Заблудившийся звездолет. Семь дней чудес - Анатолий Мошковский

Вот и его дом. Боря вытер рукавом куртки глаза и двинулся к своему подъезду. По тротуару медленно прогуливалась Александра Александровна — ну конечно, где ж ей еще быть! — и на ходу читала книжку с красным обрезом. Воздухом дышит. Это Врачи ей прописали, по словам мамы, побольше дышать свежим воздухом. Увидев Борю, она оторвала от книги голову и, слегка поклонившись, улыбнулась ему краешками своих старых, бесцветных губ и поздоровалась.

Боря ответил и поспешил к подъезду, потому что боялся сказать или сделать что-нибудь не так — сам потом рад не будешь. И вспомнил про Хитрый глаз: может, и улыбается только по его приказу?

— Как дела, Борис? — спросила вдруг старушка и, видя, что он не останавливается, вздохнула и с грустью сказала:

— Запомни: вырастешь, будешь в отъезде, и надолго, — не ленись писать домой письма…

Что это она?

Боря еще больше испугался и, не решаясь расспрашивать у нее, почему он должен будет не лениться писать, сказал: «Ладно», и побежал к лифту. А ведь лицо у нее было ничего, она улыбалась… Что с ней такое?

«А Костик улыбнется?» — подумал он в лифте.

В их комнате был шум и гам: опять нагрянули сверстники брата.

Боря стал в дверях. Ребята лепили из пластилина большого, вставшего на хвост кита. Взбрело же!

— Уйти? — Голос брата прозвучал так мягко, на губах его застыла такая виноватая и неловкая улыбка, его приятели посмотрели на Борю такими чистыми понимающими глазами, что Боря ответил:

— Оставайтесь…

— А мы тебе не будем мешать? — спросил Костик. — Или ты хочешь позаниматься?

— Ничего-ничего, — сказал Боря. (Что это брат стал такой странный?) — Лепите…

Он ушел в комнату родителей с лодкой и стал оглядывать ее со всех сторон. Вроде в целости-сохранности: ни царапины на корпусе, ни ржавчины на винте, сверкает никелем, только несколько тоненьких, как волоски, водорослей опутало винт. Боря снял их. И снова ему захотелось открыть люки — и тот, в котором находится крошечный пульт управления, и тот, большой, который по приказу извне автоматически открывается под водой, чтоб выпустить ракету.

И опять не сумел. Видно, без Гены и лодка не поплывет, и лайнер не взлетит…

Скоро ребята ушли. Боря слышал, как Костик провожал их до лифта, потом вернулся и сунул в комнату голову.

— Борь, ты опять принес лодку?

— А что?

— Просто так. — Он посмотрел на Борю ясными, слегка жалеющими глазами, и это Боре не понравилось. — И как это Геннадий их мастерит?

— У него опроси. Ему лучше знать… Опять бегал к нему?

— Ходил… Знаешь, какой он замечательный! Однажды я сказал ему, что…

— Что у тебя с ним общего? — перебил брата Боря. — Разве ты товарищ ему?

— А он сказал, что от меня в технике больше толку, чем от Вовы, и я несколько раз помогал Геннадию… — И глаза Костика опять пожалели Борю. Почему?

— Поиграем в войну? — спросил у него Боря, но тут же раздумал: расхотелось. Как, бывало, уговаривал брата принять участие в игре, давал ему даже танки и артиллерию новейшего образца, а сейчас вдруг сам расхотел.

— Давай! — Глаза у Костика загорелись готовностью. Что это он?

— В другой раз, — сказал Боря. — Можешь идти… И не советую больше шататься к ним… Занялся бы ты разведением золотых рыбок… Купить тебе аквариум?

— Не надо, Боря… Я…

— Иди. — И тут же Боря постыдился своей резкости, потому что глаза Костика, как никогда, светились добротой и доверием.

Брат ушел, мягко, словно в укор ему, прикрыв за собой дверь, и Боря вздохнул.

Что это за новая кнопка? Надо ее остерегаться или нет?

На Костика она, можно сказать, не подействовала, а если и подействовала, то каким-то непонятным образом — сделала более обходительным, понимающим.

Позвонить бы Наташке — сразу бы все стало ясно. Но вернулась ли она с пруда? Да и как звонить ей после всего, что случилось…

И тут пришла мама, а часа через два и отец. Однако на родителей приборчик совершенно не подействовал. Правда, они улыбались больше обычного и как-то очень мягко, очень сдержанно, и глаза их смотрели на него открыто, внимательно и…, и слегка жалеюще. Да, да, в глубине их глаз, как и у Костика, появилась непонятная жалость к нему, и это опять очень задело Борю.

Что ж это получается? Всегда, как только люди попадали под Хитрый глаз, с ними делалось что-то такое, что внезапно отделяло их от него, и он вдруг переставал понимать их, а вот они его — не переставали, они еще больше понимали его. И это было мучительно…

ПРОПАЖА

Костик, как всегда, лег спать пораньше, Боря — часом позже. Укладываясь, он положил приборчик под подушку.

Боря долго не мог уснуть. Он ворочался, скрипел пружиной и все думал, думал: что ему теперь делать, как быть? Как вести себя с Наташкой, с Глебом, с Андреем, с Вовой?

Проснувшись, Боря по привычке сунул руку под подушку.

Приборчика там не было. Пальцы полезли глубже. Но и там его не было. У Бори перехватило дыхание. Он принялся шарить еще глубже — напрасно.

Упал? Разбился?

Свесив голову, Боря с тяжело бьющимся сердцем стал осматривать пол…, нет. Тогда Боря соскочил с кровати и сунул под нее голову… Пусто!

Лоб его покрылся испариной. Пропал? Но кто ж мог его взять?

Боря глянул на кроватку Костика. Брат спокойно посапывал, одеяло на его спине слегка сбилось, и виднелся краешек зеленой пижамы.

Боря сел и провел рукой по лбу.

И вдруг ему в голову пришла шальная мысль: а что, если ночью он так сильно ворочался, что направил на себя Хитрый глаз и нечаянно нажал годовой какую-то кнопку и она так повлияла на него, что приборчик стал невидимым?

Боря быстро поднял подушку — даже вмятины от приборчика не осталось.

А может, его и не было у него и все это чистейшая фантазия? Сон? Куда бы он делся иначе?

Из кухни доносился шум воды из крана — мама готовила завтрак, а из ванной легкое жужжанье электробритвы — отец брился у зеркала. Боря подпер кулаком подбородок. Как теперь быть? Что делать? Может, самые лучшие кнопки еще не были нажаты, кнопки, которые принесли бы все-все, чего пока что так не хватает ему…

Боря пошел на кухню.

— Ты что такой? Не заболел? — спросила мама.

— Какой? — вяло спросил Боря и тут же ответил:

— Нет.

Вот отец вышел из ванной. Свежий, довольный, гладко выбритый.

— Ты что?

— Ничего! — Боря отвернулся от отца и пошел в свою комнатку.

Не скажешь же им, в чем дело!

Костик сидел на кровати и одевался, Боря уставился на Костика.

Брат не смотрел на него. Он зашнуровывал туфли и, как показалось Боре, слегка улыбался. Внутри у Бори что-то сдвинулось, и он не спускал с брата глаз. Костик не поднимал лица.

— Доброе утро, — выразительно сказал Боря.

— Утро доброе. — Костик поднял голову, и по его мордашке, большеглазой и сметливой, опять пробежала подозрительная улыбка.

— Ты что? — тяжело спросил Боря.

Костик в недоумении приподнял брови.

— Улыбаешься почему? — уточнил Боря.

— Хочешь, чтоб я плакал?

— Ты ничего не находил в комнате? — напрямик спросил Боря.

— А что я мог найти? — Костик еще более подозрительно моргнул ресницами.

— Ну что-нибудь.

— Ничего.

— Тогда иди умываться, и быстро!

Костик быстро, подозрительно быстро выбежал из комнаты. Боря запер дверь на крючок и принялся обыскивать его кровать, потом все углы, ящики, книжные полки. Приборчика нигде не было. Исчез, пропал приборчик с его глубоким, с его живым и опасным Хитрым глазом.

Не было приборчика, и все!

Нигде не было.

В школе Боря был хмур и неразговорчив. Ребят сторонился и побаивался больше прежнего: а вдруг помнят все, что он с ними проделывал? Нет, кажется, не помнили… Они, как и раньше, мало обращали на него внимания, точно и не было его в классе.

Одна Наташка ела его на уроках глазами, будто и не случилось ничего, и не вставали у нее кверху дыбом волосы, не вырастали громадные уши, и не превращался в огненно-красный перец ее нос. Она даже улыбалась ему. Но Боря тотчас упирал глаза в парту: она-то все забыла, а он помнил, ах как хорошо он помнил все, что она говорила ему, как помогла Андрею прогнать его с пруда…

От кого теперь ждать помощи и спасения? Карман под пиджаком был пуст, и при резких поворотах тела ковбойка не натягивалась на груди на том месте, где лежал приборчик…

После уроков Наташка подошла к нему.

— Борь, пойдем домой вместе? — тихо и как-то сочувственно, точно он перенес тяжелую болезнь, спросила она.

— Мне надо еще в магазин! — Боря выскочил из класса и ринулся домой.

И когда он вбегал в свою комнатку, ему показалось вдруг, что может произойти чудо: сейчас он откинет подушку и увидит там…

Ничего он там не увидел.

Ничего.

Боря нехотя разогрел обед, кое-как пожевал и стал ходить по пустой квартире и вздыхать. Потом сел и застыл. Ничего не хотелось делать, даже думать. Скоро в дверь позвонили — брат. Боря но тронулся с места: не хотелось вставать. В дверь снова позвонили.