Отблески Версаля - Наталия Николаевна Сотникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Воспитание, которое король самолично дал мне, будучи кронпринцем, было направлено именно на то, чтобы отбить у меня всякий вкус к политическим действиям, если бы я им обладала! Но во мне никогда не было задатков ни Помпадур, ни Дюбарри [23]».
Вильгельмина приезжала в Потсдам на тайные свидания, трясясь всем телом от страха, а Фридрих-Вильгельм был вынужден прибегать к переодеванию в неприметную одежду и ношению парика, ибо шпионы следовали за ним по пятам. Долго оставаться тайной эта связь не могла. Фридрих-Вильгельм всячески отстаивал свое право любить ту женщину, которая ему нравилась, и не стеснялся в открытую заявлять об этом королю Фридриху II.
«Я никогда не смотрел на любовь как на грех, все великие люди любили, поистине, сие являет собой слабость, но слабость такого рода, которую великий дух может подавить лишь с трудом… Прошу вас, государь, отложите на момент в сторону обличье короля и дяди и посмотрите на мой образ мышления оком философа[24]. Я молод и суть человек/мужчина, какую другую страсть можно иметь в моем возрасте».
1773 году король Фридрих II приказал выслать Вильгельмину из Пруссии, и она была вынуждена провести несколько месяцев в Гамбурге. Однако связь между любовниками не прервалась, и осенью 1773 года она без особого шума возвратилась в Берлин. Лишь в 1777 году король был вынужден признать Вильгельмину Энке официальной любовницей племянника, «сего неисправимого животного», как монарх с неудовольствием называл его. Он нехотя пришел к практичному заключению, что одну постоянную любовницу легче контролировать, чем вереницу кратковременных связей. Поэтому король потребовал удаления Вильгельмины из Потсдама и Берлина, выделил деньги на покупку загородного дома в Шарлоттенбурге на берегу Шпрее и назначил метрессе племянника годовое содержание в 30 000 талеров. Дом нуждался в перестройке и отделке, и именно тогда Вильгельмина впервые занялась художественной стороной выполняемых работ. Финансовую сторону Фридрих-Вильгельм взял на себя:
«Касательно задолженности за строительные работы, оставьте сие мне, у меня имеются все счета и расписки, которые я уже оплатил, вас же люди могут обмануть».
В последующие годы он уделял особое внимание парку Шарлоттенбурга, поставив перед собой задачу сделать его образцом для подражания, поэтому это творение садово-парковой культуры считается одним из первых парков в английском духе в Пруссии. Он теперь уже доверял умению Вильгельмины в выборе убранства не только дома, но и других предметов ее обихода:
«Ритц также пишет мне, как вы заказали себе экипаж, он истинно хорошего вкуса и нравится мне, я желаю как можно скорее увидеть вас разъезжающей в нем».
Так Вильгельмина обрела свое первое семейное гнездо, если его можно было называть так, хотя и с большой натяжкой. Ей исполнилось 25 лет, и именно тогда художница Анна-Доротея Тербуш написала с нее первый портрет, как пишут искусствоведы, «проникнутый тонкой эротикой». Если его окинуть быстрым взглядом типичного посетителя музея, не сразу заметишь, что белая косынка сместилась и одна грудь молодой красавицы обнажена. Та же художница написала и парный портрет Фридриха-Вильгельма, выдержанный в тех же тонах, по-видимому, оба холста предназначались для дома в Шарлоттенбурге.
Следует также понимать, что эта не связанная узами официального брака чета находилась под сильнейшим влиянием модных тогда взглядов просветителя Жан-Жака Руссо, чью книгу «Новая Элоиза» они с таким упоением читали совместно. В этой книге примерно выражена основная тема литературы второй половины ХVIII века: сила любви, разрушающая все условности общества, запрещающие ее. Руссо считал цивилизацию большим злом, отравлявшим жизнь человека, и призывал возвратиться к природе, жить на ее лоне и руководствоваться присущими неиспорченному человеку чувствами. Фридрих-Вильгельм также весьма увлекался модным тогда в Германии чисто немецкоязычным литературным течением «Буря и натиск», протестовавшим против остатков феодального режима, рутины и косности, сковывавших общественную жизнь в многочисленных государствах на территории Священной Римской империи, и равным образом призывавшим больше доверять сердцу и чувствам. Это вызывало недовольство его дяди-короля, признававшего только французскую литературу. Племянник же пришел в восторг от чрезвычайно влиятельной для умов его поколения книги «Страдания молодого Вертера» великого И. В. Гёте, первого немецкоязычного[25] психологического романа, в котором, подобно многим молодым людям того времени, видел параллель с его собственной жизнью. Напомним, что повестью зачитывалась вся Европа, включая тогда еще ходившего в офицерах Наполеона Бонапарта. Фридрих-Вильгельм делился своими впечатлениями с любимой женщиной (письмо, кстати, написано по-французски):
«Я прочитал сегодня со вниманием историю несчастного Вертера, она меня тронула чрезвычайно. Я никогда не читал немецкой книги написанной лучше, его характер имеет большое сходство с моим».
Но, как видим, Фридрих-Вильгельм оказался намного прозорливее героя романа. Предмет страсти Вертера, Лотта, воспитанная в провинциальной среде людей с их пустячными ценностями и ограниченным мышлением, невзирая на все свои достоинства, не смогла понять и оценить чувство молодого человека. Принц же сам воспитал для себя женщину, сумевшую понять и оценить его любовь.
Было также сильно увлечение Фридриха-Вильгельма и его спутницы жизни английским сентиментализмом (вообще-то любимым автором обоих был Шекспир, которого король Фридрих II на дух не переносил). Англия в ту пору переживала промышленную революцию, и сторонники этого литературного направления, исповедовавшие культ чувств, выражали неприятие превращения страны в царство капитализма, тоску по простым человеческим отношениям. В громоздких любовных романах Ричардсона провозглашалось превосходство исполненной истинных чувств любви родственных душ над испорченностью аристократических браков по расчету.
Англия имела репутацию самой передовой по промышленному развитию страны, ее влияние на континенте росло, это отражалось даже в моде — расшитые золотом мундиры носили лишь придворные монархов, в быту же получала все большее распространение мужская одежда простого практичного покроя и темных расцветок, бешеной популярностью пользовались фраки, английские скакуны и собаки. В Германии Англия почиталась царством свободы и хорошего вкуса. Тут следует отметить, что и принц, и Вильгельмина были англоманами, предпочитавшими британскую одежду и продукцию. Кронпринц также имел обыкновение восторгаться идеальными качествами безупречного английского джентльмена, ибо континентальное дворянство свои легендарные
