Русская басня - Николай Леонидович Степанов

    Задел за кровлю он как раз

И вывихнул крыло; потом в него мальчишка —

Знать, голубиный был и в том еще умишка —

    Для шутки камешек лукнул

И так его зашиб, что чуть он отдохнул;

Потом... потом, прокляв себя, судьбу, дорогу,

Решился бресть назад, полмертвый, полхромой:

И прибыл наконец калекою домой,

Таща свое крыло и волочивши ногу.

    О вы, которых бог любви соединил!

Хотите ль странствовать? Забудьте гордый Нил

И дале ближнего ручья не разлучайтесь.

Чем любоваться вам? Друг другом восхищайтесь!

Пускай один в другом находит каждый час

Прекрасный, новый мир, всегда разнообразный!

Бывает ли в любви хоть миг для сердца праздный?

Любовь, поверьте мне, все заменит для вас.

Я сам любил: тогда за луг уединенный,

Присутствием моей подруги озаренный,

Я не хотел бы взять ни мраморных палат,

Ни царства в небесах!.. Придете ль вы назад.

Минуты радостей, минуты восхищений?

Иль буду я одним воспоминаньем жить?

Ужель прошла пора столь милых обольщений

          И полно мне любить?

МУДРЕЦ И ПОСЕЛЯНИН

Как я люблю моих героев воспевать!

Не знаю, могут ли они меня прославить;

       Но мне их тяжело оставить,

С животными я рад всечасно лепетать

             И век мой коротать.

Люблю их общество! Согласен я, конечно,

Есть и у них свой плут, сутяга и пролаз,

       И хуже этого; но я чистосердечно

             Скажу вам между нас:

Опасней тварей всех словесную считаю,

И плут за плута... я Лису предпочитаю.

Таких же мыслей был покойник мой земляк,

Не автор, нижé чтец, однако, не дурак,

Честнейший человек, оракул всей округи.

Отец ли огорчен, размолвятся ль супруги,

Торгаш ли заведет с товарищем расчет,

Сиротка ль своего лишается наследства —

Всем нужда до его советов иль посредства.

Как важно иногда судил он у ворот

На лавке, окружен согласною семьею,

Детьми и внуками, друзьями и роднею!

«Ты прав! ты виноват!» — бывало, скажет он,

И этот приговор был силен, как закон,

И ни один не смел, ни впрямь, ни стороною,

Скрыть правды пред его почтенной сединою.

Однажды, помню я, имел с ним разговор

Проезжий моралист, натуры испытатель.

«Скажи мне,— он спросил,— какой тебя писатель

Наставил мудрости? Каких монархов двор

Открыл перед тобой все таинства правленья?

Зенона ль строгого держался ты ученья

Иль Пифагоровым последовал стопам?

У Эпикура ли быть счáстливым учился

Или божественным Платоном озарился?»

«А я их и не знал нижé по именам!—

Ответствует ему смиренно сельский житель.—

Природа мне букварь, а сердце мой учитель.

Вселенну населил животными творец;

В науке нравственной я их брал в образец;

У кротких голубков я перенял быть нежным;

       У муравья — к труду прилежным

             И на зиму запас копить;

             Волом я научен терпенью;

                    Овечкою — смиренью;

             Собакой — неусыпным быть;

А если б мы детей невольно не любили,

То куры бы меня любить их научили;

По мне же, так легко и всякого любить!

                    Я зависти не знаю;

Доволен тем, что есть,— богатый пусть богат,

А бедного всегда, как брата, обнимаю,

       И с ним делиться рад.

Стараюсь, наконец, рассудка быть под властью,

И только — вот и вся моя наука счастью!»

ВОРОБЕЙ И ЗЯБЛИЦА

Умолк Соловушко! Конечно, бедный, болен

         Или подружкой недоволен,

    А может, и несчастлив в ней!

«Мне жалок он!»— сказал печально Воробей.

    «Он жалок?— Зяблица к словам его пристала:—

         Как мало в сердце ты читал!

         Я лучше отгадала:

Любил он, так и пел; стал счастлив — замолчал».

ОСЕЛ, ОБЕЗЬЯНА И КРОТ

Не диво ли? Осел вдруг ипохондрик стал!

                 Зарюмил, зарычал:

            Зачем неправосудны боги

            Быкам крутые дали роги,

А он рожден без них, а он без них умрет.

            Дурак дурацкое и врет!

     Он, видно, думал, что в народе

                 Рога в великой моде.

            Как Обезьяну нам унять,

            Чтоб ей чего не перенять?

                 Ну и она богам пенять,

            Зачем, к ее стыду, печали,

     Они ей хвост короткий дали.

     «А я и слеп! Зажмите ж рот!» —

Сказал им, высунясь из норки, бедный Крот.

ПРОХОЖИЙ

Прохожий, в монастырь зашедши на пути,

    Просил у братий позволенья

           На колокольню их взойти.

Взошел и стал хвалить различные явленья,

Которые ему открыла высота.

«Какие,— он вскричал,— волшебные места!

Вдруг вижу горы, лес, озера и долины!

           Великолепные картины!

Не правда ли?»— вопрос он сделал одному

    Из братий, с ним стоящих.

«Да!— труженик, вздохнув, ответствовал ему,—

           Для проходящих».

ДРЯХЛАЯ СТАРОСТЬ

      «Возможно ли, как в тридцать лет

Переменилось все!.. Ей-ей, другой стал свет! —

Подагрик размышлял, на креслах нянча ногу.—

Бывало, в наши дни и помолиться богу

      И погулять — всему был час;

           А ныне... что у нас?

      Повсюду скука и заботы,

Не пляшут, не поют — нет ни к чему охоты!

Такая ль в старину бывала и весна?

Где ныне красны дни? где слышно птичек пенье?

Охти мне! знать, пришли последни времена;

Предвижу я твое, природа, разрушенье!»

При