Черногорцы в России - Коллектив авторов

Что же касается черногорской принцессы Елены, то ей суждено было стать во главе другого государства – в 1896 г. она составила партию будущему итальянскому королю Виктору Эммануилу III (1869–1947).

Самая младшая из черногорских принцесс, отправленных в Петербург для учебы, Мария (1869–1886), не выдержала тяжелых условий петербургской жизни и скончалась на семнадцатом году жизни. Марию проводили в последний путь с невероятными почестями, каких она не видела при жизни. На прощании присутствовал лично император Александр III и престолонаследник16.

Милица (1866–1951) и Анастасия (1868–1935) окончили Смольный институт соответственно в 1882 г. и 1883 г., а в 1889 г. вышли замуж за представителей Дома Романовых. Они стали венценосными супругами великих князей Петра Николаевича (1864–1931) и Николая Николаевича младшего (1856–1929), внуков императора Николая I (1796–1855), кузенов Александра III (1845–1894) и двоюродных дядей Николая II (1868–1918). Молодых черногорских принцесс при дворе считали высокомерными, самоуверенными выскочками, подруг у них так и не появилось. Однако прошло некоторое время, и они вошли в расположение к императрице и стали близки с царской четой.

Еще одна дочь князя Николы, княжна Анна (1874–1935), стала супругой принца Франца Иосифа фон Баттенберга (1861–1924), брата первого князя Болгарии Александра I (1823–1888) Баттенбергского и двоюродного брата русского императора Александра III.

Наследный черногорский принц Данило (1871–1939), старший сын черногорского князя Николы, женился на принцессе Юте Мекленбург Стрелицкой (1880–1946), дочери великого герцога Адольфа Фридриха V Мекленбург-Стрелицкого от брака с принцессой Елизаветой Ангальтской, получившей при переходе в православие имя Милицы.

Принц Мирко (1879–1918), великий воевода Грахова, полковник русской армии, в 1902 г. связал свою жизнь с Наталией Константинович (1882–1950), дальней родственницей сербского короля Александра Обреновича (1876–1903).

Самый младший сын Николы, принц Петр (1889–1932), сочетался браком с Виолеттой Вегнер (1887–1960).

Таким образом, восемь своих детей Никола сумел связать брачными узами со знатнейшими европейскими домами. София, к несчастью, умерла в раннем детстве. Мария, как уже говорилось выше, скончалась в России, в возрасте 16 лет. Все остальные дети, кроме не вышедших замуж княжны Ксении (1881–1960) и княжны Веры (1887–1927), заключили весьма выгодные брачные союзы.

Все дочери Николы были хорошо воспитаны и образованны. Что же касается сыновей, то, по мнению югославского историка Николы Шкеровича, князь их «оставил без внимания», и они получили довольно поверхностное домашнее образование и знание иностранных языков17. Сыновья черногорского князя, как пишет Шкерович, в жизни вообще не проявили себя с позитивной стороны, никто из них не помогал отцу поднимать престиж династии, не говоря уже о какой-либо деятельности на благо общества и государства. Да и на войне они проявили себя не с лучшей стороны. Так, престолонаследник Данило, будучи верховным инспектором черногорской армии, во время Первой балканской войны участвовал в боях за Скадар, но после бомбардировки лагеря турецкой артиллерией, когда ему «удалось удачно избежать снаряда»18, бежал с линии фронта домой и так и не появился в рядах черногорской армии до конца войны19. Такое трусливое поведение было совершенно не характерно для черногорцев, славившихся своей доблестью и отвагой.

Визиты черногорского князя в Россию

Как уже упоминалось, Никола Петрович-Негош довольно часто бывал в России. Пожалуй, самым нашумевшим его визитом был визит в 1889 г., когда русский император произнес знаменитый тост в его честь: «Пью за единственного моего друга князя черногорского»20. Этот тост Александра III, произнесенный на званом ужине, еще больше укрепил позиции Николы среди всех югославян и повысил его авторитет. На этом же ужине было объявлено о помолвке черногорской принцессы Милицы Николаевны и великого русского князя Петра Николаевича. В скором времени стало известно и о втором предполагаемом брачном союзе, связывавшем династию Петровичей с Романовыми – княжна Анастасия Николаевна (Стана) была помолвлена с герцогом Георгием (Юрием) Лейхтенбергским. Никола, таким образом, обеспечил себе сильную опору в лице российского императора21.

Весть о тосте русского императора в честь черногорского князя разлетелась по всему миру и сразу же получила разные трактовки. В Европе недоумевали, как в правящую династию столь мощного государства, как Россия, занимающего шестую часть европейского континента, приняли представителя какого-то захолустного, никому не известного черногорского рода Петровичей-Негошей?!

Отмечая, что это «весьма подняло черногорского князя, а с другой стороны, поставило в некоторое недоумение коронованных особ Европы», министр финансов России С. Ю. Витте22 писал, что этот тост «государь провозгласил не бесцельно, а чтобы показать, что ему никаких ни с кем политических дружб не нужно, что он считает Россию настолько сильной и властной державой, а сам он не нуждается ни в каких поддержках… Поэтому тост этот надо понимать в том смысле, что у меня есть единственный друг, конечно, друг политический, и этот друг князь черногорский, а известно, что Черногория является такой страной, которая по размерам и по количеству населения менее какого-нибудь малочисленного уезда одной из русских губерний»23. Такого же мнения придерживался и придворный историк С. С. Ольденбург, отметивший, что Россия была в то время очень могущественна и не нуждалась в союзниках24.

Конечно, Витте по-своему прав, но прав ли он в том, что Черногория была для России просто «политическим другом»? Все же отношения между Россией и Черногорией остаются уникальным явлением, «загадкой истории», как назвал их директор Института славяноведения РАН К. В. Никифоров, ведь часть национального самосознания черногорца – любовь к России, а это лежит вне области политики.

Александр III, называвший сербского короля Милана Обреновича не иначе как «подлецом», английскую королеву Викторию – «старой сплетницей», японцев – «обезьянами, играющими в европейцев», а принца Наполеона – «скотом»25, назвал черногорского князя Николу «единственным другом России». Поразительный факт! Неудивительно, что тост русского императора произвел эффект «разорвавшейся бомбы».

Во время этого визита черногорского князя в Россию его удостоили высокой чести – Александр III назначил его шефом 15-го стрелкового полка, который героически проявил себя во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Однако не всегда черногорский князь был в фаворе у русского императора. Всего два года спустя после знаменитого тоста Александра III очередной визит черногорского князя не вызвал бури радости, как в 1889 г., когда в Петербурге он был всячески обласкан. В 1891 г. черногорский правитель был наказан невниманием. Тогда об аудиенции у императора не могло быть и речи. С чем же была связана подобная переменчивость в отношении к князю?

Возможно, ответ кроется в политической обстановке на Балканах. Династическое соперничество Сербии и Черногории не создавало спокойствия в регионе. Черногорский князь лелеял мечту о создании «Великой Черногории», которая объединила бы все сербские земли. В это время на стороне Николы были симпатии всех славян «от Софии и на всех территориях до Любляны и Праги»26. Для того, чтобы поднять свою популярность, Никола действовал в пику правящей в Сербии династии Обреновичей. В 1883 г. черногорский князь выдал свою любимую дочь Зорку замуж за потенциального претендента на сербский престол, Петра Карагеоргиевича. Играя на антиавстрийских и русофильских чувствах простых сербов, Никола «стал оказывать поддержку всем действиям, направленным на ослабление режима короля Милана, а по возможности и его свержение»27. Он вступил в контакт с представителями сербской Радикальной партии, в том числе с Николой Пашичем, который находился в изгнании в Болгарии. Черногорский князь обсуждал с радикалами возможность государственного переворота в Сербии с удалением династии Обреновичей28 и возведением на сербский престол Петра Карагеоргиевича или другого кандидата, пользующегося расположением России29.

Россия вела осторожную политическую линию и, выступая против вмешательства во внутренние дела Сербского государства, советовала черногорскому князю соблюдать осторожность и прекратить контакты с радикалами. Несмотря на эти предостережения, в Петербург продолжали поступать сведения о том, что Радикальная партия не только действует от имени черногорского князя, но и не без его ведома30. Сербский король постарался договориться с радикалами. Он передал власть своему сыну, заручившись при этом поддержкой Петербурга, а самое главное – радикалов, которые настояли на принятии в декабре 1888 г. конституции. Таким образом, при косвенном участии Николы, Россия начала восстанавливать хорошие отношения с Сербией. Возможно, в том числе и поэтому черногорский князь был весьма тепло встречен в Петербурге, его роль и значение были оценены по достоинству, да так, что Романовы не погнушались принять в свою семью двух дочерей черногорского князя. Не только Черногории были выгодны эти брачные союзы. Россия увидела в Черногории и, в первую очередь, в Николе такого союзника, в лице которого она могла бы получить рычаги влияния на Балканах.