Слово для «леса» и «мира» одно - Урсула Ле Гуин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром, когда он и Кьо садились на полосатого коня, Яхан остановился возле них и предупредил:
— Будь сегодня повнимательнее с конем, Ольхор.
Словно соглашаясь с этими словами, крылатый кашлянул и заворчал; ему стал вторить и серый конь Могиена.
— Что их беспокоит?
— Голод! — ответил Рахо, подбирая поводья своего белого коня. — Они отъелись на хэрилорах Згамы, но это было уже давно; крупная дичь на этой равнине не попадается, а летающие кролики им только на один глоток. Запахни свой плащ, Повелитель Ольхор, чтобы его не раздувало ветром, а то, неровен час, вцепившись в плащ, твой крылатый пообедает потом и тобой.
Коричневые волосы и коричневая кожа Рахо свидетельствовали о том, что одна из его бабушек не устояла перед натиском увлеченного ею благородного ангья, да и держался он куда свободнее, чем большинство Средних. Могиен никогда не обрывал его, а за насмешками Рахо и его резкостью пряталась пылкая преданность своему повелителю. Рахо был уже зрелым мужчиной и не скрывал, что считает это путешествие бесплодной затеей, но он никогда не скрывал и того, что готов идти за своим юным владыкой куда угодно, навстречу любой опасности.
Яхан отдал Роканнону поводья, проворно отскочил в сторону от освободившегося коня, и тот, словно разжавшаяся пружина, взмыл в воздух. Казалось, что крылатые взбесились: весь этот день они без устали мчались на юг, подгоняемые попутным ветром — то ли догадывались, что там их ждет богатая охота, то ли просто чуяли запах дичи. Поросшие лесом предгорья становились по мере приближения все темнее и отчетливее, но горные вершины по-прежнему парили в недосягаемой вышине. На равнине то тут, то там стали появляться деревья, которые собирались в рощицы, похожие на острова в колышущемся море травы. Рощи тоже разрастались и превратились в леса, а трава осталась только на зеленых прогалинах. В сумерках путники сделали, наконец, привал на берегу маленького поросшего осокой озера, затерявшегося среди лесистых холмов. Двое Средних быстро и сноровисто сняли с крылатых поклажу и сбрую, а потом разом отпустили их. Взметнулись широкие крылья, и, громко рыча, животные взмыли вверх и умчались над холмами в разные стороны.
— Они возвратятся, когда будут сыты, — сказал Роканнону Яхан, — или когда Повелитель Могиен подует в свой особый свисток.
— Иногда они возвращаются не одни — находят себе пару среди диких коней, — как обычно, посмеиваясь, добавил Рахо.
Могиен и слуги разбрелись по лесу, чтобы настрелять дичи — все тех же летающих кроликов или кого-нибудь еще, а Роканнон надергал мясистых корней пейи и, завернув их в листья этого же кустарника, положил печься на угли лагерного костра. Он умел обходиться малым и находить удовольствие в том, что предлагал ему край, в котором он оказывался; вот и сейчас он не чувствовал себя вымотанным, напротив, утомительные перелеты от зари до зари, постоянное сосущее чувство голода, сон на голой земле под весенним ветром словно очистили и обновили его: все суетное и ненужное отошло на задний план, восприятие обострилось, прояснилось сознание.
Поднявшись на ноги, он увидел, что Кьо застыл у кромки воды — маленькая фигурка, затерявшаяся среди торчащей из воды осоки. Фиа смотрел на горы, которые серой стеной безмолвно поднимались на юге, стянув к своим вершинам облака со всего неба. Роканнон подошел к нему и встал рядом; лицо Кьо выражало одновременно и отчаяние, и страстную надежду. Не поворачиваясь, он сказал своим слабым дрожащим голосом:
— Ольхор, драгоценность снова у тебя.
— Да, мне никак не удается от нее избавиться, — усмехнувшись, ответил Роканнон.
— Но там, наверху, — продолжал фиа, — ты должен отдать то, что дороже золота и камней… Что отдашь ты, Ольхор, там, где нет иных красок, кроме серой, где высоко и холодно? Да, из огня — в холод…
Слушая фиа, Роканнон посмотрел на его губы и обнаружил, что они не двигаются. По его спине пополз холодок, и он, отшатнувшись от того чужого, что проникло в его человеческую сущность и коснулось глубин его «Я», замкнул свое сознание. Немного погодя Кьо повернулся к нему, спокойный, как обычно, и улыбающийся, и заговорил своим обычным голосом:
— Там есть фииа — за предгорьями, за лесами, в зеленых долинах. И здесь мой народ не любит высоких мест и предпочитает залитые солнечным светом долины. Отсюда до их селений всего несколько дней полета.
Роканнон рассказал об этом остальным, и новость всех обрадовала.
— А то я стал думать, что мы так и не найдем здесь никого, кроме животных. Прекрасные и плодородные земли — и пустуют, — сказал Рахо.
Могиен следил за парой похожих на аметистовых стрекоз киларов, танцующих над озером, и заговорил не сразу.
— Они пустовали не всегда. Мой народ прошел через эти земли давным-давно, до того, как родились герои и были возведены Халлан и высокий Оинхалл, как Хендин нанес свой прославленный удар, а Кирфиель погиб на Орренском Холме. В лодках с головами драконов на носу мы приплыли на север и нашли в Ангьене только белолицых дикарей, которые скрывались от нас в чащах и в прибрежных пещерах. Яхан, ты же знаешь песню об этих днях, «Балладу об Орхогиене»:
«Летели по ветру,Шагали по траве,Плыли по морюЗа звездой Бреген,По пути Лиоки…»
А Лиока бежит с юга на север. Эта песня рассказывает о тех битвах, в которых мы, ангья, разбили и покорили диких охотников, ольгьо, единственных наших родичей во всем Ангьене: ведь и мы, и они — один народ, лиуа. Но про эти горы песня ничего не говорит. Возможно, правда, что за прошедшие годы начало песни потерялось. А может, из этих предгорий ангья и вышли. Прекрасный край: леса, чтобы охотиться, холмы, чтобы пасти стада, вершины, чтобы строить крепости. Но, похоже, сейчас никто здесь не живет…
Этим вечером Яхан так и не взялся за свою лиру с серебряными струнами. Спали они беспокойно: крылатые кони не вернулись, а вокруг стояла такая мертвая тишина, словно все живое попряталось на ночь.
Из-за близости озера в лагере было слишком сыро, и утром они решили отойти немного подальше; шли они не торопясь и часто останавливались, чтобы поохотиться и собрать свежей зелени. Уже в сумерках они наткнулись на холм, макушка которого была в буграх и рытвинах. Все выглядело так, словно там под густой травой лежат древние развалины. Стены не сохранились, но по их очертаниям можно было догадаться, где располагался Двор Полетов этой маленькой крепости, разрушенной в те далекие времена, о которых даже в легендах не рассказывается. Чтобы крылатым коням, когда они вернутся, было легче их разыскать, лагерь путешественники разбили прямо здесь.
Долгая ночь подходила к концу, когда Роканнон проснулся и сел. Костер погас, а на небе из всех лун сияла только маленькая Лиока. Караулить ночью они не стали, тем не менее Могиен не спал: его высокий силуэт темнел на фоне звездного неба неподалеку, метрах в пяти. Роканнон спросонья смотрел на него и никак не мог понять, почему плащ так изменил фигуру Могиена, сделал его слишком высоким и узкоплечим. Что-то здесь было не так. Оплечья, которые носят ангья, выступают в стороны и загибаются вверх, как крыша пагоды, а у Могиена и без плаща широкая грудь. Почему же он так вытянулся и ссутулился, зачем он там стоит?
Фигура медленно повернулась: это был не Могиен.
— Кто это? — вскакивая, крикнул Роканнон. В мертвой тишине его голос прозвучал хрипло и громко.
Рядом проснулся Рахо: он посмотрел вокруг, схватил свой лук и тут же оказался на ногах. Позади длинной фигуры что-то зашевелилось — еще одна такая же. Высокие, худые и безмолвные существа в тяжелых плащах обступали их со всех сторон, застыв с наклоненными головами под светом звезд на поросших травой развалинах. А рядом с Роканноном стоял только Рахо.
— Повелитель Могиен! — крикнул Рахо.
Молчание.
— Где Могиен? Кто вы такие? Отвечайте!..
Так ничего и не ответив, те начали медленно приближаться, и Рахо натянул тетиву. Внезапно фигуры раздались в плечах, их плащи распахнулись, и все они разом бросились вперед, передвигаясь плавными высокими прыжками. Отбиваясь, Роканнон словно старался проснуться: он никак не мог отделаться от ощущения, что все это происходит во сне, такими нереальными были беззвучные замедленные движения нападавших. Вдобавок он не почувствовал наносимых ему ударов, но потом вспомнил про свой гермокостюм. Рядом раздался отчаянный крик Рахо:
— Могиен!
Многочисленные нападавшие повалили Роканнона, и не успел он высвободиться, как его потащили за ноги куда-то вверх, причем так резко, что его едва не стошнило. Изогнувшись, Роканнон попытался вырваться из державших его рук, но тут же увидел в свете звезд, что под ним далеко внизу проплывают, раскачиваясь, холмы и леса. У него закружилась голова, и он судорожно вцепился обеими руками в тонкие конечности этих существ, которые куда-то его несли. Они держали его со всех сторон, а машущие черные крылья закрывали все небо.