У меня в голове никак не укладывается, что там учатся обычные дети.

— Знаю! Я тоже всегда об этом думаю. Это же и есть Хогвартс.

— Точно. Я тут подумал… мы можем встретиться? Я собирался предложить где-нибудь в центре, но я сегодня работаю дома, в Сайденхэме, так что могу подскочить к тебе в Далич — может, в парк?

Я так хотела поскорей добраться до дома и начать работу над гостевыми спальнями Сью, но понимаю, что теперь мне не удастся сосредоточиться. Поэтому соглашаюсь, и мы договариваемся встретиться у входа в кафе через полчаса.

Я возвращаюсь вниз по Колледж-роуд, поворачиваю направо по Саут-Серкьюлар и через пять минут оказываюсь в парке. Сегодня здесь собралась половина всех богатеньких мамашек юго-восточного Лондона, и я нахожусь в постоянной опасности, исходящей от малышей-камикадзе, рассекающих на самокатах. Пит еще не появился, так что я прогуливаюсь вдоль теннисных кортов, где дамочки (возможно, товарки Сью) нежно перекидывают мячи через сетку.

Пит приходит на пять минут раньше времени, но я уже жду его. Я наблюдаю, как он снует между колясками, улыбаясь на извинения мамаши, чей возбужденный двухлетка врезается ему в ноги на своем трехколеснике.

— Привет.

— Здравствуй. — Я слишком долго не осмеливаюсь взглянуть ему в глаза и совершенно не представляю, что мне делать с руками, пока наконец не засовываю их в карманы.

— Хочешь кофе или…

— Нет, я сегодня уже тонну выпила. А ты?

— Не хочу, давай просто пройдемся, — говорит он, и мы идем по дорожке.

— Так ты снова была в полиции? — замечает он.

— Да, вчера.

— И ты не…

— Упомянула про наше маленькое рандеву? — прозвучало как-то неожиданно горько. — Нет, конечно нет. Мы ведь договорились? Ты же не рассказал им ничего?

— О боже, нет. Последнее, что мне нужно, это дать им еще один повод меня подозревать.

— То есть они тебя подозревают?

— Ну, я не знаю. Думаю, подозревают, но у них нет доказательств, так что я надеюсь, они будут рыть дальше, разрабатывать новые версии. Они только попусту тратят на меня время, вместо того чтобы искать настоящего убийцу.

— Может быть, есть данные экспертизы, которые выводят тебя из-под подозрения? Должно же что-то быть.

— Надеюсь. — Мы идем дальше. По мере того как мы удаляемся от игровой площадки, голоса детишек становятся все тише. — Можно тебя кое о чем спросить?

— Давай. — Я сжимаю кулаки и еще глубже засовываю руки в карманы.

— А почему ты так уверена, что я этого не делал?

— Ты помнишь, мы ведь провели ночь вместе? — От беспокойства мои слова искажает сарказм.

— Помню, но я мог все проделать до того. Мы уехали в двенадцатом часу, а полиция утверждает, что ее никто не видел уже после десяти. У меня была куча времени, чтобы… ну, не знаю… выманить ее в лес.

Несмотря на всю серьезность нашего разговора, я не могу сдержать улыбки.

— Отчасти поэтому, если говорить честно, — замечаю я.

— Почему именно?

— Ну, по тому, как ты говоришь: «выманить ее в лес». Тот, кто это сделал, так никогда в жизни не сказал бы.

— А как бы он сказал?

— Я не знаю, но выманивать человека в лес — это текст из плохого телефильма.

— Ладно, а почему ты не подозревала меня до того, как я это сказал?

Мы доходим до пруда, и я предлагаю присесть на скамейку, медля с ответом. Одна из планок скамейки обломана на конце; чтобы избежать острых краев, я придвигаюсь поближе к Питу. Он остается сидеть на месте.

— Луиза? — Наши ноги почти соприкасаются, мы сидим практически вплотную друг к другу. Его руки лежат на коленях, кожа вокруг ногтей растрескалась и воспалилась, как будто он ее разодрал.

— Я уверена, что это был не ты, потому что я знаю, кто это сделал. — Слова срываются сами, прежде чем я успеваю остановиться.

— Что?! — Он вскакивает и отходит на несколько шагов от меня, потом возвращается. — Какого хрена ты тут несешь?! Если ты знаешь убийцу, какого черта не сказала полиции об этом?

— Нет, прости, я неверно выразилась. Я не знаю, кто именно убил Софи, но я знаю точно, что это тот же человек, который присылал все эти послания мне и Софи перед ее смертью. Это связано с тем, что произошло еще в школе.

— Что?! Ты имеешь в виду травлю, о которой ты мне рассказывала? А что за послания?

Он садится обратно на скамейку, гнев его постепенно стихает. Когда я понимаю, что сейчас расскажу ему все, с меня спадает напряжение и узел внутри немного ослабевает. Питу можно знать, ему так же, как и мне, есть что терять.

— Тебя ведь нет на «Фейсбуке»?

— Нет, я уже говорил тебе, что держусь подальше от социальных сетей, — отвечает он. — Они — сборище чокнутых.

— Ну, а я есть, — говорю я и начинаю свое повествование.

Дойдя до выпускного, я запинаюсь, то и дело поглядываю на него, опасаясь увидеть ужас или отвращение на его лице. Но он никак не реагирует, не перебивает, и я заканчиваю свой рассказ, включая послания от Марии на «Фейсбуке», свидание по Интернету и происшествие в парке. Умолкнув, я отодвигаюсь от него, и обломок доски впивается мне в ногу.

— Теперь ты все знаешь. Убийца Софи и есть тот человек, который посылал мне эти письма. Это может быть либо кто-то из нашего школьного прошлого, либо… Тело Марии так и не было найдено. Ты понимаешь теперь, почему я не хочу, чтобы полиция связывала меня с Софи больше, чем это необходимо? Почему я не хочу сообщать им о том, что провела ночь в гостинице вместе с ее бойфрендом?

— Полагаю, да. Но…

— Ты меня ненавидишь за это? — спрашиваю я. На глаза наворачиваются слезы. Мне стыдно оттого, что я так по-детски нуждаюсь в поддержке.

— За то, что ты сделала с Марией? Нет, я тебя не ненавижу. Ты была молодой. Ты приняла неправильное решение, вот и все. Это свойственно молодым людям. Да, последствия этого были катастрофичными, непредсказуемыми, но это было всего лишь неправильное решение. Я думаю, что ты уже заплатила за него с лихвой. — Он берет мою руку, в его глазах стоит мольба: — Но, Луиза, неужели ты не понимаешь? Это же может вывести меня из-под подозрений. Если ты расскажешь полиции…

Я выдергиваю свою руку, как будто он пытался ее укусить.

— Нет, я же сказала тебе, что не могу этого сделать.

— И я тебя понимаю. На самом деле. Но ты могла рассказать хотя бы про послания от Марии, тебе даже не придется упоминать про травлю, не говоря уж про подсыпанный в коктейль экстази.

— Они захотят узнать, почему Мария так домогалась меня, что я ей сделала. Они начнут задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать.

— Но ты же сказала, что в посланиях нет ничего про экстази, а все остальное — это так, девчоночьи разборки. У полиции это не вызовет интереса.

— Но если они решат выяснить, что Мария имеет в виду, они начнут копать. Они найдут ее или того, кто посылает эти сообщения. А кто бы это ни был, он знает, что я натворила, и расскажет об этом полиции… Я этого не вынесу. Ты не понимаешь.

Только Сэм это понимал. Единственный человек, который мог это понять, и в душе я стремлюсь оказаться поближе к нему, в нашем спасительном коконе: только мы вдвоем против всего мира, и, защищая меня, он никогда меня не выдаст.

Пит отворачивается от меня, сжимая руками голову.

— Помнишь тот день, когда мы встретились в кафе и договорились молчать и не говорить ничего полиции?

— Да.

— Так вот, у меня была причина держаться подальше от полиции. В университете я познакомился с одной девушкой. Мы были друзьями, но у нее были… проблемы, думаю, это так называется. Она любила оставаться в моей комнате в общежитии, между нами ничего не было, хотя, думаю, она бы этого хотела. Однажды ко мне в дверь постучали. Это была полиция. Мне сказали, что против меня выдвинуто обвинение — опасное посягательство сексуального характера. Это она меня обвинила. Она утверждала, что я пытался ее… изнасиловать. Представляешь? Что я повалил ее и удерживал, угрожая нанести ей увечья, если она не… Но ей удалось вырваться до того, как я… ты меня понимаешь. — Он все время смотрел в землю, но теперь поднял взгляд на меня.