Два шага на небеса - Андрей Дышев

Они уже не доверяли мне так, как раньше, и это было очень хорошо. Доверие сковывает негласными обязательствами, иначе говоря, за него волей-неволей приходится платить, как за ненужный товар, который дали в нагрузку.

Я простился и вышел. Госпожи Дамиры уже не было в шезлонге. Бар на корме был пуст – ни посетителей, ни Лоры, только липкий густой ветер раскидывал по палубе треугольные салфетки, похожие на паруса.

Глава 34

Стелла уже забралась в постель и весело смотрела на меня, придерживая простыню у подбородка, чем напоминала клоуна, развлекающего зрителей из-за занавеса.

– Что это? – спросил я.

– Разве ты не видишь? – удивилась она. – «Арзино».

Бутылка сухого вина, стоящая посреди стола, была открыта. Пробка мокла в лужице. Два бокала были наполнены до краев.

– Где взяла?

– Уж, конечно, не Пыжик угостил! – кокетливо обиделась она. – У себя в каюте, конечно.

– Более плохого вина найти не могла? – риторически спросил я, вынес бокалы в душевую и вылил вино в раковину. – Это же уксус! Пить невозможно.

Стелла следила за мной с недоверием.

– Мне кажется, что ты чего-то боишься, – предположила она, – то ли яда, то ли еще чего.

– Ты всегда говоришь то, что думаешь? – удивился я.

– Конечно. Прямая связь: уши – мозг – рот. Слова проскальзывают по этому коридору, как лягушки через водосточную трубу. Можно расслабиться, наслаждаться жизнью и не надо делать на собственном лбу зарубки на память.

– Интересная теория…

– Ты мне зубы не заговаривай. Испугался, что я что-то подмешала в вино?

– Не лезь в душу!

– Такой мускулистый, – придавая голосу оттенок легкого разочарования, произнесла Стелла, – твердый пистолет в штанах прячет, а меня боится.

На правду обижаться нельзя. Я раскрыл холодильник, осмотрел заметно поредевший строй и вынул бутылку французского столового.

– Можно подумать, что это не уксус, – усмехнулась Стелла.

– Отвернись, – попросил я и взялся за пуговицу на рубашке.

– Ты не хочешь, чтобы я увидела, куда ты спрячешь свой пистолет?

Кто учил ее так вести себя с мужчинами? Я передумал раздеваться, сел в кресло, откупорил бутылку и налил себе полный бокал.

– Тебе сколько лет? – спросил я.

– А что?

– Если хочешь показаться умной и наблюдательной, то вылезай из постели, одевайся и иди в библиотеку. А если планы у тебя все же другие, тогда лучше помалкивай.

С этими словами я залпом выпил вино. Что было потом, я не помнил.

Мне снилось, будто я держу белую птицу за ноги, а она, отчаянно размахивая широкими крыльями, пытается взлететь вместе со мной; писк, ветер, удары крыльев по щекам; я не могу прикрыть лицо, потому что руки заняты, и отворачиваюсь, опускаю голову, но птица, изловчившись, все равно достает меня крыльями и целится острым красным клювом прямо мне в глаз…

Я сделал над собой усилие и, вздрогнув, проснулся. Передо мной плыло что-то белое, и я не сразу понял, что это Алина. Девушка стояла у кровати и что-то делала с моим лицом, причиняя мне боль. Я поморщился и попытался спрятать лицо в подушку, где было темно и начиналась дорога к белой птице, но Алина зажала пятерней мой чуб и потянула вверх.

– Ты что? – пробормотал я, с трудом открывая глаза. – Совсем сошла с ума?

– Где Виктор? – прошептала девушка.

Отвратительное состояние! Я приподнял руку и долго всматривался в постоянно меняющиеся цифры на часах. Чтобы сфокусировать зрачки, мне пришлось морщиться и гримасничать. Шел четвертый час утра.

– Мы ошиблись! – едва ли не со слезами в голосе прошептала Алина, продолжая стоять надо мной. – Вставай! Нет времени!

Я ровным счетом ничего не понимал. Почему я должен был вставать посреди ночи? Откуда я мог знать, где Виктор, если не я, а Алина находилась с ним? Почему у меня так страшно болит голова, если я вроде бы совсем немного выпил?

Прошлого не было. Настоящее в виде серого окна иллюминатора и Алины, причиняющей мне физический дискомфорт, болталось в вакууме. Я смутно помнил минувший вечер и не мог разложить в хронологической последовательности всплывающие в сознании фрагменты. Рядом со мной лежало горячее тело Стеллы. Волосы девушки были распущены, большой черной кляксой они разметались по подушке.

Я с трудом встал с кровати. Меня шатало, словно яхта попала в шторм. Алина отвернулась, продолжая негромко поторапливать:

– Одевайся, я прошу тебя!

Я наступил ногой на пустую бутылку из-под французского вина, и она закатилась под кровать. Я натягивал на себя брюки, надевал рубашку, плохо понимая, что происходит, зачем нужен мне этот враждебный мир, который вынуждал делать над собой усилие?

В душевой я сунул голову под кран. Лучше бы Алина ждала меня в коридоре. Мне было стыдно за свой вид. Алина наверняка считала, что вчера я потерял над собой контроль и напился до такого состояния, что сейчас с трудом понимаю, что происходит.

Я не стал вытирать голову, зачесал мокрые волосы назад, чувствуя, как капли воды щекочут мне спину, сбегая по шее и между лопаток на поясницу. Своим лицом я остался доволен. Под глазами немного подпухло, но в целом взгляд сохранил некоторые признаки интеллекта.

Я заправил рубашку в брюки и замер, когда ладони легли на поясницу. Пистолет! Черт возьми, куда я дел пистолет?

– Ты ничего не находила? – спросил я, выйдя из душевой, хотя справедливее было бы спросить: «Ты не видела пистолета, который я у тебя отобрал?»

Алина с недоумением посмотрела на меня. Мой вопрос в ее понимании был отголоском сна, эхом алкогольного бреда, и она не сочла нужным даже уточнить, что я имел в виду. Поторапливая меня, она вышла в прихожую и встала там, всем своим видом показывая нетерпение и недовольство мною.

Я встал на колени и заглянул под кровать. Потом откинул край одеяла, провел рукой по простыне и просунул руку под свою подушку, на которую Стелла уже успела бесцеремонно посягнуть, уткнувшись в нее лицом. С моей души свалился камень, когда я нащупал пистолет, нагретый постельным теплом, вынул его и незаметно сунул за пояс брюк.

Прежде чем выйти из каюты, я кинул взгляд на спящую Стеллу и горлышко бутылки, выглядывающее из-под кровати. Это для меня открытие, подумал я, что сухие французские вина обладают такой убойной силой.

– Сначала смотри молча, – шепнула Алина, – а потом поговорим.

Мы беззвучно двинулись по коридору, заполненному тихими звуками, очень схожими между собой: мерным гулом мотора и ритмичным храпом, который доносился из генеральской каюты. Дойдя до капитанской каюты, Алина остановилась и встала лицом к перегородке. Я сначала не понял ее позы и вопросительно смотрел на профиль девушки, вместо того чтобы смотреть на угол переборки, разделяющий коридор и проход к двери трюма. Лишь проследив за ее взглядом, я увидел на белой пластиковой панели веерный след кровавых брызг.

Ни слова не говоря, Алина повернулась и кивнула на поручень лестницы. На полированном дереве без труда можно было различить смазанные бурые пятна, словно кто-то хватался за поручень окровавленной рукой.

Мы с Алиной переглянулись. Я напрасно надеялся, что она, разбудив меня, уже многое успела выяснить и сейчас я получу исчерпывающие ответы, касающиеся этих жутких следов, несомненно свежих, так как капли крови на переборке еще не успели высохнуть. Но во взгляде Алины было столько растерянности, что я понял: ответов ждет она.

Внезапно совсем рядом скрипнула дверная ручка. Схватив Алину за руку, я втянул ее в узкий проход к трюмной двери и прижал к переборке. Замерев, мы стояли в тени лестницы, и узкие полоски белого света разделили наши лица на прямоугольные фрагменты.

Тихо приоткрылась дверь капитанской каюты. Через щели лестницы мы увидели, как из дверного проема выглянуло лицо Эдди. В иной обстановке и в другом месте я бы вряд ли узнал его. Капитан был бледен как смерть. Лицо его было искажено напряжением, рот приоткрыт, скулы исполосованы глубокими натянутыми морщинами. Мне показалось, что кашляни я сейчас – и капитан заорет не своим голосом, рухнет на пол и непременно умрет от разрыва сердца. Посмотрев в обе стороны и убедившись, что в коридоре никого нет, капитан бесшумно вышел из каюты и медленно, очень медленно прикрыл за собой дверь. Морской волк предстал перед нами в непривычном виде: он был гол по пояс, в домашних тапочках, а в руке держал белый форменный китель, надетый на «плечики». Сразу бросилось в глаза, что один рукав кителя был мокрым и мятым, как если бы его только что застирали и выжали.

Перейдя на цыпочках коридор, капитан скрылся за лестницей. Мы с Алиной продолжали стоять в своем укрытии, затаив дыхание. Вскоре мы услышали, как зашипел утюг, защелкали металлические пуговицы. Похоже, капитан сушил рукав утюгом.

Взглянув на меня, Алина кивнула, приглашая следовать за собой. Выйдя из-под лестницы, мы поднялись по ней наверх, ступая по ковровой дорожке как по тонкому льду. Выйдя на палубу, Алина пошла в сторону носа, прижимаясь к белой, лоснящейся от лаковой краски стенке надстройки и оглядываясь, всякий раз знаком предупреждая меня о необходимости соблюдать тишину, словно я громко топал или шумно сопел. Еще было темно, вокруг нас плескалось невидимое море, и мы чувствовали его только по неповторимому йодистому запаху и влажному теплу, но небо уже растеряло звезды, и зарождающийся рассвет уже разбавил на восходе его глубинную черноту.