Изощренное убийство - Филлис Джеймс

Она удивленно посмотрела на него:

– Нет. Похоже, в доме никого не было. Я никого не видела. А что?

– Ничего. Не имеет значения. Пойдем вниз. Я разожгу газовую плиту. Ты дрожишь от холода.

Они спустились в полуподвал, их шаги эхом отдавались от стен безмолвного дома, таившего в себе зловещее предзнаменование, дома, который уже завтра наполнится голосами, движением и непрестанным шумом. Она встала на мысочки и перешла на шепот. На верху лестницы она взяла его за руку, и он почувствовал, как мелко дрожат ее пальцы. На полпути вниз внезапно послышался какой-то слабый шум, и она вздрогнула.

– Что это? Что за шум?

– Ничего. Тигра возится со своей банкой, я думаю.

Когда они оказались в комнате отдыха и огонь уже горел, Нейгл опустился на одно из кресел и улыбнулся Дженни. Чертовски досадно, что она вздумала появиться сейчас, но он должен как-то скрыть раздражение. Если ему хоть чуть-чуть повезет, он сможет довольно быстро от нее избавиться. Она покинет клинику задолго до десяти.

– Так что? – спросил он.

Она вдруг бросилась на коврик к его ногам и обхватила руками его колени. Ее тусклые глаза в страстной мольбе искали его взгляда.

– Милый, я должна знать! Я не стану осуждать тебя за то, что ты сделал, если буду обо всем знать. Я люблю тебя и хочу помочь. Милый, ты должен сказать мне, если попал в беду.

Это оказалось еще хуже, чем он ожидал. Непонятно каким образом, но она что-то узнала. Но как и что? Пытаясь сохранять непринужденный тон, он спросил:

– В какую беду, ответь, пожалуйста! Скоро ты будешь утверждать, что это я ее убил.

– О, Питер, пожалуйста, не шути так! Я переживаю. Что-то не так, я точно знаю. Дело в деньгах, правда? Это ты взял те пятнадцать фунтов.

Он едва не рассмеялся от облегчения. В порыве чувств он обнял Дженни, притянул к себе и прошептал, уткнувшись губами в ее волосы:

– Ты глупая девчонка! Я мог бы забраться в мелкую кассу в любой момент, если бы захотел что-то украсть. Что, черт возьми, навело тебя на такую мысль?

– Вот об этом и я думаю. С чего бы тебе их брать? О, милый, не сердись на меня. Я так волновалась. Понимаешь, все дело в газете.

– В какой газете, скажи на милость?

Этим вопросом он хотел помешать ей мыслить логически. Он был рад, что она не видела его лица. Пока ему не приходилось встречаться с ней глазами, он мог прятать злость и предательскую панику. Что, ради всего святого, она пытается сказать?

– В «Стандард». Сержант приходил к нам сегодня вечером. А я ходила за рыбой с картошкой фри. И когда я разворачивала еду на кухне, то посмотрела на газету, в которую она была завернута. Это была пятничная «Стандард» с огромной фотографией той самой аварии самолета на первой странице. Потом я вспомнила, что мы взяли твою «Стандард», чтобы завернуть в нее еду Тигры, и там первая страница выглядела совсем по-другому. Этой фотографии я раньше не видела.

Нейгл чуть крепче сжал ее в объятиях и очень тихо спросил:

– Ты сказала что-нибудь об этом полиции?

– Любимый, конечно, нет! А вдруг они заподозрили бы тебя! Я никому ничего не сказала. Но мне нужно было встретиться с тобой. Меня не волнует, куда пропали пятнадцать фунтов. Мне все равно, видел ли ты мисс Болем в подвале. Я знаю, что ты ее не убивал. И единственное, чего я хочу, – это чтобы ты доверял мне. Я люблю тебя и хочу помочь. Не вынесу, если ты будешь что-то от меня скрывать.

Так говорили все женщины, но на миллион не нашлось бы и одной, которая действительно хотела бы узнать всю правду о мужчине. На секунду-другую он испытал искушение рассказать Дженни все, выплеснуть страшную историю прямо в ее глупое скорбное лицо, а потом понаблюдать, за тем, как любовь и жалость растают без следа. Вероятно, она и смогла бы выслушать рассказ о мисс Болем. Но чего она точно не смогла бы вынести, так это осознания того, что он занимался вымогательством не ради ее блага, действовал так не для того, чтобы сохранить их любовь, что между ними нет любви, которую стоило бы сохранять, и никогда не было. Ему, конечно, пришлось бы жениться на ней. Он всегда знал, что это может оказаться необходимым. Только она могла дать достоверные показания против него, а женитьба была верным способом заставить ее молчать. Но времени оставалось мало. Он планировал быть в Париже к концу недели. Теперь же создавалось впечатление, что ему предстоит путешествовать не одному. Он быстро все обдумал. Усадив Дженни на подлокотник кресла, он прижался лицом к ее щеке и мягко сказал:

– Послушай, милая. Ты должна кое-что узнать. Я не говорил раньше, поскольку не хотел волновать тебя. Это действительно я взял пятнадцать фунтов. Чертовски глупо, но теперь уже нет смысла об этом беспокоиться. Полагаю, мисс Болем могла об этом догадаться. Но я не знаю наверняка. Она ничего мне не говорила, и это не я ей звонил. Но я был в подвале после того, как ее убили. Я оставил заднюю дверь открытой и вошел туда через нее. Меня уже тошнит от того, что этот старый дурак Калли постоянно записывает, когда я пришел и ушел, словно я такой же невменяемый, как пациенты, да еще требует газету, стоит мне только переступить порог. И почему он не может купить ее сам, старый бес! Я подумал: дай-ка хоть раз его одурачу. Когда я вошел через заднюю дверь, то увидел, что в архиве горит свет и дверь полуоткрыта, поэтому я туда заглянул. Ее тело лежало на полу. Я знал, нельзя допускать, чтобы меня там застали, особенно если выяснится, кто взял пятнадцать фунтов, поэтому я ничего не сказал и вышел на улицу через заднюю дверь и вновь вошел через парадный вход как обычно. С тех пор я об этом молчал. И я должен был молчать, милая. Я получаю стипендию Боллинджера в конце недели, а полиция не отпустила бы меня, если бы я попал в круг подозреваемых. Если я не уеду сейчас, у меня больше никогда в жизни не будет такой возможности.

По крайней мере последние слова Нейгла были правдой. Теперь ему необходимо было уехать. Это стало навязчивой идеей. И дело было не только в деньгах, свободе, солнце и ярких красках. Это было последнее оправдание прожитым им унылым скучным годам борьбы и унижений. Ему нужно воспользоваться стипендией Боллинджера. Другие художники могли провалиться на этом этапе и все равно в конце концов добиться успеха. Но только не он.

Но даже сейчас он мог потерпеть фиаско. Это была малоубедительная история. Рассказывая ее, он и сам поражался ее нестыковкам и неправдоподобию. Но в принципе все звучало приемлемо. Нейгл не представлял, как Дженни может доказать, что его версия событий не соответствует действительности. Да она и не будет пытаться. Однако ее реакция сильно удивила его.

– В конце недели! Хочешь сказать, ты уезжаешь в Париж почти со дня на день? А как же клиника… твоя работа?

– Умоляю, Дженни, какое это теперь, черт возьми, имеет значение? Я уйду, ничего не сказав, и администрация найдет кого-то другого. Справятся без меня.

– А я?

– А ты, конечно, поедешь со мной. Я всегда подразумевал, что так и будет. Ты ведь наверняка об этом знала?

– Нет, – возразила она, и ему показалось, что в ее голосе послышалась глубокая грусть. – Нет, я никогда об этом не знала.

Он попытался заговорить уверенным тоном с легкой ноткой упрека:

– Я никогда не поднимал эту тему, думая, что нам не следует говорить кое о чем. Знаю, у нас мало времени, но было бы намного легче, если бы тебе не пришлось торчать дома в ожидании отъезда слишком долго. Это может вызвать подозрения. У тебя ведь есть паспорт? Разве ты не ездила во Францию с гайдами на прошлую Пасху? Что я предлагаю сделать сейчас – так это пожениться по специальному разрешению[26] в скорейшем времени – в конце концов, у нас теперь есть деньги – и написать твоим родителям письмо, когда мы доберемся до Парижа. Ты же хочешь поехать со мной, правда, Дженни?

Дженни затряслась в его объятиях, и он ощутил, как теплая влага ее слез разъедает ему лицо.

– Я думала, ты собираешься оставить меня здесь. Дни все шли и шли, а ты не говорил ни слова. Конечно, я хочу поехать. Мне все равно, что происходит вокруг, пока мы вместе. Но мы не можем пожениться. Я никогда не говорила тебе об этом – боялась, что ты разозлишься. А ты никогда не спрашивал меня о том, что было раньше. Я не могу выйти за тебя замуж, ведь я… уже замужем.

Машина свернула на Воксхолл-Бридж-роуд, но движение оказалось очень интенсивным, и они не успевали к намеченному времени. Дэлглиш расслабленно откинулся на спинку сиденья, словно впереди у него был еще целый день, но его терзало беспокойство. Он не мог найти рациональную причину своему нетерпению. Решение вновь посетить клинику Стина было продиктовано исключительно предположениями гипотетического характера. Существовала вероятность, что Нейгл, даже если он действительно заходил в клинику, уйдет, прежде чем туда прибудут они. Быть может, сейчас он уже осушал свою ежевечернюю пинту пива в каком-нибудь пабе Пимлико. На следующем перекрестке светофор опять загорелся красным, и машина замедлила ход, остановившись в третий раз на протяжении последних ста ярдов. Мартин сказал: