Технофобия - Тимофей Печёрин

За те несколько недель, что прошли после моего изгнания, все эти мои построения относительно мастеров и «Фростмэна» отчасти затерлись, отчасти стали казаться притягиванием за уши и низкопробными фантазиями. Еще бы месяц-другой, и я забыл бы про них вовсе, да визит Голема и Весельчака в мой новый дом не позволил этого сделать. Теперь же, высказывая свои соображения постороннему человеку, я ожидал от него самой резкой отповеди, хотя бы за их наивность и сомнительность. Но нет, Герберт слушал меня внимательно, не перебивая, а заметная складка на его лбу лучше всяких слов говорила о том, насколько ему интересен мой рассказ.

— Спасибо, — сказал он вполне искренне, — возможно, вам еще придется повторить вашу историю аналитическому отделу. Надеюсь, вас это не затруднит. Что же касается всего остального… Вопрос о предоставлении вам гражданства будет решен в течение трех стандартных суток, а пока эти апартаменты в вашем распоряжении. После трудоустройства каждый из вас получит отдельное жилье.

— Каждый из нас? — переспросил Гриша Весельчак, — и я — тоже?

Он, видимо успев морально подготовиться к тяготам вражьего плена, был страшно удивлен и не скрывал своего удивления.

— И вы — тоже, — подтвердил Герберт, — а что еще с вами делать?

Глава третья

Попавшее в поле зрения (не меня, а скорее, моего корабля), небесное тело оказалось мелким астероидом. Мелким, разумеется, по классификации профессиональных астрономов, никогда не видевших эту летающую гору живьем.

Радиус — четверть километра. Точнее — двести восемьдесят девять с половиной метров, как измерил его бортовой компьютер. Плюс-минус сотня метров поправки на неправильность формы. Рядом с этой глыбой мой истребитель смотрится как комар, вьющийся возле человека. Вот только вряд ли какой-нибудь человек имел несчастье встретиться с комаром, укус которого смертелен.

Между мной и астероидом расстояние побольше чем между Луной и Землей, но я смог рассмотреть эту глыбу, так, словно приблизился к ней вплотную. Оптике, которой оснащен мой корабль, в начале двадцать первого века завидовали бы все обсерватории мира. Галилея бы вообще жаба задавила. Ну, а пока я не без интереса разглядывал этот выкидыш вселенной, бортовой компьютер рассчитывал рейтинг его потенциальной опасности. Вероятность того, что эта, по космическим меркам, щепка, несомая множеством гравитационных течений, рано или поздно наткнется в пути на какой-нибудь орбитаун или населенную людьми планету.

Расчеты заняли минуты три и вот результат. Одиннадцать с четвертью процентов. Примерно один из девяти шансов, что астероид окажется от какой-либо используемой человечеством планеты в обоюдно опасной близости, и, притянутый несоизмеримо большим гравитационным полем, рухнет на ее поверхность, перед смертью устроив такое «шоу», что ядерный взрыв Хиросимы покажется новогодним фейерверком. Землетрясения (не важно, что не на Земле), лесные пожары, цунами — вот лишь неполный перечень номеров из программы этого каменного космического гастролера. И не только его.

Если же астероид упадет не в абстрактной (чаще всего — ненаселенной) точке обитаемой планеты, а, подчиняясь, помимо закона гравитации, еще и закону Мерфи, почтит своим визитом конкретный населенный пункт… Или какой-нибудь орбитаун встанет, вернее, повиснет на его пути… Тогда не нужно быть астрономом, чтобы с уверенностью сказать — ущерб будет несоизмеримо выше. Большинству хомо сапиенсов остается только радоваться, что вероятность такого сценария меньше — примерно на порядок.

Но я — не большинство. Меня приняли в ряды Управления Безопасности Системы Солара (УБСС) и посадили за штурвал истребителя не для того, чтобы я просто радовался низкой вероятности катастрофы. Или полагал, что один из девяти шансов, это-де «очень мало». Соответствующая инструкция на этот вопрос отвечает четко и однозначно: небесное тело, рейтинг потенциальной опасности которого достигает десять и более процентов, подлежит уничтожению. Истребитель экипирован для этой задачи всем необходимым.

Разумеется, ни о какой закладке на поверхности астероида ядерного заряда не могло быть и речи. Как и о других голливудских трюках. Попробовал бы Брюс Уиллис хотя бы посадить свое судно на этот движущийся камень. С тем же успехом можно попытаться причалить на плоту, но не к берегу, а к борту крейсера, не прекращающего свой ход… К счастью, мне никуда садиться не надо.

В арсенале моего истребителя — несколько ракет, оч-ч-чень большой, по земным меркам, дальности, но не дальность полета является главным их достоинством. Начинкой каждой ракеты служит специальный реагент, не химический, а ядерный, кстати говоря. Субстанция непонятной для меня природы, которая, оказавшись в определенных физических условиях слишком близко от любого другого вещества, вызывает цепную реакцию, конечным результатом которой является распад последнего на элементарные частицы. Смотрится это со стороны довольно эффектно, по крайней мере, для человека, впервые ставшего свидетелем или виновником гибели небесного тела.

Этот вылет, о котором идет речь, был для меня десятым, юбилейным по счету, и, потому, я не испытывал особых эмоций, когда нацелился на потенциально опасный астероид и отправил ему навстречу маленький смертельный подарок.

Жахнуло так, что силовые поля еле выдержали… А, нет, не совсем выдержали, ибо меня слегка тряхнуло вместе с истребителем. Ничего, у меня хватило ума отправиться на задание с пустым желудком. Так советовали нам, новичкам опытные пилоты, а игнорировать советы более опытных коллег весьма рискованно в любой профессии. Жаль, что держаться от своей мишени на безопасном расстоянии, похоже, никогда не хватало ума ни мне, ни этим вышеназванным опытным пилотам. Конечно, цифры безопасного и текущего расстояния от цели услужливо указывает бортовой компьютер, но выполнять эту норму хорошо в почти пустом пространстве, в котором нет ничего кроме тебя и потенциально опасного астероида. Уж точно не в Поясе Оорта, где таких вот потенциально опасных камушков — пруд пруди. Легендарные московские пробки отдыхают. Правда, принципиальное игнорирование безопасного расстояния тоже может выйти боком. Хорошо, этот конкретный астероид мал, по крайней мере по астрономическим меркам. Взорви я на таком же расстоянии хотя бы километровый камушек, меня бы пришлось отскребать от кабины истребителя. А энергия распада астероида радиусом в десять километров смахнула бы мой корабль как муху.

— Вовка! — раздался под ухом знакомый голос, передаваемый по каналу мгновенной связи через сотни тысяч, если не миллионы километров, — это ты там так зажег?