Вселенная Айн Рэнд: Тайная борьба за душу Америки - Гэри Вайс

Книга «Атлант расправил плечи» сразу вдохновила Меклера, потому что обещала: «Люди, которые поступают правильно, работают много, с полной самоотдачей и на благо своего дела, будут искать других людей, которые ведут себя точно так же. Меня вдохновило то, что существуют целые группы людей, которые так поступают. Я знал, какой я сам, как я работаю — с полной самоотдачей и на благо дела. Я не стремился никому ничего доказать».

Меклер описал себя не как «типичного ребенка, читающего „Атланта“», поскольку такой читатель представлялся ему выпускником дорогой частной школы, «в форме университета, входящего в Лигу плюща». Сам же Меклер увлекался панк-роком и всем тем, чем вообще увлекалась молодежь в 1980-е годы. Он не был политически активным, хотя следил за новостями с двенадцати лет, читал «Los Angeles Times» и обсуждал текущие события с отцом. В самом раннем возрасте он уже почувствовал то, что в полной мере осознал, став взрослым: «Чем меньше правительство будет лезть в нашу жизнь, тем лучше». И книга «Атлант расправил плечи» вторила его чувствам: так молодого человека, жаждущего социальной справедливости, могут вдохновить книги, прославляющие альтруизм (то есть почти все книги, написанные с начала времен).

«Теперь эта книга кажется мне почти пророческой, — сказал Меклер об этой Библии объективистов. — Невозможно читать „Атланта“, не представляя себе сегодняшний мир». Его двенадцатилетний сын почувствовал то же самое, подчеркнул Меклер. Трогательная представлялась картина: отец передает сыну драгоценную книгу. А какая книга у него любимая? «Если оставить в стороне все духовное и библейское, „Атлант расправил плечи“ — определенно самая любимая моя книга, оказавшая на меня наибольшее влияние», — отвечал он. Очевидно, Меклер был из числа тех самых христианских объективистов, о которых мне говорил Джон Эллисон. Меклер сказал, что «в основном согласен» с объективизмом. «Я говорю „в основном“, — подчеркнул он, — и это важно. Я не принадлежу к числу последователей объективизма и философии Рэнд. Но мне близки многие идеи, изложенные в ее книге».

Меклер постоянно ссылался на Священное Писание, поэтому я нисколько не удивился, когда он сказал, что атеизм — главное, чего он не принимает у Рэнд. «Никогда не будет такой философии, которую я приму целиком и полностью, — пояснил он. — Яне адепт, это не в моем стиле. Какие-то идеи мне близки, какие-то — наоборот». Разумеется, это разумный подход, хотя подобные рассуждения не порадовали бы Рэнд. С другой стороны, очень не многие из ее нынешних последователей порадовали бы гранд-даму радикального капитализма своими рассуждениями. Даже до сих пор недоступный для общения Ярон Брук, наверное, вывел бы Рэнд из себя, поскольку якшается с движением ненавистных ей либертарианцев. Я уверен, что она была бы в ярости из-за того, как Меклер и прочие ее почитатели копаются в ее учении, выбирая отдельные куски, словно в столовой местного отеля «Marriott». Если и существует Новый Объективист, то это Марк Меклер: не атеист, знаток Священного Писания, организатор и вдохновитель массовых протестов, независимый мыслитель, завсегдатай закусочных.

«Она точно не была заурядной личностью. Она имела невероятное количество изъянов, — заявил он. — Я был женат семнадцать лет. Мне и в голову не приходило завести связь на стороне. Не могу даже представить, как бы я смог оправдать ее личную жизнь с той же легкостью, с какой это делает она сама». А ведь есть еще право на аборт, которое, напомнил я ему, Рэнд всячески поддерживала.[153] «С философской точки зрения, я не последователь объективизма», — ответствовал Меклер. Вот он, Новый Объективист, который перестает быть объективистом, когда речь заходит о неприятных моментах.

Меклер был знаком и с книгой «Добродетель эгоизма» и даже положил ее перед собой на время нашей беседы. Мне было любопытно услышать его мнение по поводу альтруизма, ненависть к которому, между прочим, является центром притяжения всей этической системы Рэнд. Я готов согласиться, что вполне допустимо выбирать из работ Рэнд те фрагменты, которые вам наиболее близки. Однако, по моему мнению, серьезный читатель обязан либо полностью отвергнуть убеждение, что альтруизм омерзителен, либо согласиться с ним.

Здесь Меклер увильнул от прямого ответа. «Я не перечитывал эту книгу, наверное, лет двадцать, — сказал он о „Добродетели эгоизма“, хотя издание лежало прямо перед ним. — Яне смогу дать определение тому, как она определяет альтруизм». О себе же самом он говорит следующее: «Так уж я был воспитан. Вот девиз, в соответствии с которым живу: „Если ты несчастлив сам, то не сможешь сделать счастливыми других“». Я бы сказал, что это вполне согласуется с «Добродетелью эгоизма». По словам Меклера, люди, не добившиеся успеха, «обычно не стремятся сделать что-то для других. Именно те, кто удовлетворен собственной жизнью, — а именно это я считаю успехом, — делают что-то для других, поднимают других до своего уровня».

Я не понимал, как все это соотносится с идеями Рэнд, в особенности идеи «сделать счастливыми других» и «делать что-то для других». Это же прямо строчки из 1960-х годов, из песен чокнутых хиппи.[154] В «Добродетели» Рэнд развивает теорию о том, что счастье существует, и определяет его как «состояние сознания, возникающее в результате обретения ценностей».[155] Идеи «сделать счастливыми других» и «поднять других до своего уровня» — никак не согласуются с таким определением счастья и попахивают совершенно неуместным альтруизмом, какому учат в воскресной школе. Тем не менее его чувства были благородны и человечны, и мне не хотелось изображать из себя злодея и рушить его иллюзии. Если людям хочется привнести человечности в систему ценностей Рэнд, в которой изначально никакой человечности нет, кто я такой, чтобы им мешать? И все же в этот момент мне показалось, что Меклер либо не настолько хорошо знаком с идеологией Рэнд, как могло показаться, либо нарочно закрывает глаза на самые неприятные моменты.

Когда я заметил, что Рэнд не занималась благотворительностью и вряд ли поднимала кого-то до своего уровня, Меклер снова заговорил о ее интеллекте, сославшись на пресловутый «принцип торговца», подчеркнув, что «она верила в обмен ценностями на любом уровне». Так что все «зависит от ваших ценностей. Можно обмениваться ими так, что это будет истинный альтруизм, но при этом все же обмен». В конце концов, «вряд ли те, кто занимается благотворительностью, скажут, что подобные занятия делают их несчастными. Такого не бывает. Люди жертвуют на благотворительность, потому что от этого им становится хорошо, и, пусть они и не хотят в том признаваться, определенная доля эгоизма здесь присутствует». Жертвуя на благотворительность, они «повышают самооценку, у них улучшается мироощущение». Выписывая чек на крупную сумму, они «получают от этого удовольствие». Если вот так выщипывать догму объективизма, то «обет дарения» Уоррена Баффетта, который Ярон Брук порицал, называя «обетом покаяния», вполне вписывается в идеологию. На самом деле, любое проявление чистого альтруизма покажется вполне приемлемым, если тот, кто его творит, при этом ощущает радость.