Советско-Вьетнамский роман - Андрей Игоревич Фальков

– О! – еще раз выдохнул он. – Так вы старше меня!

– Возможно, – кивнула Фан Ки Ну и добавила, – мой муж тоже был военным.

– Где он служил?

– Он воевал. Водил машины. И на Тропе его убили. А кто ваша жена?

– А я не женат!

– Бедненький! Кто же ведет ваше хозяйство, кто ласкает вас перед сном?

– Никто пока. Но у меня в Москве есть невеста. Да, невеста.

– Москва далеко, – улыбнулась Фан Ки Ну каким-то своим внутренним воспоминаниям, – очень далеко! И там холодно, очень холодно зимой. А здесь океан близко, дождь и тепло.

– А вы любили своего мужа? – спросил Кашечкин.

– Да. Он был храбрый воин и хороший отец. Он хорошо содержал семью.

– Извините, я не знал, – Кашечкин смутился, – это тяжелая утрата. А тут еще я на вашу голову.

– Это было давно, – Фан Ки Ну вздохнула, – и незачем об этом вспоминать. Расскажите лучше, какой стала Москва.

Кашечкин с радостью начал рассказывать ей про Москву, про маму, про свой отпуск, про то, как попал к ним, во Вьетнам. Фан Ки Ну слушала, изредка перебивая, а ее ловкие пальцы работали и работали, сметая пыль и переставляя предметы. И когда короткие сумерки сменились непроглядной ночью, Кашечкину снились девушки. То Фан Ки Ну в плиссированной юбочке длинным веником из рисовой соломы подметала площадь перед «Художественным». То Светлана Акиньшина сидела на берегу океана и ела рис из зеленой пятнистой чашки. То вдруг Кашечкин брал их обеих за руки и летел с ними над джунглями, а внизу бежал вьетнамец в военной форме и кричал, что он муж этих двух женщин. А Кашечкин млел от восторга и все летел, летел…

Вьетнамец достал из-за плеча автомат и начал стрелять в Кашечкина. Пули прошили живот, причиняя нестерпимую боль. Кашечкин проснулся и, едва переставляя ноги и качаясь от слабости, побрел в туалет.

* * *

Фан Ки Ну пришла и на следующий день, и через день. Она приходила всегда в одно и то же время и ухаживала за Кашечкиным как родная мать или, лучше сказать, как любящая сестра. Она не только приносила ему еду и убирала в палате, но и меняла белье, и даже помогала совершать достаточно неприятные, но совершенно необходимые медицинские процедуры. Единственное, чего доктор Тхиеу не мог ей позволить – это процесс лечения, который он взял полностью на себя. Доктор лично готовил лекарства, лично, не доверяя медсестре, делал уколы. Он по три раза в день приходил к пациенту, мял ему живот, оттягивал веки, смотрел на язык и при этом качал головой и причмокивал губами.

Пациент доктору нравился – он не сопротивлялся правильному лечению, не задавал лишних вопросов и быстро шел на поправку. Доктор надеялся при выписке прочитать русской докторше лекцию об успехах народной медицины Аюр-веды в деле исцеления советских офицеров на примере лейтенанта Кашечкина. Доктор долго мял пульс своими сильными пальцами, нащупывая состояние трех дош. Нащупав эти самые доши, доктор доставал баночки с резко пахнущими мазями и натирал ими Васину грудь. От запаха першило в горле и хотелось чихать, но в голове неожиданно прояснялось, становилось легче.

– Фан Ки Ну, скажите, неужели вы верите во все эти ненаучные манипуляции? – спросил Кашечкин, когда доктор в очередной раз растер его, завернул в чистую простыню и, гордый содеянным, удалился.

– Это очень опытный доктор. Очень-очень хороший. Мы отвезли вас к самому лучшему из всех докторов, чтобы вы быстрее стали здоровым.

– И все-таки советская наука утверждает, что лечить надо таблетками и уколами, а не прощупыванием пульса и мазями из трав.

– Доктор лечит и тем, и другим. Он говорит, что таблетки излечивают низшее тело, а травы лечат тело высшее. А запахи даны от Бога и врачуют душу.

Кашечкин фыркнул.

– Бога нет! – твердо заявил он. – И души тоже нет. Наше сознание есть функция головного мозга.

Фан Ки Ну внимательно посмотрела на него. Она сидела на коленях, на соломенном мате возле стены. Так, неподвижно сидя, она ожидала, пока доктор закончит процедуры. Так же спокойно и молча она сидела, когда для нее не было работы. Вот и сейчас она, проводив доктора, ждала, когда можно будет забрать грязные простыни.

Фан Ки Ну мягко, бесшумно встала и, неслышно ступая маленькими босыми ногами, подошла к Василию.

– Да, конечно, – согласилась она, – и в университете нас учили так же. Но ведь доктор лечит не молитвами и не заклинаниями. Он дает вам лекарства, которые привезла Наталья Ивановна.

Фан Ки Ну мягко положила свою маленькую ручку ему на лоб и провела пальчиком по бровям. Кашечкин замер. Боясь спугнуть это удивительно приятное прикосновение, он закрыл глаза и даже затаил дыхание. Но комсомольская совесть требовала своего.

– Но доктор ссылается на какую-то Аюр-веду и на каких-то монахов!

– Конечно. Простите его, он ведь уже старенький и не умеет иначе.

– Да. Пожилого человека не переделать.

– Спасибо, что извинили доктора. – Не отнимая рук, Фан Ки Ну слегка поклонилась. – Он просто измеряет пульс. Это научно и правильно. А то, что он называет процедуры странными именами, ему позволительно. Он очень хороший доктор. Он быстро вас вылечит.

– Думаете? Мне надо скорее! – Кашечкин открыл глаза и непроизвольно дернул головой.

– Конечно. Ведь его мази приносят облегчение?

Она подняла простыню у него на груди и слегка помассировала расслабляющие точки в районе ключицы. Затем быстрыми умелыми руками прошлась по линии от локтя до плеча, вынимая негативную ци из каналов руки. Все пациенты, знакомые с массажем чжуд-ши, при этом лежали расслабленно и дышали равномерно, чтобы дать лечебным ароматам достигнуть нужных зон. Но Кашечкин о чжуд-ши не знал и поэтому смирно лежать не захотел. Под простыней у него неожиданно все напряглось и он, не соображая еще, что делает, схватил ее руку и прижал к своим губам. Он пытался поцеловать ее, но она оказалась ужасно горькой от целебных мазей.

Рассмеявшись, Фан Ки Ну ловко выдернула руку и отошла на шаг. Кашечкин смутился.

– Ай-ай! – она покачала головой. – Выздоровление идет быстро!

Кашечкин смутился еще сильнее и покраснел. Фан Ки Ну ловко подняла простыню и закутала в нее Кашечкина по самое горло.

– Вам еще этого нельзя. Вы еще слишком слабы, и это может подорвать Ваши силы.

Кашечкин лежал, смущенный и довольный одновременно. Он был уже достаточно опытный мальчик и знал, как нужно обращаться с девушками. Он уже несколько раз целовался и слышал рассказы