В сумерках близкой весны - Ирина Берсенёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сереж, что мне делать? – с лёгкой улыбкой спросила Ольга, когда он собирался уходить.
– Выходи на работу.
– И всё? Этого мало.
– Больше ничего не делай.
– Работа не поможет мне забыть.
– Поможет. Тебе не повезло, найти мёртвого человека никому не пожелаешь, но он тебе посторонний, поэтому надо забыть. Преодолеть страх, понимаешь? Но если станет невмоготу, бери отпуск и уезжай.
– Куда?
– Куда угодно. В Карелию, в Абхазию. Туда, где горы, озёра и леса.
Она кивнула, понимая, что никуда не поедет. Сергей не предложил поехать вместе. Всё кончено. Сегодня был просто секс. Друг пришёл поддержать подругу, которая в депрессии. Сожаление всё же пришло. Как же так?
Сергей поцеловал её вскользь. Она улыбнулась, отошла, спрятав руки за спину.
– Пока! Звони, если что, ладно, Оль?
– Ладно.
– Помни, мы навсегда с тобой друзья! Лучшие!
Закрыв за ним дверь, выдохнула. Испытала лёгкую досаду. Отчего ей не везёт в любви? И нужна ли она ей, эта чёртова любовь?
9.
Похороны Евгения состоялись спустя несколько дней после обнаружения тела. Громкое событие, на котором присутствовал весь город. Ольга пришла с букетом роз. Положила цветы на гроб под пристальными взглядами Натальи. Зиночка Муравьёва, в чёрном платье в обтяжку, с красными глазами, стояла, прислонившись к косяку двери, и не сводила глаз с большой фотографии в чёрной рамке. Соня жалась к Яну, а отец обнимал Анну, утешая и поглаживая по волосам.
Ольга брезгливо взглянула на них, вновь испытывая муки ревности. Отец давно стал чужим. Она заметила, что все они потихоньку ходили на кухню, чтобы выпить самогонки, кроме Сони. Соня тяжело дышала, то и дело прикладывая к глазам бумажный платок. Она не останавливала Яна, лишь судорожно хватала его за руку, когда он возвращался.
Время тянулось, но людей становилось всё больше. Ольга с горечью вглядывалась в бледное лицо Евгения на фотографии и не узнавала его. Он как будто стал меньше и худее. Когда сделана эта фотография? Сколько ему на ней лет? Гроб закрыт, и от этого ещё хуже и отчего-то страшно. Неизвестно, что там внутри! Ольга поёжилась, сглотнула горькую слюну. Суеверно надеялась, что его душа где-то здесь, рядом, в этой комнате. Он стоит вон там у стены или сидит на подоконнике.
Ольга чувствовала себя подавленной. Болело всё тело, в глазах плыл туман. Минуты медленно складывались в часы. Кислорода не хватало. Ноги подкашивались, по шее стекала струйка пота. Неожиданно все зашевелились. Пришли какие-то люди, взяли гроб и стали выносить из комнаты. Тут же Наталья с Зиночкой заголосили, бросаясь к ним в истерическом припадке. Марат с Яном стали успокаивать женщин, пытаясь удержать их. Зиночка повисла на Яне, рыдая и пряча исказившееся в гримасе лицо у него на груди. Соня отвернулась. Ольга хотела подойти к ней, но передумала. Она заметила, как Зиночка в порыве истерики смахнула розы с гроба, и они упали под ноги выходившим людям.
От запаха смерти закружилась голова. Ольга вышла на улицу последней. Растерянно заметалась в толпе. И тут заметила маму, которая стояла поодаль, кутаясь в пальто и держа в руках букетик гвоздик. Молодая женщина тут же стала пробираться к ней. Оказавшись рядом, взяла под руку.
– Мам, ты как здесь оказалась?
– Хотела поддержать твоего отца. Но, думаю, не нужно подходить к нему.
– Они уже приняли на грудь всем семейством, кроме Сони. Поедешь на кладбище?
– Да. Только давай не будем торопиться.
– А я не хотела ехать.
– Почему?
– Слишком много людей.
– Давай всё же съедим. Где твоя машина?
Ольга махнула рукой в неопределённом направлении. Они дождались, когда гроб с телом погрузили на катафалк, а люди разошлись по машинам и загрузились в старый автобус. Наталья с Зиночкой висли друг на друге, не прекращая громко рыдать и сокрушаться. Мелькнуло испуганное лицо Анны и пропало. Ольга плотнее прижалась к матери. Женщины дождались, когда все разъехались, а потом пошли к машине, припаркованной за углом. Оказавшись внутри, Ольга глубоко вздохнула. Её била нервная дрожь.
– Эти громкие причитания и слёзы готовы довести меня до истерики. Зачем так кричать? Что это изменит? И почему они не кричали раньше, а лишь тогда, когда приехала похоронная служба? Как неприятно.
– Смерть – это всегда неприятно. Помнишь, как хоронили твоего дедушку?
– Нет, это давно было. Помню только, что пахло странно, и от этого было страшно… Мы отстали. Есть ли смысл ехать на кладбище?
– Поезжай медленно.
– Ты не хочешь встречаться с папой? Уверяю тебя, он не заметит.
Лицо Анжелы непроницаемо. Глаза выдавали усталость, уголки губ опустились. Она поправила шапку, уложила на колени гвоздики, чтобы не помялись. Ольга вспомнила про розы и испытала досаду на Зиночку. Какая неловкая! Теперь их выбросят, цветы не попадут на кладбище. А Ольга так старательно выбирала их в цветочном магазине. Самые крупные. Самые свежие.
– Я ни с кем не хочу встречаться. Будет лучше, если мы положим цветы после всех.
Ольга кивнула. Она не была против такого плана.
– Мам, а ты видела Ундюгерь? Жену Жени. Говорят, что её здесь нет.
– Я совершенно не знаю её.
Ольга с беспокойством взглянула на мать. Она слишком напряжена, будто думает о чём-то серьёзном, но не хочет рассказывать дочери. Неужели Сергей говорил правду? У Ундюгерь рак и она при смерти? Мама, конечно, знает, ведь она работает в больнице. Её голос звучит неуверенно. Ольге грезилось, будто мама давно познакомилась с Ундюгерь, поэтому и цветы принесла, как бы от её имени. По просьбе или поручению.
– Мам, что с ней? Она больна? Почему её нет? Муж всё-таки умер!
– Я не знаю. Почему ты спрашиваешь?
– Говорят, что у неё рак, и она лежит дома, – неуверенно произнесла Ольга.
Анжела медленно повернулась к дочери, окинула её долгим взглядом. Затем отвернулась и стала смотреть перед собой.
– Я ничего не знаю об этом. Онкология – не мой профиль.
– А может, она уже не живёт в нашем городе? Из-за сына уехала.
– Зачем ей уезжать из-за сына?
– Он же покончил с собой! Серьёзное дело. Послушай, это же что-то не в порядке с головой! Хотя говорят, что тут замешаны наркотики.
– Отстань! Кто тебе всё говорит?! – резко ответила Анжела.
– Люди, мам! Они всё видят и знают! Людей не обманешь! Но наверно мальчишка не виноват, склонность к плохому – диагноз. С этим ничего не поделаешь. А вот Ундюгерь