Обетованная земля - Эрих Мария Ремарк

— У нас мало времени, — сказал он. — Надо перевесить картины. Пойдемте!

Мы прошли в помещение с двумя мольбертами. Из соседней комнаты со стальной дверью Блэк вынес две картины и поставил передо мной.

— Скажите быстро — только не раздумывая, — какую из них вы купили бы. Скорее!

Это были две картины Дега, обе с танцовщицами и обе без рам.

— Какую? — спрашивал Блэк. — Одну из двух. Какую? — допытывался Блэк.

Я кивнул на левую:

— Вот эта мне нравится больше.

— Меня не это интересует. Я спрашиваю, какую из них вы бы купили, будь вы миллионером?

— Все равно левую.

— А какую вы считаете более ценной?

— По всей видимости, другую. Она более выписана и не до такой степени эскизна. Да вы же сами все это лучше меня знаете, господин Блэк!

— В данном случае как раз нет. Меня интересует наивное, спонтанное суждение человека, который в этом почти не разбирается. Я имею в виду клиента, — добавил он, перехватив мой взгляд. — Да не обижайтесь вы чуть что! Сколько эти картины стоят, я и сам знаю. А вот клиент — всегда неизвестная величина. Теперь понимаете?

— Это тоже входит в мои обязанности? — поинтересовался я.

Блэк рассмеялся и в один миг превратился в прежнего, слегка опасного и не до конца внушающего доверие шармера.

— Почему вы не покажете клиенту обе картины сразу? — спросил я.

Блэк посмотрел на меня, от души забавляясь.

— Это была бы просто катастрофа, — объяснил он. — Он же никогда не решится выбрать и в итоге не купит ничего. Показывают самое большее три-четыре картины и не одного и того же мастера. Всегда разных. Если покупатель так ничего и не выбрал, вы его отпускаете с богом, а не кидаетесь, испугавшись, показывать все, что у вас есть. И ждете, когда он придет снова. В этом и проявляется настоящий торговец искусством: он умеет ждать. Когда клиент приходит снова, — ему сообщают, что две картины из тех, что ему показывали в прошлый раз, уже проданы, даже если они на самом деле все еще здесь. Или что они отосланы на выставку. Потом ему снова показывают две-три работы из первой партии, а к ним еще две-три, самое большее четыре новых. Можно еще сказать, что какая-то из картин сейчас как раз на просмотре у клиента. Это также оживляет интерес покупателя. Нет ничего заманчивее, как увести покупку из-под носа у конкурента. Все это называется «прикормить клиента». — Реджинальд Блэк выпустил облачко сигарного дыма. — Как видите, я вовсе не хотел вас оскорбить; напротив, хочу воспитать из вас хорошего торговца живописью. Теперь нам нужно вставить картины в рамы. Это закон номер два: никогда не показывать клиенту картины без рам!

Мы пошли в комнату, где висели рамы всех видов и размеров.

— Даже директору музея! — продолжал наставлять меня Реджинальд Блэк. — Разве что другому торговцу живописью. Рамы нужны картинам, как женщинам платья. Даже Ван Гог мечтал о роскошных рамах. Но не мог их купить. Он даже продать не смог ни одной своей картины. Какую раму вы взяли бы для Дега?

— Наверно, вот эту!

Блэк посмотрел на меня с одобрением:

— Неплохо. Но мы возьмем другую. — Он засунул танцовщицу в широкую, богато отделанную барочную раму. — Ну как? — спросил он.

— Несколько пышновато для картины, которая даже не закончена.

На обеих картинах был красный именной штемпель из мастерской Дега. Он даже не сам его проставил — это сделали наследники.

— Как раз поэтому! — воскликнул Блэк. — Не бывает слишком пышной рамы, особенно для картины, которая, скажем так, скорее эскиз.

— Понимаю. Рама все скрадывает.

— Она возвышает. Она сама по себе настолько закончена, что придает законченность и картине.

Блэк был прав. Дорогая рама преобразила картину. Она вдруг вся засветилась. Правда, теперь она выглядела несколько хвастливо, но это и было нашей целью. Картина сияла. Ее перспективы не убегали больше в бесконечность — схваченные прямоугольником рамы, они обрели смысл. Все, что прежде казалось растекавшимся в пространстве, разом оформилось в единое целое. Случайное стало непреложным, даже непрописанные места смотрелись как часть замысла.

— Некоторые торговцы произведениями искусства экономят на рамах. Жалкие лавочники. Они думают, клиент не замечает, когда ему подсовывают позолоченные уродливые гипсовые штамповки. Может, впрямую и не замечает, но картина смотрится бедней. Картины — это аристократки, — изрек Блэк.

Теперь он подыскивал раму для второго Дега.

— Вы все-таки вопреки вашим принципам намерены показать две работы одного мастера? — спросил я.

Блэк улыбнулся:

— Нет. Но вторую картину я хочу придержать в резерве. Никогда не знаешь, что может случиться. Принципы тоже должны быть гибкими. Что вы скажете об этой раме? По-моему, подходит. Людовик Пятнадцатый. Красота, правда? Эта рама сразу делает картину тысяч на пять дороже.

— А сколько стоит рама эпохи Людовика Пятнадцатого?

— Сейчас? От пятисот до семисот долларов. Все война проклятая виновата. Из Европы же ничего не доходит.

Я глянул на Блэка. «Тоже причина проклинать войну», — подумал я. И даже вполне разумная.

Картины были уже в рамах.

— Отнесите первую в соседний кабинет, — сказал Блэк, — а вторую в спальню моей жены.

Я посмотрел на него с удивлением.

— Вы поняли меня совершенно правильно, — сказал он. — В спальню моей жены. Идите, я пойду вместе с вами.

У госпожи Блэк была прелестная, очень женская спальня. Среди предметов обстановки висело несколько рисунков и пастелей. Блэк окинул их взглядом полководца.

— Снимите-ка вон оттуда рисунок Ренуара и повесьте на его место Дега. Ренуара перенесем к туалетному столику, а рисунок Берты Моризо уберем совсем. Портьеру справа слегка задернем. Еще чуть-чуть — вот так, теперь освещение в самый раз.

Он был прав. Тяжелое золото наполовину задернутой портьеры придало картине очарование и теплоту.

— Правильная стратегия в торговле — половина успеха. Клиент неспроста хочет застать нас врасплох, в трезвом свете утра, когда картины выглядят дешевле. Но мы встретим его во всеоружии.

И Блэк продолжил свой инструктаж по вопросам стратегии продажи произведений искусства. Картины, которые он хотел показывать, я должен был по очереди вносить в комнату, где стояли мольберты. На четвертой или пятой картине он попросит меня принести из кабинета второго Дега. На это я должен буду напомнить ему, что Дега висит в спальне госпожи Блэк.

— Говорите по-французски сколько хотите, — учил меня Блэк. — Но когда я спрошу вас про Дега, ответьте, конечно, по-английски, чтобы и клиент вас понял.

Я услышал звонок в дверь.

— А вот и он! — воскликнул Блэк, весь окрыленный. — Ждите здесь наверху, пока я вам не позвоню.

Я прошел в кабинет, где на деревянных подставках стояли картины, и уселся на стул. Блэк пружинистым шагом поспешил вниз поприветствовать своего гостя. В кабинете имелось только одно небольшое оконце с матовым стеклом, забранное частой решеткой. У меня сразу возникло чувство, будто я сижу в тюремной камере, куда для разнообразия вместо людей поместили картины общей стоимостью в несколько сот тысяч долларов. Молочный свет напомнил мне камеру в швейцарской тюрьме, где я однажды просидел две недели за нелегальное пребывание в стране без документов, — обычное эмигрантское преступление. Камера была точно такая же чистенькая и аккуратная, и я с удовольствием посидел бы в ней подольше: кормили прекрасно, и камера отапливалась. Но через две недели в одну бурную ночь я был доставлен в Аннмас на границе с Францией, получил на прощанье сигарету и дружелюбный тычок в спину: «Марш во Францию, приятель! И чтобы духу твоего больше у нас в Швейцарии не было!»

Должно быть, я задремал. Внезапно зазвенел звонок. Я спустился к Блэку. Там сидел грузный мужчина с большими красными ушами и маленькими глазками.

— Мсье Зоммер, — притворно сладким голосом проговорил Блэк, — пожалуйста, принесите нам светлый пейзаж Сислея.

Я принес пейзаж и поставил перед гостем. Блэк долгое время не произносил ни слова, разглядывая в окно облака.

— Ну как, вам нравится? — спросил он наконец скучающим голосом. — Сислей своей лучшей поры. «Наводнение». То, что все хотят заполучить.

— Барахло, — сказал клиент тоном еще более скучным, чем Блэк.

Блэк улыбнулся.

— Весьма своеобразная критика, — саркастически заметил он. — Мсье Зоммер, — обратился он затем ко мне по-французски, — пожалуйста, унесите этого великолепного Сислея.

Я подождал немного, полагая, что Блэк попросит меня принести что-нибудь еще. Поскольку задания не последовало, я пошел с Сислеем к двери, уже на пороге услышав, как Блэк сказал клиенту:

— Вы сегодня не в настроении, господин Купер. Лучше отложим до следующего раза.