О знаменитых иноземных полководцах - Корнелий Непот.

Катон вышел из социального круга, считавшегося рассадником «нижней палаты» сенатской курии — из сословия всадников, объединявшего богатую верхушку землевладельческого класса италийских городов. Признанным венцом всаднической карьеры считалась в его время должность претора — близкая консулату по объему власти (военное командование, руководство судопроизводством), но уступавшая ему по достоинству. Незнатный Катон, добившийся в силу своей личной популярности консулата и цензуры, посягнул на неприкасаемое достояние потомственных консуляров. Такие случаи редко, но бывали и до и после него: знать презрительно именовала удачливых чужаков, вторгавшихся в ее консулярный круг, «новыми людьми» или «выскочками». Но завоевание высших аристократических магистратур еще не объясняет великую прижизненную и посмертную славу знаменитого Цензора. В политическую историю Рима Катон вошел как выдающийся принципиальный противник знати, публично критиковавший «царское правление» нобилитета в сенате и засилие нобилей на высших государственных постах. В курии энергичный «новый» консул сумел сплотить вокруг себя сенатское большинство, раболепствовавшее ранее перед носителями громких имен: с 80-х гг. II в. в отсутствие Катона сенаторы не принимали никаких важных решений. В Народном Собрании он завоевал полномочия цензора в борьбе с 8 знатными претендентами. В судах непобедимый спорщик обличал злоупотребления именитых магистратов, отбиваясь одновременно от встречных исков высокопоставленных врагов, привыкших стирать «выскочек» в прах с помощью уголовных обвинений. За 85 лет своей жизни красноречивый Катон, прозванный современниками римским Демосфеном, судился 44 раза, не проиграв ни одного дела. Многообразные усилия его не пропали даром: в 187 г. он низверг могущественный клан Сципионов, проведя через позорные судебные разбирательства братьев Публия Сципиона Африканского и Луция Сципиона Азиатского, победителей Ганнибала и Антиоха; в 184 г., будучи цензором, изгнал из курии нескольких знатных сенаторов. На протяжении всей своей жизни он боролся за подчинение высшей исполнительной власти — этой вотчины нобилитета — коллективному контролю сената; по его инициативе или при его участии был пресечен рост экстраординарных командований, запрещено повторное исполнение консулата, установлена возрастная и порядковая «лестница магистратур», усилился контроль государства за распределением военной добычи, начались судебные преследования жестоких и алчных наместников заморских провинций.

В конечном счете Катон добился временного оздоровления государства, не посягая на глубинные основы римской олигархической системы. В древней традиции он выступает как «добрый муж» и любимец сенаторского сословия, т. е. как антипод демагога и революционера. Он никогда не был народным трибуном, никогда не противопоставлял авторитет Народного Собрания воле сената. В мирную эпоху, наступившую после Ганнибаловой войны, Катон Цензор оказался первым «парламентским» оппонентом правящей олигархии. Лет через 20 после его смерти началось широкое демократическое движение, направленное против столичной знати и связанных с нею местных магнатов италийских городов. Растянувшись на 100 лет, видоизменяясь по форме и содержанию, пройдя через ужасы нескольких гражданских войн, оно завершилось крушением Римской олигархической республики.

Во времена Катона обозначилась не только политическая, но и культурная рознь между именитой верхушкой римского общества и массой простых, сенатских и всаднических семей. Римская знать издревле впитывала культурные веяния, шедшие с юга Италии, из городов Великой Греции. Когда Рим наложил руку на этот островок эллинской цивилизации (середина III в.), греческий язык и литература в свою очередь завоевали римский высший свет. Знатные сверстники Катона с детства писали и говорили на языке, самого просвещенного народа земного круга, их поколение выдвинуло первую плеяду знаменитых филэллинов — поклонников и покровителей греческого мира. В аристократические семьи рубежа III–II вв. до н. э. внедрялись греческие учителя грамматики, риторики и философии, более того — иноземные конюхи, псари и ловчие. Золотая молодежь, воспитанная иностранными педагогами, увлекалась не только высоким наследием эллинского духа, но и «греческим образом жизни»: в моду входили застольные товарищества, дорогие любовницы, комфорт, изысканные яства, экзотические одеяния; вслед за новыми нравами являлись новые пороки — погоня за деньгами, мотовство, разврат, упадок воинской доблести.

За несколько лет до появления на свет Катона родилась архаическая, подражательная римская литература, копировавшая эллинистические образцы. Серьезнейший жанр ее, историографию, развивали консулы и сенаторы римского народа, первые высокопоставленные латинские прозаики, писавшие на привычном им с детства греческом языке — международном языке образованной публики того времени. Латинский язык начала II в., едва освоивший простые стихотворные размеры, казался неприспособленным для риторического повествования или выражения ученых понятий.

Катон воспитывался в среде муниципальных италийских помещиков, учивших своих детей не греческому языку, а письму, счету и навыкам рачительных хозяев сельских усадеб. Деревенская простота этого общества возмещалась крепостью его нравственных устоев: вдали от роскошной столицы долго сохраняли свою силу идеалы бережливости, честности, трудолюбия, почитались добрые семейные нравы. Отношение почтенных «землепашцев» к рафинированной иноязычной знати выливалось в сложную смесь почтения и отчуждения; образы римского муниципала и нобиля можно прочувствовать, сопоставив для сравнения фигуры европеизированного русского дворянина и замоскворецкого купца прошлого века.

Энергичный сын тускуланского всадника вторгся в высшие столичные сферы как передовой идеолог италийских городков. И принципы его политики, и суровая цензура в духе предков, одобренная большинством римского народа, уходили корнями в родную почву старого латинского захолустья. Вместе с тем живая и талантливая натура Катона усваивала и новые ценности широкого мира. На склоне лет честолюбивый Порций усердно занимался самообразованием, нагоняя в знании своих знатных соперников. В зрелом возрасте он выучил греческий язык, чтобы познакомиться с общественно-полезными жанрами литературы — историографией и риторикой. Главными учителями его стали Фукидид и Демосфен, главной целью занятий — патриотическое и творческое, несколько наивное соревнование с гениями Эллады. После цезуры на шестом десятке лет писал он практические трактаты по сельскому хозяйству, военному делу и праву (до наших дней дошли значительные отрывки из сочинения «О сельском хозяйстве»), собирал изречения великих мужей, составил сборник нравоучительных примеров и учебную энциклопедию для сына (утерянные ныне труды). Первым из римских ораторов Катон начал публиковать свои речи, 150 из них попали в библиотеку Цицерона (до нас дошли около 250 фрагментов катоновских речей). Главным трудом самородного писателя считается историческое сочинение под названием «Начала», описанное в 3-ей главе непотовой биографии. Еще неуклюжее, как замечает Непот, по форме, оно открыло эпоху латинской национальной историографии: среднее поколение латинских анналистов (40-20-е гг. II в. до н. э.), сменившее грекоязычных предшественников, перешло вслед за Катоном на латинский язык. Заслуживает внимания самобытнейшее построение катоновой Истории, не имеющее аналогий в античной литературе: старый противник знати излагал события, опуская имена прославленных вождей, победы Рима преподносились читателю как деяния самого римского народа; начала римской истории он искал не в корнях города Рима, но в судьбах италийских городов, как бы предвидя будущее единое общество и единое государство в границах романизированной Италии.

Катон Старший умер в тот год, когда началась 3-я Пуническая война, завершившаяся разрушением Карфагена (149 г. до н. э.). Римляне считали, что именно с этого времени, после гибели грозного внешнего врага, в покое и безопасности умножились внутренние болезни их государства. Тит Помпоний Аттик, родившийся через 40 лет после смерти Катона (109 г. до н. э.), видел зрелые плоды тех политических «начал», которые едва обозначились в эпоху великого Цензора. Его поколение прошло через ряд трагических общественных потрясений, составляющих основной фон непотова жизнеописания. Еще раз заметим, что друг и биограф Аттика почти забывает о писательской деятельности своего героя, увлекаясь прославлением его добродетелей, среди которых выделена одна черта: последовательное уклонение Аттика от участия в «роковых пирах истории». Поэтому читатель Непота должен иметь представление о политических бурях поздней Республики, перед которыми старательно закрывал дверь своего дома ученый римский всадник.