Твердая рука - Густав Эмар

И охотники, на которых с опаской поглядывал тигреро, были простыми и грубоватыми, но порядочными людьми; у них даже в мыслях не было намерения оскорбить донью Марианну. Напротив, польщенные тем, что такая прелестная девушка доверилась им, они готовы были сами защитить ее от любого обидчика. Вот почему опасения тигреро вызвали насмешливую улыбку Свистуна.

Донья Марианна намеревалась было бодрствовать те немногие часы, которые оставались до рассвета. Но в лагере царило полное спокойствие, и девушка, одолеваемая усталостью, уснула глубоким сном. Как только забрезжил рассвет, Донья Марианна вскочила, привела в порядок свое измятое платье и вышла из своего шалаша.

Лагерь был еще погружен в ночную тишину. Кроме часовых, зорко всматривавшихся вдаль, все охотники спали, растянувшись там и сям на земле.

Заря чуть занималась, алыми облачками загораясь на небе; утренний холодный ветерок шевелил ветки лесных гигантов; бесчисленные цветы поднимались и, выпрямляя свои стебли, тянулись открывавшимися венчиками навстречу первым солнечным лучам; степные ручейки, журча, пробивали себе путь сквозь густые заросли; прыгая с белого камня на серый и с серого на белый, они несли свои серебряные воды в дань Рио Браво-дель-Норте, капризные излучины которой издалека выдавали себя седыми клубами тумана, стелившимися над рекой. То здесь, то там начинала звучать робкая прелюдия птичьего концерта, хотя большинство певцов еще прятались в листве. Ликующая земля, безоблачное небо, прозрачный воздух -- все предвещало прекрасный и ясный день.

Донья Марианна, выспавшаяся и посвежевшая, с наслаждением вдыхала чудесные испарения утренних полей, терпкий аромат, присущий одним только американским прериям. Перед ней расстилались далекие поля. Это глубокое спокойствие пробуждавшейся природы, эта мощная симфония прерий наполняли сердце девушки тихой отрадой. Она невольно отдалась мечтам и мыслям, всегда возникающим в чистых сердцах перед величавым зрелищем природы.

Солнце уже совсем взошло, ослепительные лучи дневного светила неутомимо преследовали последние уходящие тени, когда донья Марианна внезапно радостно вскрикнула: вдали показалась кавалькада всадников, направлявшаяся, по всей видимости, в лагерь. Тигреро, разбуженный ее криком, мгновенно вскочил и, с ружьем наизготовку, вопросительно уставился на нее.

-- Доброе утро, токайо! -- приветливо произнесла донья Марианна.

-- Да хранит вас Бог, нинья! -- отвечал он, все еще вожно оглядываясь.-- Как спали?

-- Превосходно, Мариано!

-- Рад слышать. Но почему вы так вскрикнули?

-- Я? Поверите ли, друг мой, сама не знаю почему. Ах да! Видите там кавалькаду, которая во весь опор мчится сюда?

-- Карай! Как они скачут! Они будут здесь через какиенибудь полчаса!

-- Как думаете, токайо, Твердая Рука с ними?

-- Полагаю, что да.

-- А я в этом уверен,-- произнес Свистун, приветливо раскланиваясь с доньей Марианной.

-- Откуда такая уверенность, сеньор? -- взволнованно спросила донья Марианна.

-- Да потому, что я узнал его. Ну как, сеньорита, умеет Свистун держать свое слово?

-- Не знаю как и благодарить вас, сеньор!

-- Ба! Я только простой исполнитель воли моего друга, сеньорита. К нему и адресуйтесь со своими благодарностями! Лагерь между тем начинал пробуждаться.

Охотники, позевывая и потягиваясь, принимались за работу. Одни водили коней на водопой, другие кололи дрова и подбрасывали их в почти потухший уже костер, а трое, те, что были постарше, исполняя обязанности поваров, занялись приготовлением завтрака для всего отряда.

Изменился и облик лагеря. Он жил теперь той кипучей и деятельной жизнью, когда каждый выполняет свое задание с лихорадочной поспешностью человека, знающего цену времени.

Донья Марианна, пораженная сначала всем этим гамом, смехом и толчеей, быстро освоилась с непривычной для нее обстановкой и с интересом следила за работой охотников. Вдруг отчетливо прозвучавший окрик часового "кто идет?" заставил ее оглянуться.

-- Друг! -- последовал ответ, и она узнала голос Твердой Руки.

И вот уже кавалькада во главе с охотником галопом въехала в лагерь.

Соскочив с коня, Твердая Рука обменялся несколькими словами со Свистуном и тотчас же направился к донье Марианне, с удивлением глядевшей на его спутников. Твердая Рука был не один: с ним прибыли Огненный Глаз, донья Эсперанса и несколько индейских слуг.

Приблизившись к донье Марианне, Твердая Рука низко поклонился и, повернувшись к двум сопровождавшим его особам, сказал:

-- Разрешите, сеньорита, представить вам мою мать, донью Эсперансу, и моего отца. Оба они успели уже полюбить вас и пожелали поэтому приехать сюда вместе со мной. Молодая девушка вся зарделась от радости, которая уступила место смущению, когда донья Эсперанса и сашем обняли и расцеловали ее. Она положительно не понимала, почему ее так сердечно обласкали люди, внешность которых говорила об их высоком положении, и не знала, как отвечать на их ласки и знаки дружеского расположения.

Тем временем охотники с необычайным проворством успели раскинуть палатку из полосатого тика, в одном из отделений которой поспешили уединиться донья Марианна с доньей Эсперансой. Обе женщины, мгновенно проникшись взаимной симпатией, предоставили мужчинам заниматься своими делами, а сами завели дружескую и оживленную беседу. Донья Марианна, очарованная своей собеседницей, к которой она почувствовала безотчетное и неудержимое влечение, решила без утайки открыться ей во всем. Каково же было удивление молодой девушки, когда она убедилась, что донья Эсперанса, только что познакомившаяся с ней, была осведомлена о тяжелом положении дел маркиза де Могюер. Донье Марианне не пришлось даже много распространяться насчет причин, побудивших ее приехать в этот лагерь. Донья Эсперанса, разбиравшаяся лучше ее в этих делах, пришла ей на помощь и, смеясь, рассказывала все за донью Марианну.

-- Я могла бы добавить к этому многие еще более удивительные вещи,--закончила, улыбаясь, донья Эсперанса,--но я не хочу утомлять вас больше. Знайте только, что мы принимаем живое участие в судьбе вашей семьи, и у нас есть возможность помочь вам избавиться от грозящей беды.

-- О, как вы добры, сеньора! -- с жаром воскликнула донья Марианна.-- И чем только могла я заслужить такое внимание к себе!

Дружественная и откровенная беседа двух женщин была прервана появлением Твердой Руки, который пришел известить их, что завтрак готов и Огненный Глаз приглашает их к столу. Донья Марианна, хорошо знакомая с жизнью на индейской границе, где неприхотливые трапезы происходят прямо на траве, едва удержалась от смеха при этих словах Твердой Руки. Каково же было ее удивление, когда, войдя в другоеотделение палатки, она увидела стол, уставленный массивным серебром и дорогим хрусталем. Такому столу позавидовали бы ц в мексиканской столице. Здесь не было, правда, изысканной еды; кушанья состояли из разных сортов мяса и фруктов. Но все в этой палатке дышало величием; а ведь в нескольких шагах, за ее полотняными стенами, текла как ни в чем не бывало жизнь прерий во всей своей первобытной простоте. Донья Марианна, конечно, и виду не подала, как была она одновременно и удивлена, и польщена этим торжественным завтраком, устроенным в честь ее. Она весело болтала и с аппетитом ела, не переставая восхищаться радушием хозяев.

-- Прежде чем перейти к серьезному разговору,-- обратился к ней Твердая Рука, когда были поданы сласти,-- разрешите, сеньорита, попросить донью Эсперансу рассказать нам одну из тех прелестных индейских легенд, которыми она обычно оживляет наши трапезы.

Донья Марианна была несколько озадачена этим неожиданным и, как ей сперва показалось, странным предложением; но, подумав, что за этими словами охотника, может быть, кроется какой-то тайный смысл и что под видом легенды ей преподнесут полезные советы, она поспешила ответить с самой милой улыбкой:

-- Конечно, я с великой радостью выслушаю рассказ сеньоры. Моей кормилицей была индианка, в детстве она рассказывала мне на ночь множество индейских легенд. Они глубоко врезались в мою память, и я до сих пор с удовольствием вспоминаю о них.

Глава XXXI ЛЕГЕНДА

Донья Эсперанса собралась с мыслями и, переглянувшись с Огненным Глазом, обратилась к донье Марианне.

-- Прежде чем приступить к моему рассказу, дитя мое,-- начала она своим приятным и мелодичным голосом,-- я Должна сообщить вам, что я дочь народа ацтеков и происхожу по прямой линии от прежних правителей этого народа. Рассказ, который вы сейчас услышите, отличается исторической достоверностью и был донесен до нас через века йо всей первобытной неприкосновенности. Я уверена, что эта легенда заинтересует вас,-- многозначительно добавила донья Эсперанса и, повернувшись к одному из слуг, неподвижно стоявших за стульями обедающих, коротко приказала: -- Кипу!' Слуга вышел и, скоро вернувшись, подал своей госпоже сумку из надушенной кожи тапира2, а та, открыв ее, вынула несколько длинных шнурков, сплетенных из разноцветных прядей и сплошь усеянных узелками; в узелки были вплетены то мелкие ракушки, то крупинки золота. Эти шнурки, так называемые кипу, заменяли древним индейцам письменность; с помощью кипу они вели свою летопись. Умение читать кипу требует особой науки; даже среди индейцев мало кто владеет этим искусством, не говоря уже о белых, от которых индейцы ревниво оберегают секрет этой письменности. Именно этим обстоятельством и объясняются почти непреодолимые трудности в изучении истории индейцев.