Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений - Эдмунд Фелпс

Здесь в нашу историю вступает Людвиг фон Мизес, венский экономист-теоретик крайне непростого нрава, который вместе со своим бывшим учеником Фридрихом Хайеком основал австрийскую экономическую школу. Поскольку Мизес мог вблизи наблюдать за революцией в России и социалистическими мерами в Германии, можно было бы сказать, что он был свидетелем построения социализма. Он активно участвовал в спорах 1920-1930-х годов90. По его мнению, попытка построения социализма была экспериментом без теории. «В сказочной стране их фантазий, — писал он,— жареные голуби будут сами залетать в рот товарищам, но они забывают показать, как удастся осуществить сие чудо». Далее он утверждает, что социалистическая экономика нежизнеспособна, то есть является не только недостаточно инновационной, но и в конечном счете попросту невозможной (unmöglich).

Возражения Мизеса против социализма были основаны на идее, что в хорошо знакомой ему современной экономике участники постоянно пытались отступить от нормальной практики, чтобы получить более высокую цену за продаваемые товары или, наоборот, более низкие цены на покупаемые ими товары; так проходили испытание новые методы и обнаруживались экономические выигрыши. И хотя социалисты, в том числе и Маркс, предполагали, что промышленные рабочие, крестьяне и ремесленники будут каким-то образом участвовать в экспериментах, необходимых для повышения эффективности, Мизес утверждал, что в социалистической экономике, в которой, на самом деле, никто ничем не владеет, даже собственным трудом, просто не будет стимулов и информации, необходимых для отклонений или для экспериментов, совершаемых индивидами, благодаря которым затраты на продукцию и стоимость труда в каждом конкретном случае его применения отражаются в ценах и заработной плате:

в социалистическом государстве <...> рациональное поведение все еще было бы возможно, однако в целом больше нельзя было бы говорить о рациональном [то есть эффективном] производстве. Не было бы средств, позволяющих определить, что является рациональным <...> поскольку <...> производством более нельзя было бы руководить, исходя из экономических соображений. Какое-то время память об опыте, полученном в конкурентной экономике <...> могла бы стать защитой от полного разложения искусства хозяйствования <...> [однако] <...> старые методы <...> со временем стали бы иррациональными, поскольку перестали бы отвечать новым условиям <...> пришлось бы обращаться не к «анархическому» хозяйству, а к бессмысленным директивам абсурдного аппарата. Колеса будут крутиться, но телега не поедет <...> Администрация [в социалистическом государстве] может точно знать, какие товары срочно нужны. Но, зная это, она располагает лишь одним из двух необходимых для экономического расчета элементов <...> Она вынуждена обходиться без другого, а именно оценки средств производства <...> Следовательно, в социалистическом содружестве каждое экономическое изменение становится инициативой, успех которой невозможно оценить ни заранее, ни постфактум.

Мизес приводит в качестве примера вопрос о том, следует ли строить новую железную дорогу. По его словам, рыночная экономика позволяет оценить, какой будет итоговая экономия на транспортных издержках. Он допускает, что у социалистического государства может быть вполне пристойная оценка. Однако, если стоимости рабочей силы, энергии, железа и всех прочих элементов, необходимых для строительства, не даны в виде общедоступной, то есть денежной, оценки, невозможно подсчитать, покроет ли экономия затраты на строительство железной дороги. (Как говорят экономисты, социалистическая экономика не предоставляет «администрации» информации по альтернативным издержкам (opportunity cost) каждого из факторов производства или по скрытой цене (shadow price), которая равна ценности его использования в каком-то альтернативном производстве; тогда как рыночная экономика предоставляет предпринимателям наблюдаемые цены, которые Мизес считает подходящей аппроксимацией для альтернативных издержек.)

Мизес мог бы привести и более простой пример. В социалистической экономике, в которой строго соблюдается равенство заработной платы, ни один работник не будет пытаться проверить то, будет ли награждено его большее, чем у остальных работников, усердие или прилежание. Такой работник не сможет получить большую заработную плату, поскольку все зарплаты равны. И он не станет пытаться удержаться на своем месте, поскольку работа ему все равно гарантирована. Следовательно, у работника никогда не будет стимула выполнять свой труд с большим усердием и старательностью, независимо от того, насколько этот труд ценен для общества. Такая система никогда не позволяет рынку «открыть» верный общий уровень затрачиваемых усилий и соответствующий ему верный общий уровень заработной платы, даже когда все друг на друга похожи и имеют одни и те же предпочтения, поскольку тут нет рыночного процесса проверки91. Вывод состоит в том, что частная собственность на плоды собственного труда допускает и стимулирует экспериментирование, без которого та или иная схема распределения заработной платы и цен в экономике может вообще не меняться.

Аналитические выкладки Мизеса, возможно, выглядели для большинства его читателей достаточно абстрактными. История, однако, могла бы предложить гораздо более красочные иллюстрации к его тезисам. Неспособность советской кадровой политики вознаграждать работников за усердие и продвигать тех из них, кто показал большие таланты, вероятно, привела к чувству бессмысленности и беспомощности, которое могло стать одной из причин массового алкоголизма, бывшего в последние годы советской жизни настоящим бедствием. Естественное стремление людей к активному труду, качественному выполнению работы и реализации своих способностей бессмысленно растрачивалось. Результатом стал ужасающий упадок трудовой этики, который серьезно сказался на эффективности. Известна история одного иностранца, который жил в Москве в 1980-х годах и решил собрать полевые данные, наблюдая за большим грузовиком с момента, когда тот выехал с кирпичного завода. Как отметил этот наблюдатель, пока грузовик петлял по улицам и трассам, с него упало почти столько же кирпичей, сколько было разгружено на стоянках. Если бы рабочие обладали индивидуальной способностью зарабатывать, а также свободой инвестировать, позволяющей увеличить эту способность, то они трудились бы гораздо усерднее, больше зарабатывали и больше уважали свой труд. В силу всех этих соображений Мизес считается основателем теории прав собственности.