Инверсия за тридевять парсеков - Светлана Липницкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Врешь! – звонко оборвал Кай. – Решать проблемы кулаками – ваш стиль, мы так не делаем!
– Меня умиляет твоя наивность, Одореску, – повернулся к нему Рим. – Ты правда думаешь, что заветы Мирры действуют по всему космосу?
– Тяга к насилию – это вопрос воспитания, а мы тысячелетиями исповедуем мир и пестуем этот уклад в наших детях! – непоколебимо отрезал Кай. – Никто, рожденный и воспитанный на Мирре, не стал бы, как ты выразился, «бить морду», у нас просто нет такой установки. Это все равно, что для вас лед в напитки добавлять – даже в голову не придет!
– Да ты сам однажды чуть на меня не бросился!
– Ничего подобного!
– А я думаю, Айримир рассказал правду, – тихо заметила Тори. – Стресс оказывает колоссальное влияние на личность. Даже самый добросердечный человек, если припереть его к стенке, может начать скалить зубы. Миррийцы, кстати, в особой группе риска.
– Почему это?
– Из-за отсутствия негативной практики ваша психика очень уязвима. Когда мозг не знает, что делать, приходит паника. А в панике человек может наворотить что угодно. Почему, думаете, существуют правила по действиям в чрезвычайных ситуациях? Чтобы мы точно знали, что делать, вот почему! Мирре надо ввести курсы подготовки своих граждан к реалиям жизни за ее пределами.
– Это вам следует у нас учиться! Если бы все с рождения знали только мир, не было бы ни вражды, ни стресса, ни…
– Оставь его, Тори, – закатил глаза Рим. – Миррийцы живут в другой вселенной и страшно обижаются, что реальность не такая, как они себе придумали.
– Мы предоставляем флиберийцам полное право наступать на грабли за нас, – ехидно протянул Кай. – И да не минует вас Девятый дух!
– Кто?..
Кай отмахнулся – видимо, просто к слову пришлось. Зато Финик мигом подхватил родную тему:
– Это крылатое выражение! Пошло из старой миррийской сказки про девять духов и Мирку-балду.
У Рима стало такое лицо, будто его сейчас разорвет изнутри, но он мужественно сдержал смех.
– И кто этот девятый, встречей с которым нас тут прокляли только что?
– Kapotsis!
– Раскаяние, – то ли перевел, то ли просто ответил Кай.
– Только и всего? А остальные восемь? Добро, гармония и все в таком духе?
– Нет, там, кажется, Боль была… – напряг извилины Финик. – Еще Страх, Отчаяние, Печаль… э-э-э… Разочарование… Кай, помогай, я забыл!
– Гнев, Искушение и Отвращение, – нехотя дополнил тот. – Зря ты так, Айримир. Раскаяние может быть очень тяжелой ношей. И посыл тут правильный: бояться надо не смерти, а собственных темных…
– Все-все-все! – поспешно оборвал Рим, закрывая ладонями уши. – Расслабься, мы уже поняли, что вы втираете детишкам. Не будешь есть кашу – придет злое Раскаяние и утащит в мармеладную страну. Ужас!
Кай скорчил ему рожу, за что был вознагражден демонстрацией незнакомого мне жеста, сдобренного огоньком. Одореску в ответ показал язык, и заклятые друзья, довольные друг другом, сменили тему. Такие перепалки были для Рима с Каем своеобразным спортом и, похоже, обоим доставляли удовольствие. Рим как-то признался, что мечтает довести этого миррийца до драки, но тот не спешил сдавать бастион.
Интересно, когда и почему сдался Фок?
Обратного полета гранумы не перенесли. Стоило шаттлу покинуть планету, как они с попкорновыми хлопками дружно рассыпались в труху. По прилету Рим отнес Дэнни то, что осталось от загадки планеты Инт – загадки, не пожелавшей нам открыться.
***
Во время ужина на следующий день, когда мы с Римом вновь показательно давились полезной пищей, я почувствовала подозрительное тепло у левого плеча и оглянулась.
– Приятного аппетита! – мило улыбнулась Тори. – Можно к вам подсеть? Одной скучно.
Я подавилась и не ответила, зато Рим, пожав плечами, гостеприимно подвинулся. Конфликтолог, возликовав, плюхнулась на лавку рядом с ним, поставила перед собой поднос и, наколов на вилку сразу пять кружочков кабачка, попыталась запихнуть их в рот все разом. Кабачки ожидаемо не влезли, но Тори оказалась упрямее и боролась с ними, пока не победила.
– М-мф, – блаженно прищурился хомяк, еще недавно бывший Тори. – Ффкуфна – нимафу!
Она вообще нормальная? Мы тут нервничаем, ждем страшного ревизора с неподкупной рожей, а прилетает… это! Высоты боится и жрет как не в себя. Вот как ее ненавидеть после такого?!
– Не болтай с набитым ртом, – очумело попросил Рим.
Тори повернула к нему щеки… то есть лицо. Тот поспешно отвернулся ко мне, но мое тоже выражало оригинальные эмоции, так что сдержать смех это ему не помогло. Проводив взглядом сползающего под стол парня, Тори сделала гигантский глоток и, наконец освободив рот, неуверенно улыбнулась.
– Простите, просто очень проголодалась! Сейчас поем и сразу спать. Кай с Туоми попросили помочь, раз уж я к ним зашла, и как-то так получилось, что мы провозились с утра до вечера.
– Это они могут, – ухмыльнулась я, припомнив собственное знакомство с бортинженерами. – Ты ведь не собираешься устроить им проблемы из-за этого?
Тори оскорбленно моргнула, запивая кабачки водой.
– Нелестного же ты обо мне мнения!
– Зато честного, – парировала я. – Не люблю притворяться чьим-то другом.
– Да, я тоже, – согласилась Тори и неожиданно тепло мне улыбнулась. – Надеюсь, на мой счет ты передумаешь.
– Не исключено.
На этот раз Тори ела аккуратнее, так что ее уже можно было разобрать без сурдоперевода.
– А вы почему не едите?
– Наелись.
Тори покосилась в наши полные тарелки (у Рима слегка обугленную) и предпочла сменить тему.
– Вы двое встретились во время высадки на Землю? Как это было?
– В меня врезалось нечто визжащее и лохматое, – охотно поделился выползший из-под стола Рим. – А потом оно представилось Сашей, и мы подружились.
– Забыл упомянуть, что между этими двумя событиями ты чуть не сжег мне лицо.
– Бьюсь о заклад, – снова развеселился Рим, – ты тогда подумала, что я чертовски горяч!
– Можешь не сомневаться, – закивала я. – Но все это было уже здесь, на «Фибрре». На Земле он про меня еще не знал.
Следующие десять минут мы рассказывали историю моего появления на корабле. Рим бессовестно врал, приписывая мне мотивы и действия, которых в жизни не существовало. Вспоминать такое легкое и забавное прошлое было очень приятно. Тогда самым страшным моим кошмаром был доктор с белой чешуей, оказавшийся добрее
