Тверской Баскак. Том Третий - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Ближний бой с тяжелый конницей, это как раз то, для чего и предназначены алебардщики. Это мгновенно почувствовала на себе литовская кавалерия. Тяжелые топоры заработали как адские жернова, круша без разбора и лошадей, и всадников.

Вижу, что все прорывы на правом фланге локализованы, и переношу все внимание на центр. Там дела становятся все хуже и хуже. Наткнувшись на непробиваемую стену пик, жемайты перенесли акцент атаки с пикинеров на фургоны и с ходу добились успеха. В нескольких местах арбалетчики так увлеклись каруселью стрельбы, что упустили тот момент, когда нужно было использовать гранаты.

Стремительной атакой жемайты взобрались наверх нескольких фургонов и в короткой сшибке скинули оттуда стрелков. Вися у них на плечах и не давая использовать гранаты, они начали расширять плацдарм и в двух местах уже прорвались глубоко вовнутрь. Их встретили первая и вторая резервные роты алебардщиков, но это лишь остановило прорвавшихся литовцев, но не изменило ситуацию в целом. В образовавшиеся дыры лезет все новый и новый враг, нащупавший наше слабое место.

Дело принимает совсем уж скверный оборот, и я понимаю, что для того чтобы спасти корабль, в первую очередь нужно заделать пробоину. Однако, чтобы заделать надо как-то до нее добраться, а оттеснить озверевших жемайтов обратно к линии фургонов никак не получается. В первую очередь потому что к ним постоянно подходит подкрепление, и это замкнутый круг.

Поворачиваюсь к баллистам и вижу, что машины уже готовы к выстрелу, и ору что есть мочи.

— Давай тяжелым!

— …желым!..желым!..желым!

Эхом несется в ответ дубляж команды, и заряжающие укладывают в петлю десятикилограммовые снаряды.

— Пли! — Командует командир батареи.

Тук! Тук! Тук! Застучали в ответ отбойники, и тяжелые ядра полетели прямо в плотную толпу, скопившуюся у линии фургонов.

Захлопали разрывы, накрывая литовцев огнем и осколками, и это мгновенно ослабило натиск. Враг потерялся в растекшихся клубах дыма, и я понимаю.

Это шанс, и медлить нельзя! Мой взгляд находит глаза Калиды, и тот, видя ситуацию не хуже меня, кивает.

— Счас, сделаем!

Не тратя время на обход по тропе, он сигает прямо с обрыва. Чуть завязнув внизу в сугробе, он выбирается и бежит к двум оставшимся резервным ротам.

Я вижу его вылетевший из ножен меч, его разинутый в крике рот и слышу дружный рев двух сотен бойцов, бросившихся за ним в атаку.

— Твееерь!

Понеслось над нашими порядками и подхваченное по всей линии вернулось с удесятеренной силой.

— Твееерь!

В этом крике выплеснулась ярость и решимость каждого бойца по всему фронту обороны, и он словно подстегнул силу контратакующего удара.

Калида врезался в порядки литовской пехоты, как оточенный нож к краюхе черняги. За ним клином врубились алебардщики, тесня чуть оторопевших жемайтов. Разрывы у них за спиной внесли сумятицу и оборвали ту подпитывающую нить, что влекла атаку вперед. В один миг прорвавшиеся отряды почувствовали себя брошенными и дрогнули. Они начали отступать к фургонам, все еще ожидая подмоги, но ее все не было и не было, а страшные алебарды крушили их все яростней и яростней.

Прижатые к фургонам жемайты еще сопротивлялись, но уже как-то обреченно. Еще пара мгновений, и тех, кто остался в живых, вытеснили за линию фургонов.

Вслед за алебардщиками возвращаются на позиции стрелки, и до меня доносится как Калида очень эмоционально объясняет им, что он с ними сделает, если их еще раз сбросят оттуда. Это как раз вовремя, потому как за это время очухался и противник. Литовцы вновь поперли, норовя повторить свой успех, но теперь их уже встретили гранатами.

Натиск противника на нашем правом фланге и центре начал сдуваться, а вот на левом они по-прежнему прут вперед. Ополченцы медленно отступают, все больше прижимаясь к крутому берегу, и это окрыляет литовцев. Они усилили нажим, намереваясь полностью раздавить наше левое крыло, и оттуда выйти в тыл линии фургонов.

Единственно, кто еще там держится, так это Святослав со своей сильно поредевшей дружиной. Он стоит как каменный утес под ударами моря, но слева и справа ополченцы уже отошли и оставили своего князя биться в окружении врагов.

Почувствовав этот миг успеха, литовцы решили бросить туда последний резерв, и от противоположного берега покатилась вторая волна атаки.

Мне хорошо видно, куда метит этот удар, и я уверен, что такого наше левое крыло не выдержит. Значит, пришла пора и мне вводить резервы. Взмахом руки отправляю гонцов на фланги, к Куранбасе и Ярославу. Приказ только один, атаковать сразу же послу залпа баллист.

Вместе с этим еще один гонец полетел с вестью по всем батареям — по готовности равняться на левый фланг. Это значит все баллистам престать бегло закидывать литовцам за шиворот огненные подарки, а заряжаться и готовиться к общему залпу. Всем вместе по команде Семы Гречки. Он начнет первым, чтобы накрыть новую волну литовцев, а остальные батареи должны последовать за ним.

Вот теперь все! Как-то разом наваливается фатальное понимание. Все ходы сделаны, и остается только ждать результата. Битва грохочет подо мной ударами железа, озверелым ревом и диким ржанием лошадей, но я ничего не слышу. Повернув голову, я смотрю на приближающуюся линию врага и, сжав кулаки, шепчу.

— Ну давай же, Семен, чего ты ждешь!

Нетерпение гложет и рождает всякие страшные мысли, а вдруг гонец не доехал, а вдруг… Но тут из-за деревьев вылетает первый заряд и крохотной точкой чертит в небе параболическую кривую, а затем вспыхивает огненным разрывом точно в первой шеренге атакующих.

Вслед за ним вспышки пламени начинают взбухать по всей литовской линии, заволакивая небо полосами жирного черного дыма. Последняя баллиста жахнула где-то на правом фланге, угодив ядром в самую гущу конницу Товтивила.

Литовцы уже попривыкли и не шарахаются в стороны, выпучив глаза, как в первый раз. Они уже спокойно оттаскивают раненых, тушат гривы коней и горящих товарищей, и в этой рутинной работе пропускают тот момент, когда с обоих флангов из леса на лед выкатились наши конные сотни.

Все, и всадники Товтивила, и пехота Едивида, увидели опасность, только когда засадная кавалерия уже набрала ход, и времени на организованную встречу уже не оставалось.

Дружина Ярослава врубилась в стоячую конницу противника, сбивая с ног коней и круша направо и налево. Неожиданность была так высока, что бронированный клин мгновенно рассек литовский фланг надвое, и лучшие рубаки Товтивила не продержались и минуты. Нахлестывая коней, они рванулись к противоположному берегу стремясь оторваться от настигающего